Когда можно аплодировать? Путеводитель для любителей классической музыки

Верность произведению: Артуро Тосканини (1867–1957)

Из всех великих дирижёров его боялись больше всего; музыкантам, игравшим под его руководством, нужно было бы получать надбавку за опасную для жизни работу из-за его взрывов ярости и безудержной ругани. Но несмотря на это, все стремились его заполучить — итальянец, всегда дирижировавший по памяти, был культовой фигурой. Его творческий путь начался в опере ещё при жизни Верди и Пуччини, но затем привёл его в концертные залы Америки, куда он перебрался из-за ненависти к фашистам и нацистам. Первостепенное значение для него имели верность произведению и техническое совершенство. Вот типичная для него фраза: «Говорят о Бетховене Фуртвенглера, Бетховене Менгельберга, Бетховене Бруно Вальтера. Меня интересует только Бетховен Бетховена».

Гуманист: Бруно Вальтер (1876–1962)

Это был любезный и терпеливый философ за дирижёрским пультом, гуманист до мозга костей, увлечённый антропософским учением своего современника Рудольфа Штайнера. Дирижёром он хотел стать уже в тринадцать лет, когда в Берлине ему довелось услышать Ганса фон Бюлова. Большое влияние на него оказала дружба с Густавом Малером, музыке которого он хранил верность до конца жизни. Его блестящая карьера в Германии, среди прочего — дирижёра оркестра Гевандхауса, регулярно выступавшего в качестве приглашённого дирижёра, а также с оркестром Берлинской филармонии, — закончилась с приходом к власти Гитлера; Бруно Вальтеру, еврею по происхождению, пришлось эмигрировать. В США он быстро добился успеха и стал центральной фигурой классической концертной сцены. Его интерпретации, прежде всего произведений Моцарта, пользуются славой и сегодня. Сам он сказал об этом так: «Я стараюсь играть некоторые быстрые части Моцарта так весело, что кое-кому хочется плакать».

Борец: Отто Клемперер (1885–1973)

Его главным принципом были художественная правдивость и раскрытие сути произведения, и он непреклонно и бескомпромиссно проводил его в жизнь. Его почти деспотическая строгость на репетициях оркестра принесла ему шутливое прозвище «Клемператор». В 1920-е годы он завоевал международное признание своими многочисленными премьерами в немецких оперных театрах, но с установлением нацистского режима покинул Германию, как и Бруно Вальтер, который был старше его на девять лет и о котором он говорил так: «Вальтер романтический моралист, а я неромантичен и аморален». В США его назначили руководителем филармонического оркестра Лос-Анджелеса, но в 1939 году, после операции по удалению опухоли мозга, он оказался частично парализован и был вынужден на долгие годы отказаться от музыкальной деятельности. После войны он с огромной энергией продолжил работу, вернулся за дирижёрский пульт и вместе с Лондонским филармоническим оркестром, избравшим его своим пожизненным руководителем, записал большое число пластинок, прежде всего с произведениями Бетховена и Малера, с которым в молодые годы он был знаком, О дирижёрском искусстве он говорил: «Рука должна давать музыкантам возможность играть так, чтобы они чувствовали себя свободными».

Мечтатель: Вильгельм Фуртвенглер (1886–1954)

Многие видели в нём антипода Тосканини. Уже в возрасте 36 лет он так далеко продвинулся в своём искусстве, что оркестры Берлинской филармонии и лейпцигского Гевандхауса избрали его своим руководителем вместо умершего Артура Никиша и тем самым сделали главной фигурой немецкой музыкальной сцены. Он был искателем истины и мыслителем, глубоко укоренённым в XIX столетии и руководствовавшимся мгновенным озарением и постоянно менявшейся атмосферой концертов. Его манера исполнять музыку, рождавшееся под его руками звучание оркестра стали определяющими для поколений дирижёров. После прихода к власти нацистов он отказался от приглашений из-за рубежа и остался в Германии, поэтому прежде чем вновь встать за пульт оркестра Берлинской филармонии, ему пришлось некоторое время подчиняться запрету на профессиональную деятельность. Он так охарактеризовал свою манеру дирижировать: «Я поднимаюсь на подиум, как пловец входит в реку; музыка несёт меня, словно большой поток. Если того требует музыка, я работаю с полным напряжением, но никогда не плыву против течения».

