Когда под ногами хрустит империя

Этот путь был долгим – достаточно, чтоб Кира успела уйти мыслью очень и очень далеко. Она краем глаза поглядывала на публику, собравшуюся по сторонам дорог, во всех окнах, на всех балконах, крышах и вообще везде, где только было возможно. Наверное, с фонарей всех любопытствующих просто поснимала императорская гвардия.

А ещё, что отметила Кира – никакой особой пестроты среди публики заметно не было. Народ был очень однороден, и, хотя суть этой однородности она не уловила – поведение ли это, примерно одинаковая одежда или что-то другое – но задумалась: не по сословному ли признаку распределены здесь места? Может ли такое вообще быть? Наверное, да. Она пообещала себе чуть позже спросить Кенреда. Нет, не Кенреда. Его реакцию на такой вопрос трудно предугадать. Спрашивать нужно либо Алерама, либо Эдельма, а лучше обоих, и сравнить ответы. Не то чтобы она подозревала, будто кто-то из них ей солжёт, просто вдруг не вполне поймёт её интерес и суть вопроса.

Городской проспект наконец привёл их всех к огромной лестнице – подножию храма и одновременно горы. В единый момент особняки и дворцы, теснившиеся по сторонам проспекта, вдруг закончились, и глазу предстала панорама храмового комплекса, старинного и великолепного. Процессия же направлялась к главному собору. Собор был построен так, что человеку, который поднимался по ступеням, казалось, будто он направляется к самому небу, в его объятия или к его ногам – как кому представится.

И ступенек здесь было очень много. Шагая по ним, Кира подумала, каково придётся пожилым дамам, следующим за ней, и старалась умерять шаг, заодно притормаживая Кенреда. В этом помогала и музыка, сочившаяся неизвестно откуда – это был далеко не марш и, уж конечно, не полька. Под неё как раз шагалось очень неспешно, так что к вершине лестницы Кира даже не запыхалась и почти не устала. Вот только ноги ныли. Что ж, с последствиями переломов теперь предстоит мириться всю оставшуюся жизнь.

Ничего, она потерпит.

Кира заняла своё место почти у самых дверей, лицом к Кенреду – теперь им предстояло ждать, пока по тем же ступеням сквозь живой коридор из знати пройдут будущие государь с государыней. Стояли довольно долго, так что Кира успела и успокоиться, и заметить, какая волна неодобрения и презрения исходит в её сторону от некоторых дам, стоящих рядом. Осторожно покосившись, она узнала герцогиню Альдахара – та в её сторону даже не смотрела, но выглядела настолько холодно-оскорблённой, что и без слов всё понятно. Что ж, иного и не стоило ожидать. Оглянуться Кира не могла, поэтому какое-то время развлекалась, гадая, кто именно сверлит её спину так, что мантия чуть ли не дымиться.

При этом искренне удивляло то, что среди высших аристократок явно хватало и тех, которые не испытывали к новой герцогине Ярим особой агрессии, реагировали спокойно или никак, и от них не тянуло злостью в её адрес. Собственно, и на балу тоже были женщины, которые охотно подходили знакомиться, если их мужчины решали их представить, и общались с Кирой вполне доброжелательно, с любезным уравновешенным любопытством. Кира, которая ждала от представительниц высшего света одного раздражения и тотальной ненависти, была приятно поражена.

По рядам аристократов прокатилась совсем другая волна, и Кира тоже склонилась перед Меллгреем и его женой, которые наконец-то преодолели лестницу, ненадолго остановились перед медленно распахивающимися дверями – и вступили в пронизанный тонкими солнечными лучами полумрак собора. Полумрак был весьма условным – потолочные панели в большинстве были сдвинуты, обнажая внутренний костяк нервюр и демонстрируя осколки чистой небесной синевы там, далеко вверху.

