Когда он получает

Я прижимаюсь губами к ее уху и шепчу, — Я влюблен в тебя. И я знаю, что ты не уверена, чувствуешь ли ты то же самое ко мне, потому что я не тот мужчина, с которым ты когда-либо представляла себя.

Ее грудь вздымается и опускается от тяжелых вдохов.

— Но, Солнышко, чем больше я вижу, как ты борешься с чувствами, которые пытаются вырваться наружу, тем решительнее я становлюсь. Я буду ждать тебя, сколько бы времени это ни заняло. Я лучше буду встречать твои презрительные взгляды и праведный гнев, чем существовать в мире, где ты не моя.

Я разворачиваю ее и беру за руки.

— Это пытка, когда ты так близко от меня и в то же время так далеко. Это пытка — вспоминать, какими мы были. Когда я вспоминаю наши дни в Даркуотер-Холлоу, боль, которую я испытываю, просто невыносима. Это хуже, чем боль от того, что я был на ринге с Алессио. Я бы позволил ему крушить меня снова и снова, если бы это означало, что у меня есть надежда вернуть нас.

Блейк хнычет. Звук разрушительный. — Никогда не будет так, как было. Не здесь.

— Поверь мне, я знаю. Но я также знаю, что пока бьется мое сердце, я буду пытаться найти путь к тебе. К нам.

Ее сияющие глаза пронзают меня насквозь, когда она всхлипывает.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу. — Ты для меня — это все. Ты — моя первая любовь. И ты моя последняя.

Она задыхается и толкает меня в грудь. — Будь ты проклят, Неро.

А затем она прижимается своими губами к моим.

ГЛАВА 25

БЛЕЙК

Поцелуй — это взрыв. Высвободившаяся энергия вливается в мои вены и поселяется там, воспламеняя мое тело.

Наш план разрушен. Для меня больше нет выхода. Никакой надежды на уход. Мысль о том, что я навсегда застряла в этом мире, должна была бы опустошить меня.

Но вместо этого я испытываю глубокое чувство облегчения, которого не испытывала с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк.

Даже лучше, что у меня отняли выбор. Это избавляет меня от мучительных попыток решить, чего я хочу, а что «правильно».

Впервые в жизни эти две вещи не совпадают.

Мне нужен Неро — преступник, готовый умереть за меня, убить за меня, отдать за меня все.

И теперь нет смысла сопротивляться своим истинным чувствам. Я могу просто отдаться Неро и этой новой жизни.

Мы отдаляемся друг от друга лишь настолько, чтобы сорвать с друг друга одежду. Его руки жадно скользят по моим голым бедрам и хватают за задницу. Спотыкаясь, мы падаем на кровать, и мои ноги спотыкаются о его ноги в моем стремлении привести нас в горизонтальное положение. Простыни разлетаются вокруг нас белым облаком, когда мы наконец рухнули на кровать.

Твердое, мускулистое тело Неро прижимается ко мне. Он повсюду — его запах, его плоть, его тепло. Воздух в моих легких наполняется им настолько, что становится трудно дышать, но я не возражаю.

Я скучала по этому. Боже, как мне этого не хватало.

— Открой глаза, — приказывает он. — Больше не прячься от меня. Я не позволю тебе уйти в себя.

Наши взгляды встречаются. Золотые искры в его глазах ярче, чем обычно, как будто они горят изнутри. Его тело излучает тепло, а когда его губы путешествуют по моей шее, покусывая и облизывая ее, он оставляет за собой огненный след.

— Черт, как же с тобой хорошо, — простонал он, обхватывая рукой мою грудь и проводя большим пальцем по соску так, что искры пробегают по всему телу до самого клитора.

Я извиваюсь под ним, желая большего. — Неро…

Он приподнимается на колени и проводит рукой по моей груди, спускаясь к лобковой кости, а затем осторожно вводит большой палец в мою киску. Он набирает немного влаги, а затем перемещает большой палец обратно к моему клитору и надавливает.

Мое дыхание замирает в легких. — О Боже.

— Знаешь, сколько раз я лежал в постели по ту сторону стены и представлял, как ты вот так трогаешь себя?

Он медленно проводит большим пальцем по влажному кругу, его глаза прикованы к моим. — Это сводило меня с ума. Я все время представлял себе эту идеальную розовую киску и твои нежные пальчики, которые входили и выходили, входили и выходили.

— Я думала о тебе, когда делала это, — задыхалась я. — Каждый раз. Даже когда ненавидела себя за это.

Его глаза сверкают. Он меняет угол движения и делает это так чертовски правильно, что мои бедра подскакивают с кровати.

Из меня вырывается стон. Он вводит в меня два пальца, а его большой палец продолжает играть с моим клитором. Я откидываю голову назад и кусаю губы, чтобы сдержать крик, который грозит вырваться из меня. Знает ли он, как это приятно?

Рука обхватывает мое горло. — Покажи мне, как ты заставляешь себя кончать, Солнышко. Я хочу увидеть, как ты это делаешь.

Я тянусь вниз и накрываю его руку своей. Он перестает теребить мой клитор, но продолжает держать свои пальцы глубоко внутри меня, даже когда я ввожу один из своих, покрывая его своей влагой, прежде чем поднести к чувствительному узлу.

Его губы приоткрываются, когда он наблюдает за тем, как я совершаю маленькие, тугие круги. Он крепко сжимает мою шею. — Черт, детка, ты даже не представляешь, насколько ты великолепна.

Я ускоряюсь, и покалывания распространяются. Мое сердце так сильно бьется о грудную клетку. Кажется, будто в груди барабан. Неро загибает пальцы внутри меня, снова и снова попадая в нужную точку.

— Пощипай для меня эти красивые соски. Я хочу увидеть, как ты играешь со своими сиськами, — говорит он грубым голосом.

Я делаю то, что он говорит. Я перекатываю сосок между указательным и большим пальцами, и, Боже, это потрясающее ощущение. Моя спина выгибается, в погоне за кайфом, который так, так близко.

Он сжимает бока моей шеи.

— Вот так. Ты почти у цели. Я же говорил, что будет еще лучше, если я тебя уговорю. Ты выглядишь так охуенно, когда из твоей пизды капает на мою руку. У тебя так хорошо получается. Дай мне посмотреть.

У меня подгибаются пальцы ног. Мое дыхание — не более чем крошечные, резкие выдохи. По всему моему телу проходит провод под напряжением, и именно тогда, когда я думаю, что не смогу больше терпеть…

— Вот оно, — простонал Неро. — Я чувствую, как твоя киска начинает трепетать. Мне, блядь, не терпится уничтожить ее своим членом.

Я взрываюсь.

Волна за волной.

Спазм за спазмом.

Нет слов, чтобы описать умопомрачительное наслаждение, охватившее мое тело. Нет слов, кроме моих нечленораздельных стонов.