Когда не пал Монсегюр

– До этого мгновения казалось, что понимаю, - говорю я, низко опустив голову.
– Но что может случиться такого...

– Тебе я могу сказать - именно потому, что это ты. Сейчас в этой Сути живет тот, кому предстоит стать Паладином Синего Огня, пятым у Асменаля, но он еще молод и не вошел в полную силу. Если его вынудят действовать до срока, он рискует погибнуть, не обретя себя истинного и в этом воплощении. А Братство более не может ждать.

– Кому это и знать, как не мне, - я действительно ощущаю себя виноватой.
– Вон Лайгалдэ надо мной как трясется... Говорит - когда еще было, чтоб Жрица или Паладин узнавали, кто они такие, до инициации? Выбора, говорит, нет...

– Подожди... Так ты тут по поручению Лайгалдэ?

– Сама по себе, - я опускаю голову еще ниже.
– Просто мне такие Сути нравятся... До меня тут Флетчер сидел, заводил народ песнями про Верховного Экзорциста, сказавшего, что охота началась. Теперь он отправился сессию сдавать, а я в этот раз сдала досрочно... Правда, он в основном в Тойе работал, я же решила - лучше сюда, здесь народ попроще.

– И чего ты хотела?

– Чуда. На костер подставиться и не сгореть.

– Ах да, ты ведь тоже - Угнела, - он слегка треплет меня по голове.
– Саламандра. Что ж, ничего непоправимого натворить не успела, и на том спасибо. Только знаешь что... свалила бы ты лучше отсюда, пока каша не заварилась. Не знаешь ведь, за кого больше бояться - за тебя или за того...

– Боюсь, каша уже заварилась, - отвечаю я со вздохом.
– А удрать сейчас, накануне свалки - так совесть загрызет. Я уйду, а им здесь жить...

В ответ Хозяин долго молчит, и пламя полыхает в глубине его глаз. Он все еще в своем, Нездешнем обличье - и я уже почти отошла от первого шока после того, как он открылся. В конце концов, плохой бы я была моталицей... это в Башне он Хозяин, а здесь мы на равных, хотя его возможности даже смешно сравнивать с моими.

– Знаешь, - говорит он в конце концов, - опять же о таких вещах нам только между собой и можно толковать... но боюсь, что мы обречены воспользоваться твоей идеей. Сама понимаешь - ни войны нельзя допустить, ни появления местной инквизиции. Убивать Ле Жеанно мы не имеем права - это во-первых; все равно это ничего не даст, ибо от смертной руки, а не волею небес во-вторых...

– А кроме того, еще неизвестно, по силам ли теперь простому смертному его убить - добавляю я.
– Поговаривают, что после чудесного воскресения его не берет ни сталь, ни яд.

– Значит, остается дискредитация. Доказать народу, что никакой он не святой, а может быть, даже совсем наоборот...

– ...и что найдутся здесь и посвятее его, - мрачно заключаю я.

– А такие вещи опять же простыми интригами не делаются. И другого способа... э-э, выразить волю Господа... я не вижу.

– Улыбнись - сражайся - умри, - что еще можно добавить к этим словам? Никто не может мне приказывать - я сама избираю способ действий, и я свой выбор сделала. Умирать мне, правда, сейчас нельзя, но от меня этого и не требуется, хотя риск есть... А где его не было? В Мире Великой Реки? В Остротравье под Кровавым Древом? В болотах Ихинзела?

Молчание. Пламя лампы танцует, повинуясь моему взгляду, дрожит и мерцает - глаза у меня уже слипаются. Денек сегодня выдался, прямо скажем...

– А тебе идет длинное платье, - неожиданно произносит Хозяин.
– Ты в нем кажешься как-то женственнее, беззащитнее, что ли...

– Да ну вас, лорд Аран, - отмахиваюсь я.
– Я в любом платье была и есть кошка помоечная.

– Хотел бы я побывать на той помойке, где водятся такие кошки, - я и не заметила, как близко-близко придвинулись колдовские глаза лорда-Нездешнего. Я уже чувствую, что сейчас произойдет, хотя ни руки его, ни губы еще не коснулись меня, но слишком уж беспокойно пляшет пламя в скрещении наших взглядов...

– Золотоволосая...

Дальнейшее описывать незачем. Это неистребимо банально.

– ...И какой это по счету?

– Шестой, кажется, - я роняю голову в колени.
– Все то же самое: длинные патлы и плащ по ветру. Молодой-обаятельный.

– Хоть кто он такой?
– Лайгалдэ неподвижно сидит с другой стороны костра, лица не видать за танцем пламени, но голос ровно спокоен.

– Да так... Некий рыцарь из некой Сути. Вроде бы даже не моталец, встретились - разошлись... Надеюсь, преследовать, как Хальвдан, не будет.

В отчаянии я ударяю ногой по коряге, горящей в костре, в небо летит фонтан золотых искр.

– Лайгалдэ, когда же это кончится? Почему я всем им верю? Неужели я так и останусь глупой девчонкой, которая влюбляется в кого попало? Ауре был в восемнадцать, но с тех пор три года прошло!

– Ты - Огонь, - медленно отвечает Лайгалдэ.
– Ты - все, что есть огненного в мироздании, ты танцуешь в кругу и не способна разглядеть тех, кто смотрит на тебя из темноты. Ты та любовь, что вспыхивает, как пожар, зажженный молнией. Если ты когда-нибудь поумнеешь, люди перестанут слагать сказки про Тристана и Изольду.

Мерно, нараспев текут слова, ложась вокруг меня магической чертой, и мне уже не надо вслушиваться в голос, произносящий их - они живут отдельной жизнью...

– Вечно, бесконечно, пока стоит мир, пока ты прекрасна, пока вообще существует на земле красота... И разве хоть один из них был недостойным, разве ничего не дал тебе взамен? Ты видишь, ты знаешь, ты смотришь не глазами, заглядывая поверх голов... Каждый мечтает протянуть тебе руку, ступить в круг рядом с тобой, ибо ты одна способна увидеть человека лучше, чем он видит сам себя в зеркальном водовороте Круга Света. Может быть, даже не ты их влечешь, но собственное отражение в твоих глазах - нигде и никогда более не увидеть им себя столь совершенными. Пока не погаснет огонь, пока не смолкнет музыка...

Языки пламени танцующими клинками обступили меня, кольцом, ало-золотой стеной, и странные лица видятся мне в пламени, которое тянется ко мне то вьющейся прядью волос, то тонкой прекрасной рукой целителя или менестреля, то разлетевшимся краем одежды...

И я вскакиваю на ноги.

– А что потом, Лайгалдэ? Когда смолкнет музыка, когда я уже не буду молода и красива? Что тогда? Объяснять сыну или дочери, что отцы есть не у всех? Неужели так никогда и не будет ничего постоянного? Ответь, Лайгалдэ! Лайгалдэ!

Тишина. Чуткая тишина ночного леса. Только треск сучьев в костре. С другой его стороны никого нет. Я одна... И неизвестно откуда доносится нежный шепот:

– Илладзингье... Золотоволосая...

2

Костров было два. На одном сгорела Ирэн-Марта, бывшая монахиня, пожелавшая стать служительницей святой Бланки и избравшая себе супруга по закону Дочери Божией. На другом избранный ею супруг, оруженосец графа Ланневэльского...

Город кипит. А у меня язык не поворачивается призывать горожан не браться за оружие - даже во имя святой Бланки. Хотя Ирму диа Алиманд, наверное, послушали бы...