Когда исчезает страх

Капитан Шворобей за это время успел переговорить по телефону с командиром полка. Тот готов был поддержать любую инициативу, только бы найти Кочеванова.

— Говорят, Ширвис очень тоскует. Не натворил бы глупостей, — сказал Чубанов. — Дайте ему хорошего сопровождающего.

— Будет исполнено, — ответил Шворобей.

Одобрительно оглядев подтянутого Ширвиса, капитан приказал:

— Полетите с Хрусталевым. И только на поиск, Ясно?

— Ясно, — ответил Ширвис.

Два «ишачка» одновременно поднялись в воздух и скрылись за сопками.

Вернулись они через час. Сережа Большой и Сережа Маленький, еще издали увидев «ишачков», поняли, что поиск ничего не дал. Но на всякий случай они бегом устремились к приземлившимся пилотам.

Когда много возишься с машинами, то привыкаешь к ним, как к живым существам. Вернувшиеся «ишачки» были похожи на загнанных животных. Перегретые моторы, потрескивая, казалось, стонали. Горячее масло, словно кровь, брызгало на траву.

Хрусталев устало сбросил на землю шлем и реглан. Волосы его слиплись на лбу, гимнастерка была мокрой на спине. Вытерев рукавом лицо и ни слова не сказав, он пошел на КП, а Ширвис, уткнувшись в траву, остался лежать у самолета.

«Плачет», — решил Сережа Большой. Он тоже не спал всю ночь и сейчас едва держался на ногах. Присев на корточки, механик слегка тронул Ширвиса за плечо и спросил:

— Нашли?.. Ян Эдуардович!

Ян поднял голову и, как бы ничего не понимая, некоторое время смотрел на технаря с недоумением, потом вдруг лицо его исказилось и он закричал:

— Вы что ко мне пристаете? Воевать надо, а не болтать. Сейчас же осмотреть и заправить машину! Даю пятнадцать минут.

— А вы на меня не кричите, я вам не подчиненный, — обиделся Сережа Большой. — Тоже товарищи, прикрыть не могли.

— Кто не прикрыл? Ты соображаешь, о чем говоришь?

Сережа Маленький поспешил их примирить.

— Умолкни, — сказал он другу. — Видишь, человек не в себе.

— Я, может быть, тоже не в себе. Что я такого сказал? Только поинтересовался…

Ян, оставив заспоривших механиков, подошел к березе и, зачерпнув из бочки полный ковш воды, стал жадно пить.

Хрусталев тем временем доложил начальству, что Ширвиса больше нельзя выпускать в воздух:

— На рожон лезет. Готов каждого фрица бить. Кочеванова мы искали вокруг озера. Потом Ширвис кинулся за линию фронта. Я, конечно, следом. Не бросишь же его! Он спикировал сперва на зенитную батарею и солдат разогнал, а потом панику на аэродроме-подскоке устроил: по самолетам из пушки и пулеметов чесанул. Пришлось и мне ударить по взлетающим, иначе нам бы ног не унести. Как черти вертелись. Каким-то чудом от погони ушли. Больше с Яном не полечу, он зашелся…

В это время пришел батальонный комиссар. Узнав, что заботит товарищей Ширвиса, он предложил:

— Надо дать увольнительную в Полярное. Пусть развеется.

— Не поедет, — уверил капитан Шворобей. — Одержим местью.

— А вы его все-таки вызовите, — настаивал на своем Виткалов. — Поговорим и выясним.

Ширвис явился на КП хмурым. Он ждал неприятного разговора и был удивлен, когда ему предложили дня на три съездить в Полярное. Ян с недоверием взглянул на комэска и, с трудом сдерживая раздражение, спросил:

—‘ Почему вы решили, что я хочу в отпуск? Сейчас не время прохлаждаться. Я никуда не собираюсь.

— Вы зря обижаетесь. В предложении капитана нет ничего оскорбительного для вас, — заметил Виткалов. — Это я предложил дать отпуск. И не без причины. Сегодня из политуправления флота к нам позвонила какая-то женщина. Она, кажется, привезла вам от матери посылку. Я думал, вы захотите повидаться с ней.

— Какая такая женщина? — недоумевал Ширвис, У меня в Полярном нет знакомых.

— Она как будто из Ленинграда. Фамилия ее… — Батальонный комиссар полистал блокнот: — Зося Антоновна Валина. Знаете такую?

Яну не верилось: Зося в Заполярье? Зачем? С ней, конечно, надо увидеться. Она придумает, как сообщить Ирине о гибели Кирилла.

Да, знаю… Она действительно знакома с матерью, — как бы оправдываясь, смущенно ответил Ширвис. — Мне бы хватило двух дней.

— Ну, это вы без меня определите, — сказал Виткалов, сделав вид, что не заметил перемены в настроении Яна.

Получив сухой паек на три дня, Ян на попутной машине поехал к пристани и в тот же день добрался на пассажирском пароходе до Полярного.

У дежурного по отделу кадров штаба флота он узнал, что лейтенант Валина зачислена на службу переводчицей. Живет она в кэчевском «стандартнике».

Ширвис быстро разыскал улочку, застроенную камуфлированными стандартными домиками. Но в общежитии переводчиц никого не застал. Дверь была заперта на ключ, у номера квартиры белела крошечная записка, приколотая булавкой: «Уезжаю в Мурманск. Вернусь не раньше понедельника. Лида».

Яну никуда больше не хотелось идти. Решив дождаться Зоей, он присел на ступеньку крылечка. И здесь летчик вдруг почувствовал, как безмерно он устал за прошедшие сутки…

* * *

Ян проснулся от острого луча электрического фонарика, ударившего в глаза.

— Янчик, дорогой! Как ты здесь очутился? — смеясь спрашивала Зося. — Я думала, пьянчуга какой-то прилег. Оказывается, ты! Почему не разыскал меня? Я бы устроила гораздо удобней. У нас пустуют койки.

Ширвис, одурманенный сном, не мог понять, где он находится и почему так беседа Зося. Он поднялся и, намереваясь поведать о своем горе, порывисто сжал ее руку у локтя. А Зосе показалось, что Ян хочет поцеловать ее. Она отстранилась и сказала:

— Ни-ни! На виду у всех нельзя, здесь строгие порядки. Ты и так, наверное, скомпрометировал наше общежитие. Проходи в дом.

Отперев дверь, она подтолкнула Яна в небольшие сени и, войдя за ним, дважды повернула ключ в замке.

— Теперь мы одни! — весело сообщила Зося. — На наше счастье, никого сегодня в общежитии не будет.

Схватив Яна за руку, она провела его через небольшую прихожую в комнату. Когда щелкнул выключатель и под потолком вспыхнула электрическая лампочка, Ян увидел три койки, заправленные по-солдатски, две тумбочки, покрытые белыми салфетками, зеркало без рамы и окно, завешенное черной глянцевитой бумагой.

Зося была в синем берете, в черной морской шинели с серебряными пуговицами и такими же нашивками на рукавах. Она почти не изменилась, только, может быть, чуть похудела.

— Сними реглан, — предложила она. — И будь хоть раз добрым гостем.

Сняв шинель, Зося протянула ее Яну так, что их руки столкнулись. Он сжал на секунду ее прохладные, холеные пальцы, и в это мгновение ему показалось, что в глубине ее потемневших глаз пронеслись бессвязные и нежные слова, которых никто из них до сих пор не осмеливался произнести вслух.