Кофе и полынь

– Откуда… – моргнул было Его Величество, а потом взгляд у него странно затуманился, и выражение лица смягчилось. – Очень благоразумная идея.

– Там, сбоку, дверка, за дверкой – галерея, а за нею сад, и в саду беседка, – добавил незнакомец… или всё-таки старый приятель? – В зале-то женить несподручно, а вот там – красота и благодать!

Дальше всё происходило даже быстрее, чем я успевала осознать.

Незнакомый священник потянул нас в сад, а за нами последовала большая часть гостей. Церемония награждения героев, боюсь, была бесповоротно нарушена, но разве кто-то об этом думал! Снаружи светило яркое солнце; зеленела молодая трава, и ветви были в тонких, нежных, бархатистых листочках. Кое-где цвели яблони и по ветру летели розовые лепестки, благоуханные, прохладные, шелковистые. По пути мне сунули в руки несколько подсолнухов, видимо, вместо букета невесты, а потом все мы, включая Его Величество с супругой, очутились у беседки.

Лайзо взял меня за руку; взгляд у него был лукавый.

Священник подманил нас поближе, а затем водрузил на постамент неизвестно откуда взявшееся писание и кашлянул, привлекая внимание.

– Ну, здесь, конечно, многое написано, но суть обряда не в словах, – произнёс он неожиданно серьёзно. И глянул исподлобья; глаза у него были чуть раскосые и зелёные, в цвет священнической ленты. – Я к вам давно присматриваюсь и всё, что надо, увидел. Однако мне полагается кое-что спросить и услышать ясный ответ: желаете ли вы добровольно и искренне сочетаться узами брака?

– Да, – сказал Лайзо.

– Да, – кивнула я.

– А то ж со стороны не видно, – улыбнулся священник. – Будете ли вы верны друг другу в здравии и в болезни, в горестях и в радостях?

– Да, – произнесла я.

– Да, – ответил Лайзо.

– Если Небеса пошлют вам детей, воспитаете вы их в любви и благочестии? – спросил священник снова. И тихонько добавил: – Ну, насколько это возможно, учитывая упрямство невесты и твердолобость жениха, кои, без сомнений, детям передадутся в полной мере.

И снова мы ответили «да».

Признаться, я не совсем верила, что всё происходит наяву. Что он здесь; что он правда смотрит на меня сейчас и держит за руки…

– …я, Лайзо Маноле, беру в жёны Виржинию-Энн Эверсан и Валтер, клянусь любить её вечно, в здравии и болезни, и провести с ней всю жизнь…

– …я, Виржиния-Энн Эверсан и Валтер, беру в мужья Лайзо Маноле, клянусь любить его вечно, в болезни и в здравии, и провести с ним всю жизнь…

– Ну, что соединили Небеса, того человеку не разорвать, – заключил священник. И шепнул, подмигнув Лайзо: – Надеюсь, что кольцо у тебя есть.

Кольцо у него, конечно, было – тонкий изящный ободок, который он надел мне на палец; я же, поколебавшись, сняла бабушкино кольцо с розой – мне оно всегда было немного великовато, а на Лайзо село как влитое, хотя и смотрелось немного странно.

Впрочем, у него были очень изящные руки.

– Объявляю вас мужем и женой! – сказал священник торжественно. – Можете скрепить брак поцелуем. Я же пойду, пожалуй, пока мои детки не натворили чего… Приют-то не казённый, жаль, если по брёвнышку разнесут… Да и нехорошо отлучаться мне оттуда надолго…

Он, кажется, говорил что-то ещё, но я не услышала, потому что Лайзо меня и правда поцеловал.

Нам хлопали; я бросила куда-то свадебные подсолнухи; нас поздравил сам король, и Виолетта Альбийская, растроганная до слёз, и ещё много-много людей, даже отдалённо незнакомых. Подошёл к нам и маркиз. Меня погладил по голове, как дитя, а Лайзо ободряюще хлопнул по плечу.

Цвели яблони; было тепло; воздух благоухал весной.

А потом в самой глубине сада я увидела маму. Она стояла рука об руку с отцом и смотрела на меня, а когда почувствовала взгляд – махнула издалека. Я ответила тем же – и отвернулась.

Пока нам ещё, к счастью, не по пути.

Я знала, что у нас всё будет хорошо. Что мы с Лайзо проживём – вместе – долгую жизнь. Что через месяц будет свадьба у Эллиса и Мэдди, и он будет сердиться, что мы его опередили; что к осени Паола сделает предложение маркизу Рокпорту – да-да, именно так! – и он ответит согласием. Что Лиам станет всё-таки сыщиком, хотя и не таким, как себе воображал, а дядя Клэр отправится в кругосветное путешествие.

Что зима будет сменяться весной – всегда.

И что кофе я уже, пожалуй, не разлюблю.

…всё это похоже на сон.

И одновременно – вполне реально.

Комната чем-то похожа на мою. Тут под ногами – мягкий ворс альравского ковра, по которому так приятно ходить босиком; у окна – кресло-качалка; стены утопают в дыму, как и пейзаж за окном, но, если присмотреться, можно различить снаружи диковинные башни из зеркал и стекла.

В моё время такого, конечно, не было.

А на полу – посреди комнаты – сидит девчонка и ревёт в голос, разбросав вокруг изрисованные листы.

Ей, пожалуй, с виду лет пятнадцать. Она миловидная; у неё мой овал лица, короткие волосы цвета кофе – и ярко-зелёные колдовские глаза. Вместо платья – узкие штаны из грубой ткани и чёрная сорочка с коротким рукавом, расписанная молниями и черепами.

…Милдред Виктория-Энн, будущая графиня Эверсан и Валтер.

Сильная девочка, о, я это вижу, пусть ей и кажется сейчас, что земля уходит из-под ног.

Делаю шаг вперёд – маленький, чтобы остаться там, где я есть, но одновременно очутиться и там, где она. Мои юбки шуршат; в руках чашка из белого фарфора, чёрный кофе, нежное облако сливок. Я сажусь в кресло так, чтобы на фоне окна предстать призраком, тенью, силуэтом.

Кресло скрипит; девчонка оборачивается – настороженно и в то же время с затаённой надеждой.

Улыбаюсь.

– Милая Милли, – говорю я ей. – Не стоит бояться перемен.

END