Император: Герберт фон Караян (1908–1989)

Ни один дирижёр до и после него не играл такой доминирующей роли, как этот австриец из Зальцбурга. С одной стороны, он был высокоодарённым музыкантом, в течение нескольких лет завоевавшим международную оперную, концертную и фестивальную сцену, с другой — осознающим свою силу менеджером и бизнесменом. Он использовал технические и медийные возможности своего времени и создал музыкальную империю, контролирующую весь мир. И как многолетний руководитель оркестра Берлинской филармонии, постоянный приглашённый дирижёр оркестра Венской филармонии, оперный — в Милане, Вене, Байрёйте или Зальцбурге, а также продюсер и режиссёр концертов в живом исполнении, пластинок и видео, — Караян везде был незаменим и на вершине своей карьеры признан «генеральным музыкальным директором всего мира». Его сложившееся под влиянием Тосканини и Фуртвенглера понимание музыки было отмечено стремлением к техническому совершенству и роскошной красоте звука. Ему принадлежит изречение: «Величайшее искусство дирижёра — это знать, когда перестать дирижировать и не мешать оркестру».

Харизматик: Леонард Бернстайн (1918–1990)

Восторг и восхищение — эти два понятия неразрывно связаны со страстным, импульсивным музыкантом, достигшим в качестве дирижёра и композитора мировой славы. Его дирижёрская карьера началась в ноябре 1943 года, когда он без всякой подготовки и предварительных репетиций заменил на концерте оркестра Нью-Йоркской филармонии в Карнеги-холле внезапно заболевшего Бруно Вальтера и добился в свои 25 лет сенсационного успеха. Позже этот оркестр, которым до того руководили сплошь выходцы из Европы, пригласил его, первого американца, на должность главного дирижёра. Музыкальный мир увидел в нём дирижёра совершенно нового типа, с бьющим через край темпераментом, захватывающего своим восторженным отношением к музыке, харизматичного в своей энергетике. Самым важным в музыке для него было не техническое совершенство, а передача содержания во всей его полноте. Легендарными стали его концерты для молодёжи, благодаря которым он передавал другим свою любовь к музыке и воспитывал открытость по отношению ко всем видам и стилям музыкального искусства. Как композитор он свободно владел всеми жанрами — симфонией, песней, духовными композициями, мюзиклом. Его «Вестсайдская история» стала известным во всём мире хитом театральной сцены и кинопроката. Как дирижёр, он имел блестящий успех во всех музыкальных центрах, прежде всего благодаря исполнению симфоний Бетховена и Малера. Он так отозвался о мастерстве дирижёра: «Дирижёр должен принудить оркестр не просто играть, но играть с удовольствием».

Глава 8 СОЛИСТ ГОТОВИТСЯ К ВЫХОДУ

Музыке нужно отдаваться полностью. Её нельзя открыть и закрыть, как водопроводный кран.

Пабло Казальс, виолончелист

ОЖИДАНИЕ ВЫХОДА

Концерт начался, дирижёр и оркестр уже работают, а я в гримёрке ожидаю выхода. Первым номером программы идёт увертюра к «Вольному стрелку» Вебера, если считать с аплодисментами, это занимает ровно четверть часа. Столько времени у меня ещё остаётся, потом придёт мой черёд выступать со скрипичным концертом Бетховена.

