Когда осыпается яблонев цвет
Шрифт:
Телефон заверещал в очередной раз, заставив Марту оторваться от инструмента.
– Прости, – жалобно пропела трубка Наткиным голосом.
У Марты отлегло от сердца. Верная подруга не подвела. Натка просила прощения, и Марта тоже попыталась объяснить ей свою позицию:
– Возможно, ты считаешь, что все это бред. Пустые мечты – и ничего больше. Но для меня это важно, понимаешь? Я хочу сочинять, и я это делаю. Возможно, я только теперь по-настоящему счастлива.
– Зачем же ты тогда от всего отказалась?
– Нат, ты же знаешь, что не «зачем», а «почему»…
– Знаю. – Натка тяжело вздохнула, не продолжая. Между ними была негласная установка – те события в
– И потом, тогда – это тогда. А сейчас – это сейчас.
– И что же ты сейчас со всем этим собираешься делать? Ну сочинишь какой-нибудь шедевр, а дальше? На «Минуту славы» или в «Голос», раз наш конкурс тебе не нужен?
– Хорошая мысль! – Марта улыбнулась. Натка всегда мыслила категориями вселенской славы. Сама она в свое время мнила себя не меньше, чем Рубенсом, так что и от Марты ждала подобных стремлений. – Пожалуй, я начну с чего-нибудь поскромнее.
– С чего? – Натка тут же «засучила рукава» и подготовилась к работе. Она не любила ждать, хотела действовать. У Марты снова потеплело на душе. В этом вся Натка: у самой ворох проблем, а она при этом не раздумывая готова браться за разрешение Мартиных.
– Да я как-то об этом еще не думала.
– Как это? А где же твой шикарный бизнес-план? А расчеты? Ты решила все бросить, не подстелив ни пучка соломки?
– Нат, я ничего не решала. Я просто хочу восстановить пальцы, а там видно будет.
– В нашем с тобой возрасте «там» можно уже никогда не увидеть. Надо действовать. Так, на профессиональные конкурсы тебя без оконченного образования не возьмут, в Большой, пожалуй, тоже не примут. Слушай, а почему бы действительно на «Минуту славы» не попробовать?
– Да не хочу я ни на какую «Минуту…»!
– Правильно, минута нам не нужна. Нам теперь подавай целый век. Так, заметано. Я буду твоим продюсером и заберу половину гонораров. Нет, лучше семьдесят процентов. Тебе на Париж и тридцати хватит, а мне семью кормить.
Марта расхохоталась:
– Уймись, Нат!
– А что, плохое развитие событий?
– Хорошее. Только маловероятное.
– Если так рассуждать, никогда ничего не получится!
– А что должно получиться-то?
– Не знаю. Какой-нибудь толк.
– Толк уже есть, Нат. Я хочу играть и играю. Тебе разве не хочется писать просто так?
– Мне уже давно ничего не хочется. А просто так тем более. И тебе вот этим «просто так» я довольствоваться не позволю!
– И что же ты сделаешь?
– Не знаю. Что-нибудь придумаю. Найду какой-нибудь подходящий конкурс.
– Ну найди, – милостиво разрешила Марта, положила трубку и спокойно вернулась к пианино. Если бы она только знала, куда приведут ее сказанные только что слова…
17
Премьера спектакля была намечена на двадцать восьмое декабря. Ребята волновались и предлагали Маргарите повременить, уговаривали еще порепетировать, клялись и божились никуда не разъехаться в каникулы.
– Знаю я ваши обещания, – только и отмахивалась педагог. – У вас одни планы, у ваших родителей другие. Погрузят в чемодан и увезут. К тому же у меня тоже каникулы – одни-единственные, между прочим, законные, кроме летних. А в праздники, мои дорогие, положено отдыхать. Так что играем премьеру в декабре. Незачем в новый год за собой старое тащить. Усвоили?
– Усвоили, – нестройный хор не слишком довольных голосов.
