Когда боги рыдают

Хреново, Пискарик. С глаз повязку не снимают, и сколько я ещё в ней пролежу - фиг его знает. Никто толком не говорит.

Всё будет нормалёк, только на твоё лечение бабки нужны. Без бабок тебе не подняться.

А бабки большие?

Охрененные. Но мы с братанами посовещались и решили, что надо тебя поднимать. Хороший ты пацан, а главное - привыкли мы к тебе. Ты ведь свой в доску.

Спасибо, Пискарь.

Только ты, Денис, вспомни, что в то утро было, когда вы с Папаней и Сёмой в Москву поехали. Ты уж напрягись.

А чего напрягаться. Поехали, и вдруг - бац, и я здесь.

Нет, Денис, ты же говорил, что вы заезжали на фазенду под Щербинкой.

Разве? Не помню я, чтоб мы заезжали на фазенду.

Ты нам сам сказал, что заезжали и что Папаня лазил к флюгеру.

Это Володька лазил. Ты что-то путаешь, Пискарик.

Взбешённый Габай оттолкнул Пискаря от аквариума.

Дай сюда микрофон!

Доктор говорил, что его нельзя волновать...
– зашипел Пискарь.

В пи...ду его со своим доктором!
– Главарь выхватил у него микрофон.
– Михаль, ты хочешь, чтоб тебя нормально пролечили и ты быстро встал ноги?

Кто это? Опять ты, Ильяс? Конечно хочу.

Тогда давай быстро вспоминай, куда Папаня мог камни заныкать. В машину он садился с сумкой?

Да.

Точно?

Точно.

Большая сумка была?

Нет, небольшая.

Вы когда ехали в Москву, останавливались где-нибудь?

Раз пять останавливались.

Пять раз?
– Габай переглянулся с напарниками.
– Где? Где вы останавливались?

Да где придётся. Нам, понимаешь, ссать хотелось. То одному, то другому. И мы останавливались, чтоб поссать. Мы выпили тогда много.

Спроси, во время остановок Папаня вылезал из машины с сумкой или без, - зашептал Пискарь.

Во время остановок Папаня с сумкой вылезал?
– сказал в микрофон Габай.

Темно было, я не видел.

Габай в напряжённом раздумье наморщил лоб.

Кой хрен темно?
– рявкнул вдруг он.
– Что ты гонишь? Вы днём ехали!

А разве не ночью?

Днём, тебе говорят! Совсем спятил?

Спокойнее, спокойнее с ним, - встревожился Пискарь.
– А то снова отрубится.

Михаль, так куда Папаня мог деть сумку?
– отдышавшись, продолжал допрос Габай.
– После аварии в машине её не нашли. Значит, Папаня заныкал её где-то по дороге. Где? Вспомни.

Михалёв не отозвался.

Ну, Денис, - торопил Габай.

Дай подумать.

Вспоминай, вспоминай...
– цедил главарь.

Тех двух кавказцев Качок замочил выстрелами в голову, - выдал вдруг динамик.

Тише ты!
– Габай, а вместе с ним и остальные, невольно оглянулись на дверь кабинета.
– Помалкивай о таких вещах.

Совсем недавно бандиты убили двух строптивых торговцев, отказавшихся платить им дань. Заманили в укромное место, избили, полубесчувственных сунули в багажник, вывезли в ближнее Подмосковье и расстреляли. Трупы сбросили в колодец, где они, наверное, лежат до сих пор.

Денис, это старые дела, ты лучше выкинь их из головы.

Один кавказец был здоровый, его еле дотащили до колодца, - как будто не слыша его, размеренно журчал динамик.
– Качок вогнал пулю ему в голову, а он ещё жил.

Ты что-то не то вспоминаешь!

Папаня предложил сбросить трупы в колодец, - говорил Михалёв.

– Он сказал, что здесь их сто лет никто не найдёт.

И он снова умолк.

Пискарь поднял указательный палец.

Колодец!
– прошептал он, сделав круглые глаза.

Братки недоумённо посмотрели на него.

Это было у станции "Бутово", как раз по дороге из Климовска в Москву, - пояснил свою мысль Пискарь.
– Папаня вполне мог остановиться там. Спроси у него, останавливались они в тот день в Бутово?

Денис, - сказал в микрофон Габай, - вы останавливались в тот день в Бутово?

Да.

Где конкретно?

Папаня сам открыл крышку колодца, - ответил Михалёв после молчания.
– А потом закрыл. Крышка была тяжёлая. Она ему чуть ногу не отдавила.

Камни в колодце!
– взволнованно зашептал Пискарь.
– Папаня по дороге в Москву остановился в Бутово и положил сумку в колодец, тот самый, куда мы хачей сбросили!

На лице Габая отразилась задумчивость.

Денис, - сказал он в микрофон, - значит, Папаня спрятал сумку в колодец?

Я не стал смотреть. Мне противно стало и я отошёл. Ведь там лежат трупы. Ильяс, ты же знаешь, я не могу смотреть на трупы, а там их целых двое.

Ты, придурок, всегда был чистюлей, - буркнул Качок и выругался.

Гугнивый с безучастным видом жевал жвачку.

Стало быть, он сунул камни в тот колодец, где кавказцы лежат?
– спросил он.

Наверняка туда!
– ответил Пискарь.

И ты веришь в эту туфту?

Почему туфту? Папаня остановился у станции "Бутово", нашёл этот колодец, бросил туда сумку с камнями, вернулся в машину и они поехали дальше. Такое могло быть? Могло. А на въезде в Москву все трое хренакнулись...

Я тот вечер помню как сейчас, - звучало в динамике.
– Качок выстрелил толстому кавказцу в затылок, а тот всё ворочается, глаза пучит. Тогда Качок ещё раз шмальнул...

Денис, всё, хорош, завязывай, - тихо, но настойчиво сказал главарь.
– Не вздумай трепать об этом при докторе, а то ты никогда не вылечишься, понял? Останешься слепым на всю жизнь.

Тех кавказцев мы могли бы и не убивать.

Глохни!

Как будто не они, а я упал мёртвый в колодец и лежу там в черноте, - бесстрастно рокотало в динамике.
– Здесь пусто и никого нет, а твой голос звенит как будто в самой моей голове.

Завязывай про кавказцев, я сказал!
– разъярился Габай.

Вот гнида, - скрипнул зубами Качок, с ненавистью глядя на мозг.

Надо осмотреть колодец, - сказал Пискарь.
– Это ерунда, минутное дело. Тем более ничего другого нам всё равно не остаётся.

Правильно, прямо щас и сгоняем, - решил Габай.

Гугнивый подёргал дверь кабинета. На этот раз она была заперта.

Всё! Мы уходим!
– крикнул он.

Щёлкнул замок, дверь приоткрылась и из неё высунулся Леонид Аркадьевич. Из-за его спины выглядывала ассистентка.

Что, голубки, воркуете?
– ухмыльнулся бандит.
– Ладно, я не ревную. Только я, милашка, от своего отступаться не люблю, - он подмигнул Ольге.
– Встретимся сегодня вечером. Я знаю один уютный ресторанчик...