Кира последовала за августейшей парой вместе с Кенредом. От волнения она почти не смотрела по сторонам, и только потом, когда заняла отведённое ей место почти у самого почётного возвышения, стала украдкой рассматривать величественный интерьер. Но поймала на себе холодный взгляд Кенреда и замерла, как птенец перед удавом.

Теперь она просто ждала, когда всё закончится, и едва замечала, как развернулась торжественная служба, как перед Меллгреем опустились на колени все те, кто поднялся на возвышение с ним вместе, как принц прочёл длинную и витиеватую молитву Небу, как короновал себя, а потом возложил тонкий золотой венец и на голову коленопреклонённой супруги. Хор и музыка взаимно окрепли в возвеличении нового государя, и Кира слегка ободрилась – похоже, конец церемонии близок. Она чувствовала, что ей всё труднее и труднее стоять. А ведь нужно будет ещё спуститься по этой бесконечной лестнице…

Новый император выступил на шаг вперёд и во всеуслышание принёс личную клятву верности империи (Кире до чрезвычайности понравились формулировки, они показались ей очень романтичными и в меру пафосными… Очень складными). Потом возгласил, что лишает титулов и владений семьи Экзоров и Роков… Он перечислил ещё несколько фамилий, которые в голове Киры не задержались. Это уже прозвучало в полной тишине и для большинства, похоже, стало чем-то вроде погребального колокола – можно было заметить по лицам, даже этим всегда сдержанным и замкнутым лицам.

Но тягостная часть длилась недолго. Переведя дыхание, Меллгрей назвал Кенреда – полным именем и со всеми титулами. Тот поднялся на возвышение, опустился на колени перед императором, принёс ему присягу и получил от него жезл и печать – как поняла Кира, в подтверждение его полномочий имперского канцлера.

Поднявшись, Кенред отступил в сторону, встал за правым плечом государя. Видимо, на своё законное место.

– Кира Лауш, герцогиня Ярим, – произнёс император, глядя перед собой.

Она вздрогнула, недоумевающе подняла глаза на Меллгрея, но распорядитель церемонии уже подавал ей знаки, и пришлось выйти в проход, повернуться к императору, склонить голову вместо поклона. Теперь Меллгрей смотрел на неё и, кажется, улыбался. Так, слегка.

– Поднимитесь сюда, герцогиня, – сказал он.

У нижней ступени возвышения императорские пажи на миг окружили Киру, сняли с неё и торжественное украшение, и мантию. Один из них украдкой одёрнул на ней белый китель, но сделал это очень деликатно и почти незаметно со стороны. Осторожно ступая (ещё не хватало навернуться у всех на глазах), Кира поднялась на возвышение и встала перед императором. Тот смотрел на неё мягко. Ну, значит, ничего страшного с ней сейчас делать не будут… Наверное.

– Опуститесь на колени, пожалуйста. – Она подчинилась, и даже с некоторым облегчением. – Я дарую тебе, Кира, достоинство и права владетелей земли, наделяю всеми положенными обязанностями и долгом принести присягу империи. Я даю тебе наследственное право поднять стяг и положить начало семье Лауш. – Он замолчал и ждал, пока старый Бригнол с помощью двух пажей надевал на Киру перевязь с мечом. Когда же государственный секретарь выпрямился, продолжил. – Я дарую вам, госпожа Лауш, высокий наследуемый титул и передаю вам во владение графство Аутура.

– Вы должны принести присягу, графиня, – прошептал ей на ухо Бригнол. – Прошу вас, поднимите меч за кольца ножен прямо перед собой.

Она смутно вспомнила, как ей самой приносилась присяга. Да, ведь Эдельм клялся ей лично. И держал свой кинжал, вроде бы, примерно вот так. И несколько минут назад Кенред делал точно так же… Правда, со спины было плохо видно… Она постаралась точно воспроизвести жест своего мужа, и, судя по тому, что государственный секретарь не поспешил к ней с очередной подсказкой, сделала правильно. Старик наклонился только затем, чтоб проговорить Кире на ухо формулировку присяги.