– Да ладно, чуваки, не боись! Может, еще никакая это не лажа с концом света, и мы не успеем опозориться. – Егор Шлыков разрядил обстановку. Кто-то шикнул на него, кто-то прыснул,
кто-то даже зааплодировал. Крылов, конечно, посмотрел зло. Но у него на то свои причины. Анжелика-то Бельченко уплыла, можно сказать, окончательно. Сидит рядом со Шлыковым, даже голову на плечо ему положила, не стесняясь ни Маргариты, ни завуча, заглянувшего на репетицию.– Ладно, погоревали, и будет. – Маргарита возвращает себе режиссерские полномочия. – За работу!
Действие на сцене идет легко. Актеры увлечены, роли выучены, движения отточены. Самому Антону Павловичу было бы не к чему придраться. Маргарита почти не прерывает учеников, просто следит за ходом игры. Следит и завуч. Наконец выносит свой вердикт:
– Маргарита Семеновна, вы, как всегда, на высоте. Мне кажется, вы и на китайском смогли бы срежиссировать. Знаете, мне даже жаль, что с нами вы ставили только французские произведения. Хотя… Помните, какой был «Маленький принц»?
– Я помню, Оля, помню. – Маргарита поморщилась, она не желала возвращаться в прошлое. – Мы ребятам мешаем. Они же работают.
Сцена следует за сценой. Все идет без сучка, без задоринки. Маргарита всегда требовательна к себе, но сейчас ей действительно есть чем гордиться. «Хороший спектакль, – думает она. – Конкурсный. Может, на этот раз рискнуть и заявить о своих талантах хотя бы на окружной площадке? Хотя зачем? Чтобы лишний раз продемонстрировать всем, что ее жизнь – это театр? Да, театр. Только театр одного актера. И ей это отлично известно, а остальным знать совершенно необязательно».
– А Шлыков хорош! – снова не выдерживает завуч. – Как вам это удалось? Он же не хотел участвовать.
– Доброе слово и кошке приятно, – откликается Маргарита и прижимает указательный палец к губам. Действо на сцене близится к завершению. Маргарита довольна: опасения ребят напрасны, к премьере они готовы. Кто-то больше, кто-то меньше, но подвести никто не должен. А Егор и правда хорош. Ни к чему не придерешься: ни к интонациям, ни к исполнению, ни к самой манере игры. Он из тех, кому сам Станиславский кричал бы: «Верю!» Да, как ни крути, а чутье на таланты Маргариту никогда не подводило. И способы вытащить эти таланты наружу она тоже находила всегда. Нашла и в этот раз. Егору было необходимо быть в центре внимания – она этому способствовала: просила о помощи, давала мелкие поручения, за исполнение которых обязательно хвалила перед всем классом. Как-то увидела у него несколько удачно сделанных фотографий с экскурсий и предложила стать фотокором класса. Потом заметила, что снимки неплохо бы снабдить текстом, и получится статья для школьной газеты. В общем, шаг за шагом, сам того не заметив, Егор Шлыков из колючего ежа превратился в почти покладистого зайчика, готового прыгать за своей учительницей практически куда угодно. Прыгнул и на сцену. В сущности, сложного в этом ничего не было. Маргарита просто назначила Анжелику Бельченко на роль помещицы в чеховском «Медведе», а роль помещика оставила вакантной, объявив пробы. Конечно, самым первым и ярым претендентом стал Крылов, но Анжелике так не хотелось сосуществовать с ним даже в пределах сцены, что завуалировать эту свою неприязнь у нее не получалось совсем. Это было настолько очевидно, что сами ребята отвергли кандидатуру Крылова. Маргарита торжествовала: «Все по-честному. Никто не сможет обвинить ее в предвзятости или, не дай бог, в сводничестве». А в том, что Анжелика и Егор станут парой, у нее не было никаких сомнений. Но сначала они все-таки стали партнерами по сцене. Маргарита специально перепробовала практически всех ребят, пока в конце октября, как бы невзначай, не предложила Егору, снимавшему ход репетиции: