Когда плачет скрипка. Часть 1

– Чего же вы хотите, артистическая натура! Я работаю здесь вот уже три года и то не всегда угадываю его настроение. Какие у вас проблемы?

Михаил решил воспользоваться тем обстоятельством, что девушке неизвестно содержание разговора с деканом:

– Декану нужен официальный запрос, а на это, сами понимаете, уйдет не меньше недели. Не знаю, что делать?

Девушка задумалась.

– Ой! Я знаю одну подругу Ларисы. Бывшую… Она работает у нас на кафедре теории музыки, преподаватель. Саша Швец, Александра Давыдовна. Вы ее можете застать прямо сейчас: третий этаж, над нами. Или лучше запишите ее телефон, – она сдвинула бумаги на столе и поискала под стеклом список телефонов преподавателей.

Михаил наклонился ближе и успел запомнить домашний телефон. Сначала записал его, потом переспросил рабочий, как будто для проверки.

– Большое спасибо! Это просто чудо, когда красивая девушка еще и добрая. Завидую вашему будущему мужу!

Девушка зарделась и отмахнулась.

– Я вполне искренне, – успокоил ее Михаил. – Или вы считаете, что искренними могут быть только гадости, а комплименты всегда бывают неискренними?

– Все равно спасибо! Я уже замужем.

Михаил через две ступеньки взлетел на третий этаж. Маленький успех затмил досадную неудачу.

Александра Давыдовна оказалась безукоризненно одетой и ухоженной, но некрасивой девушкой лет двадцати пяти или меньше. Грим на лице ее несколько старил, хоть и был сделан мастерски.

– Добрый день! Мне сказали, что вы были близкой подругой Ларисы Белостенной…

– Да, была. Хотя не уверена, что близкой…Что, собственно, вам нужно?

– Следователь ГУВД Гречка Михаил Егорович, можно просто Миша. Мы должны задать Вам несколько вопросов, ради которых не стоило бы вас вызывать в Управление, – он сделал паузу, чтобы она успела переварить сказанное.

Опять в глазах испуг и удивление. И не понятно чего больше.

– Я вам все объясню! Где мы можем побеседовать спокойно, без помех?

– Где? – Саша растерянно оглянулась, словно в поисках места, потом продолжила. – Вообще-то я собиралась уходить. Мне нужно домой. Мне будут звонить.

– Давайте переговорим по пути! Это далеко?

– Нет, совсем рядом.

– Я жду вас в коридоре.

Стоило закрыть за собой дверь, как он пожалел, что оставил Сашу одну. Михаил сразу же вернулся. Как и предполагал, Саша пыталась кому-то звонить. Ее не соединили или она по собственной инициативе торопливо вернула трубку на место. Сделала рукой жест, означающий, что это не важно.

Саша одела поверх дорогого делового костюма светлый бежевый плащ из тонкой шелковой ткани с французским «лейблом», и они вышли на освещенную ярким весенним солнцем улицу. Улица носила соответствующее название – Солнечный бульвар и имела посередине между двумя полосами движения еще один широкий тротуар.

Тротуар обсажен рядами очень высоких деревьев и уставлен довольно часто скамьями для отдыха. Кроны деревьев срослись вверху. «Когда деревья покроются листвой, бульвар можно переименовать в Прохладный», – подумал Михаил.

Прогулка по весеннему городу оказалась приятной, но короткой. Михаил успел объяснить в самых общих чертах причину своего прихода – осужденный за убийство Ларисы утверждает о своей невиновности и требует пересмотра дела.

– Убийцу следует искать в близком окружении Ларисы, а для этого нужно, как это не звучит парадоксально, тщательно изучить ее жизнь за последние год-полтора. Мы рассчитываем на Вашу помощь. Нас интересует все: круг знакомых, образ жизни, планы на будущее и, конечно же, личные симпатии и антипатии. Вы меня понимаете?

– Боюсь, я мало чем могу помочь. Лариса была довольно скрытным и очень сдержанным человеком даже со мной.

Они стояли у подъезда относительно нового дома, где на третьем этаже в однокомнатной квартире улучшенной планировки жила Саша. Михаил уходить не торопился, и Саша пригласила его в дом, чтобы закончить разговор. Очевидно, ее не радовала перспектива вызова в Управление.

Чтобы окончательно успокоить собеседницу, Михаил по собственной инициативе предъявил служебное удостоверение. Они поднялись по грязной лестнице в квартиру.

Приятный контраст. Чисто. Уютно. Добротная мебель. Полки с книгами. Много сувениров. Рояль в углу. Застекленная лоджия выходит в тенистый даже сейчас двор.

Над роялем большая цветная фотография скрипача, точнее его лица, откинутого назад и искаженного гримасой страдания или экстаза. Только слева внизу длинные нервные пальцы, сжимающие смычок. И смычок, как черный узкий клинок, приставленный к горлу. Глаза прикрыты длинными ресницами, под ними по блеску угадываются слезы, вот-вот они брызнут…

Михаил не сразу узнал это лицо, хотя видел его менее часа назад. Профессор Крамар, декан!

– Превосходная фотография! Сделана на концерте?

– Нет. На похоронах Ларисы. Он не знает о существовании этого снимка. Его сделал фотограф нашей городской газеты. Крамар потребовал уничтожить негатив и все отпечатки. Возможно, этот – единственный. Вы меня не выдавайте!

– Не сомневайтесь. Не выдам. Мы в каком-то смысле союзники. У меня с ним сегодня произошел странный разговор.

– Хотите послушать музыку, которая звучала в тот момент, когда был сделан снимок?

– Конечно. Я закончу мысль. Почему он так болезненно отреагировал при упоминании о Ларисе?

– О вашем разговоре с ним я слышу впервые и не знаю его содержания, – Саша добавила после некоторого раздумья, при этом она разыскивала нужную магнитофонную кассету на полке, где их была не одна сотня – приличная фонотека. – Он ведь потерял свою лучшую ученицу, которая возможно прославила бы его на весь мир. Правда, его личная заслуга не более чем заслуга огранщика. Бриллиант был добыт, лучше сказать, сформирован, другим.

– Кто этот другой?

– Ее отец. Хотя ее родители не были зарегистрированы, и мать отрицала его отцовство. Он бродячий музыкант: скрипач, аккордеонист, трубач, барабанщик… Нет, наверное, такого музыкального инструмента, на котором он бы не смог играть достаточно хорошо на слух простого обывателя. Так получилось, что его хорошо приняли в нашем городе. Он играл на центральном рынке. Был одет очень аккуратно, не пил, и его стали приглашать на свадьбы и другие торжества. Он снял комнату у матери Ларисы и жил там все время до своей смерти. Ларису обучал музыке чуть ли не с пеленок. Я его видела и слушала много раз, специально ходила на рынок. Всегда мечтала играть на скрипке, а стала пианисткой… Он был еврей, но скрывал это. Судя по его рассказам, родился и жил в Германии, а после прихода Гитлера к власти его родители были арестованы, а он сбежал в Чехословакию, много бродил с цыганами, знал и цыганский язык… Война гнала его на восток.