Когда цветут реки

— Этот мальчик кажется мне неглупым, — сказал купец. — Он ведет себя тихо и расторопно..

Фу поблагодарил (ему полагалось благодарить за любой хороший отзыв о своих товарах и слугах) и приказал Ю уйти в заднюю каморку.

Дальнейший разговор между двумя торговцами происходил шепотом.

В сентябре Фу пропадал по целым дням. Однажды, уходя, он забыл запереть лавку. Особой надобности в этом, впрочем, и не было, Ю боялся выходить на улицу. Города он не знал, с заморскими дьяволами не любил встречаться, а знакомых у него не водилось. Он сидел полусонный на пороге, когда в лавку вдруг ввалился самый настоящий заморский дьявол. Это был католический патер в широкополой шляпе и черной шелковой сутане с широким поясом. Звали его отец Салливен, а жил он недалеко от города в большом здании с садом, которое называли "Сиккавейской общиной".

Этот заморский черт повадился ходить в лавку Фу уже очень давно. Он покупал шелковые ткани большими кусками, приводил к купцу европейцев покупателей, а иногда и сам сбывал Фу заграничные веши и, между прочим, оружие. Все это хранилось в величайшем секрете, насколько могут быть секреты в торговом квартале.

Часто Фу говорил, ухмыляясь, что заморский дьявол наживает большие деньги, несмотря на то что он монах. У него прекрасные знакомства в ямыне наместника.

Отец Салливен был человек плечистый и веселый и торговаться мог целый день.

Увидев его, Ю отшатнулся. Ему запрещено было разговаривать с этим чертом.

Где хозяин? — коротко спросил отец Салливен.

Ушел, — заикаясь, отвечал Ю.

Ушел? Куда?.. Не знаешь? Странно! Чтоб в китайском квартале не знали, куда ушел купец,!

Ю молчал.

Патер пристально посмотрел на Ю,

Мне кажется, однако, что ты хороший мальчик. Я хочу подождать твоего хозяина.

Он… не велел… — начал Ю.

А я все-таки подожду, — добродушно сказал патер, ударившись головой о потолок лавчонки. — Ах, какие здесь низкие потолки! Можно подумать, что твой хозяин жалкий бедняк. А он мог бы выстроить себе дворец… Эй, мальчик, а он действительно ушел?

Ю поклялся, что Фу ушел с утра.

Отец Салливен залюбовался кинжалом, который был оставлен купцом на прилавке. Это было оружие тонкой японской работы, с ручкой из змеиной кожи.

Сколько стоит?

Он не продастся, — сообщил Ю, — его забыл господин Фу.

— Забыл? С какой целью он его забыл?

Отец Салливен повертел в руках кинжал:

Интересный кинжал! Послушай, сын мой, слышал ты об обществе "Малые Мечи"?

Да… то есть нет…

Да или нет?

Бедному 10 пришло в голову, что если не говорить о "Малых Мечах", то гость скорей уйдет.

— Нет, не слышал.

А об "Обществе Неба и Земли"?

Тоже не слышал.

Какая жалость! Я не могу верить твоему честному слову. А это тебе нравится?

Это был серебряный доллар. Он понравился Ю.

Оставь его себе на память… И теперь ты тоже ничего не слышал об "Обществе Неба и Земли"?

Нет, — решительно ответил Ю.

Врешь, — улыбаясь, сказал патер, — Я вижу это по твоему пронырливому лицу. Неужели ты никогда не слышал о тайных обществах?

Ю видел, что ему не отвертеться, и рассказал отцу Салливену то, что слышал и видел в Долине Долгих Удовольствий.

— Ты маленький хитрец! — сказал патер, сокрушенно покачав головой. — А что ты слышал от господина Фу?

Ю сказал, что больше ничего не слышал. Патер недовольно передернул плечами:

А слышал ты об Иисусе Христе?

Нет.

Бедняга! Ты мне очень понравился. Вот что, сын мой: если ты хочешь каждый день получать серебряный кружок вроде этого да вдобавок кучу самой вкусной еды, то приходи в Сиккавейскую общину. Господин Фу бьет тебя?

Ю не отрицал.

— Ну, когда ты не захочешь, чтобы тебя били, беги в Сиккавейскую общину и спроси отца Саллнвена. Там получишь еще один доллар. Запомнил?

Отец Салливен двинулся было на улицу, но тотчас же вернулся:

А насчет Иисуса Христа не забудь. Это великий господин! Слышишь? Повтори!

Господин Иисус Христос, — с трудом выговорил Ю.

Хорошо. А кинжал я возьму с собой. Скажи Фу, что я зайду к нему на обратном пути.

Ю умолял, плакал, но бесполезно. Заморский дьявол решительно зашагал и исчез за поворотом.

Через час вернулся озабоченный Фу и сразу же хватился кинжала. Ю рассказал о посещении католического патера.

Отец Салливен? Он внимательно рассматривал кинжал? Ты видел?

Да, он даже шевелил губами…

Шевелил губами! Ну конечно, ведь он прекрасно читает по-китайски! Эго самый отчаянный из всех заморских чертей. Он прочел!

Осмелюсь спросить, господин, — сказал Ю, — что можно прочитать на рукоятке кинжала?

Фу не ответил. Он запер дверь и достал из угла тонкий прут.

— Становись!

Ю медлил.

— Становись! Ты сам не знаешь, что ты наделал! За это убить мало!

У Ю округлились в ужасе глаза. Купец размахнулся, и первый удар обжег спину мальчика. За ним последовал второй, третий, четвертый… Прут злобно свистел.

— Нет, это не годится, — решил купец. — Я тебя накажу по-другому.

Он прошел в заднюю комнату. Там хранилось много острых металлических вешей.

Ю упал на колени. Ему почудилось, что Фу чем-то грохочет в соседней комнате. Он не смел поднять голову. Фу прошел через лавку. Минута, другая — никто его не бил. Ю оглянулся.

Дверь лавки была открыта настежь. Оттуда доносился приглушенный шепот. Мелькнул красный фонарь. Фу вернулся, держа в руках мешок.

Вставай!

Ю встал.

Полезай в мешок!

Эта месть была ужасна. Ю понял, что его хотят утопить. Он пробовал кинуться к двери. Его кто-то схватил, заткнул рот и силой засунул в мешок. Над его головой завязали узел. Затем его встряхнули и понесли. Мальчик путешествовал на чьей-то спине по вечерним улицам Шанхая.

Несли его долго. Кругом слышался приглушенный гул, голоса, шепот, удары в барабан на караулах, шарканье множества ног. В городе было неспокойно.

Мальчик несколько пришел в себя и стал раздумывать, что ему делать. Река Хуанпу как будто осталась далеко позади, а мешок все не летел в воду. Может быть, его хотят утопить в пруду за городом?

В этот момент Ю почувствовал, что его внесли в закрытое помещение. Это чувствовалось по воздуху. Под их ногами скрипели ступеньки и дощатый пол. Шли по каким-то переходам, спускались, поднимались и наконец мешок бросили на землю.

Никто его не развязывал. Издали доносились гнусавые, протяжные звуки. Кто-то нараспев читал стихи. Прошло минут пять — десять. Слышался легкий шорох. В этом помещении было порядочно народу, но все сидели молча.

"Ты должен относиться к отцу твоего брата, как к своему отцу, — читал гнусавый голос, — и к матери твоего брата, как к своей матери, к сестре твоего брата, как к своей сестре, к жене твоего брата, как к своей невестке".