Когда наша не попадала

– Родник я вам открою, а охотиться… Как пожелаете, мясо есть мясо. Кстати, интересная мысль. Может быть, оставить этих зверюшек народу моему на пропитание?

– Людей завести решил?

– А для чего земля, для чего небо и вообще – для чего я сам? Мне нужны люди, и я нужен людям. Разве у вас не так?

Чёрные, как смоль, глаза взглянули прямо в душу волхва. Но, не испугавшись приметы о грядущих несчастьях, Ивашка принял вызов:

– Так, да не так. Хочешь ты стать пестуном у людей своих, а это не по правде.

– Как неправильно? Кто же людей научить сможет, как жить, как и на кого охотиться? Как вообще различить добро и зло? Для чего тогда боги?

– Для того чтобы дать жизнь людям и дать им право видеть истину. Право, а не обязанность! Наши боги дали нам стремление познавать и учиться. Нельзя тетешкаться над человеком или народом всю жизнь, как над ползунком. Иначе не в урок будут ему беды и не в радость победы! Человек должен всё узнать сам, иначе он никогда не станет человеком.

– Но я могу провести свой народ прямым путём, избавив его от ошибок.

– И будут они, как балованные юнцы, всю жизнь бегать к тебе с мелкими болячками, и сгинут бесследно в пучине истории, и никто, кроме летописцев, не вспомнит их…

– Сильны ваши боги, – задумчиво протянул местный и, натолкнувшись глазами на вопросительный взгляд Спеся, вспомнил: – Ах, да…

Небрежно махнул рукой, и недалеко от ладьи хрустнул камень. Фонтан искрящейся воды взлетел было выше роста человеческого, но быстро угомонился и зажурчал к реке, серебрясь на камнях. Облитая водой, завизжала какая-то зверюга и, смахнув толстым хвостом верхушки глыб, помчалась к возвращающейся троице. Она стремительно прыгала на сильных задних лапах, передние, вроде бы, без толка болтались на уровне груди, но острые когти внушали опаску. Уже возле неторопливо идущих людей открылась огромная пасть с кинжалами клыков, и дохнуло невыразимым смрадом.

– Фу-у-у, – поморщился Геллер. – Брысь отсюда! Зубы сначала почисть.

Но полезному совету зверь не последовал и, более того, явно собрался кого-нибудь съесть. А зря. Советов слушаться надо, иначе… Возмущенный Володимир махнул рукой, и с обиженным визгом, рассыпая зубы по камням, зверюга улетела за скалы.

– Динозавр, типичный, – со знанием дела отметил Кудаглядов, отвлекшись от мысленного подсчета наличной тары и воспоминаний, когда в какую бочку была налита вода.

– Почему? – удивился Ивашка.

– «Дино» – ужасный, вонь от него страшная, а «завр» – это зверь.

– Именно этого я громозавром назвал бы, – меланхолично отметил Геллер, придирчиво рассматривая кулак: не поцарапал ли случайно.

– Зачем? – окончательно отвлёкся от дел хозяйственных Спесь, тем не менее, нагибаясь и зачерпывая ладонью воду из божественного родника.

– Вон как знатно грохнулся, ажно гром прошёл.

– Оставь. Будут здесь люди, они и назовут, как захотят. Или бог им подскажет. Давай лучше водой займёмся, вот, гляди, какой водопадик, удобно будет бочку подкатить.

На камни легли мостки, и пустые бочки загрохотали по дереву. Из некоторых вода, набранная у арапов, сливалась в воды неведомой реки, чтобы наполниться заново. Никто не обратил на это внимания, и даже Ивашка не записал этот факт в летопись. Вот так и спорят до сих пор, кто же открыл Америку.

– Атаман! А это не Атлантида?

– Нет, братцы, это не она.

– А давай назовём Атлантидой! – веселился Лисовин, кантуя бочку. – Вон, глянь, какая красотка. Ты только мигни, снимем мерку вместе со шкурой, княгине отвезём. Полдела сделаем.

Спесь было нахмурился, но, посмотрев на ползущую к воде помесь ящерицы с костяным гребнем, да ещё и с рогом на морде, улыбнулся:

– Да за такую мерку княгиня нас, по методу Дыка, заставит пятый угол искать, в чистом поле. Нет уж, давайте-ка лучше наказ выполнять.

Обратный путь прошёл тихо и спокойно. То ли угомонились звери, то ли местный бог посодействовал, но сверкнул гребень, уже морской волны, в луче заходящего солнца, и недрогнувшей рукой направил сусанин ладью прямиком в стену тумана.

И вновь мир пропал, растворился в вязкой серой полумгле. Обманчивы были звуки, лгало зрение, и все чувства бунтовали в этом иномирье. Где-то далеко или, наоборот, рядом, скользнула огромная тёмная глыба, и ниоткуда ударил по ушам тоскливый вой. Взвизгнул разрываемый воздух, и задом наперёд пролетел Змей-Горыныч, выплевывая языки пламени почему-то только из двух пастей. Гулко ударило било на носу ладьи, похоже, атаман вспомнил про совет капа третьего. Что-то странное творилось со временем, оно рвалось, переплеталось, и сильно болело от этого сердце волхва, могущего его чувствовать. По горячему лбу стекал то ли пот, то ли дождь. «Почему не испаряется?» – успел подумать Ивашка, прежде чем сомлеть. Очнулся от влажного холода на лбу и дружеского порыкивания кормчего:

– А ну разойдись, бездельники, дайте мальцу хоть воздуха глотнуть свежего.

– Да что с ним, уж не захворал ли?

– Он – волхв и чует то, что мы и представить не можем, – негромко растолковал Спесь. – Далеко нас, видно, занесло, раз уж так ему поплохело.

– Давно… – подал голос юноша.

– Что, давно? – Удивился Геллер.

– Давно нас заносило, так давно, что и преданий об этом времени не осталось, – Ивашка открыл наконец-то глаза и, приподнятый дружеской рукой, присел на палубе.

– На, испей-ка, – Лисовин подал ему чашу с прозрачной водой. – Из Реки нашей, родная.

Опростав чашу по-прежнему чистой и свежей воды, парень почувствовал, как силы возвращаются к нему и ведовские чувства кричат тревогу. Быстро оглядевшись по сторонам, он ничего опасного не увидел, но, взглянув наверх, чуть было не упал снова. Прямо над ладьей висела огромная миска, причём, судя по блеску, из железа. Размером она была больше ладьи, но в небе держалась уверенно.

– Чт-т-то это? – волхв ещё отпил водицы и повторил, уже не заикаясь: – Это что такое?

Спесь Федорович разочарованно вздохнул:

– А мы думали, что ты знаешь. Понятия не имеем.

– А почему стоим?

– Заперли нас в этом треугольнике, – сердито сплюнул за борт Лисовин.

– В каком?

– А ты на воду посмотри.

Ивашка внимательно посмотрел на море и сразу заметил границы неестественно синей воды, в которой замерла ладья. Морская вода имеет неисчислимое множество оттенков, при всём своем сине-зеленом цвете. Вот только такого неживого цвета никогда не бывает в земном море. Неожиданно сверху раздался какой-то звук, и люди успели заметить открывающееся дно летающей миски. Из него вырвался зеленый луч и уткнулся в палубу. Палуба осталась цвета струганных досок, но на ней возникло какое-то существо. Больше всего оно напоминало ту морскую тварь, что показывал Одиссей, осьминог называется. Но у этого щупальцев, что заменяли ему ноги, было гораздо больше. Они быстро скрутились в толстый жгут, на котором и утвердилась чудо-юдо.