Мои друзья, Лена и Мориц, хотели знать, как я себя чувствую в эти минуты. Взволнован ли я, может, я обращаюсь с короткой молитвой к небесам, медитирую или сосредотачиваюсь с помощью специальных упражнений. Или спокойно сижу на диване, пью чай и по передающему устройству слушаю музыку в зале.

Душевное состояние солиста перед испытанием на сцене, похоже, интересует многих. Таксист Ларри из Сан-Франциско тоже спрашивал меня об этом, когда мы ехали в аэропорт. Более того, он провёл параллель с гладиаторами в Древнем Риме, так как посмотрел накануне фильм с Расселом Кроу в главной роли. Скрипка, конечно, не меч, и кровь не льётся, сказал он, но ситуация всё же в чём-то аналогична: под аплодисменты публики актёр выходит на сцену, все напряжённо ждут, как он будет биться, он играет так, словно от этого зависит его жизнь, и в конце представления палец поднимают вверх — или опускают вниз.

Сравнение с гладиатором показалось мне забавным, но всё же изрядным преувеличением. Я никогда не казался себе обречённым на смерть воином на арене Колизея, даже перед своим самым первым концертом с оркестром. Само собой, я тогда слегка нервничал. В конце концов, я ещё никогда не играл перед большой публикой и ни разу не испытывал, что значит выйти на сцену, под слепящими лучами прожекторов через ряды оркестрантов пройти к рампе, поклониться аплодирующей публике, занять своё место впереди и напряжённо ожидать первого знака дирижёра. Незабываемое ощущение!

Но страх? В свои пятнадцать лет я был ещё слишком молод и неопытен. Хотя и знал, что на карту поставлено многое, и я должен приложить все силы, чтобы выдержать это испытание. Но об истинных масштабах риска я тогда ещё не имел представления. И слава богу! Знай я тогда, что может произойти на концерте в живом исполнении, мужество оставило бы меня ещё до выхода к публике. Но вооружённый честолюбием и уверенностью в себе, я пробрался на сцену, горя желанием показать, на что способен, и не сомневаясь, что сделаю всё так, как надо. И ведь действительно сделал. Всё прошло как по маслу, мой дебют оказался успешным. Но сегодня я понимаю, что мне повезло, и благодаря удачному стечению обстоятельств меня миновали маленькие и большие катастрофы, которые вполне могли произойти, несмотря на мою тщательную подготовку. Просто к нам — оркестру, дирижёру и мне — судьба оказалась в тот день благосклонной, и потом мы все вместе погрелись в лучах славы. Но это, конечно же, не воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Я не считал, сколько выступлений состоялось у меня с тех пор, думаю, больше тысячи, — и теперь опыта и сноровки у меня более чем достаточно. Но всё же я каждый раз испытываю напряжение. Мне кажется, оно даёт мне последний импульс и мобилизует во мне все силы, необходимые для того, чтобы устоять перед новым вызовом.

Возвращаясь к вопросу о том, как я себя чувствую непосредственно перед выходом на сцену, могу сказать: я не клубок нервов и не само спокойствие. Меня охватывает позитивное напряжение: предвкушение радости и одновременно высочайшая концентрация.

ПОСТОЯННАЯ КОНКУРЕНЦИЯ

Думает ли солист перед выступлением о конкуренции? Своим друзьям я уже рассказывал в связи с вопросом о волнении перед началом концерта, какая жестокая борьба идёт в сфере исполнения классической музыки и каким внимательным надо быть, чтобы не случился внезапный сбой в карьере. Наблюдай потом, как тебя опережают другие! Молодых талантов, стремящихся к тому, чтобы их открыли, сейчас предостаточно. В последние годы на непрерывно сокращающийся рынок хлынула целая волна музыкантов, которые ведут настоящие бои за внимание к себе, возможность выступления, ангажемент. Никогда ещё не было столько молодых скрипачей и пианистов, как сегодня, и все рассчитывают получить шанс и войти в мировую элиту. Большинству из них раньше или позже приходится расстаться со своей мечтой.