Когда порвется нить

В воскресенье утром, на следующий день после того, как он рассказал родителям правду, Бен проснулся и понял, что до сих пор не написал письмо. Он так и не решил, что сказать Эми, а сегодня была еще одна встреча с коротконитными, еще одно занятие в ее школьном классе. Его последний шанс оставить в обычном месте письмо, притвориться, что ничего не изменилось.

Но, не успев додумать ускользающую мысль, Бен взглянул на экран телефона и вспомнил, какой сегодня день.

Прошло ровно два месяца.

Через час он уже ехал в метро, направляясь в центр города. Ему нужно было посетить вполне определенное место.

Он не был там с того дня в августе, когда парк был переполнен зрителями — как восхищенными, так и разъяренными.

Подойдя к входу в парк, Бен заметил небольшую толпу, собравшуюся у здания, несколько человек даже делали снимки. Бен сразу подумал, не пришли ли они сюда по той же причине, что и он, однако вскоре понял, что они фотографируют граффити на каменной стене.

Когда группа отошла в сторону, Бен увидел то, на что они смотрели: на черно-белую Пандору, героиню древнего мифа, склонившуюся над открытым ящиком. Было слишком поздно: содержимое печально известного сундука — вьющиеся ленты теней и размытые лица демонов — уже вышло в мир, поползло вверх по краю стены. Рисунок отозвался болью в сердце, и Бен быстро отвернулся и пошел в парк.

Память, казалось, сама вела его тело к тому месту, где он стоял в тот день, и, подойдя ближе, Бен с удивлением увидел молодую женщину, которая неподвижно, будто отрешившись от окружающего мира, стояла посреди оживленной пешеходной дорожки. Она стояла не шевелясь, и лишь подол длинной разноцветной юбки легко танцевал вокруг ее лодыжек. Женщина достала из сумки букет цветов и опустилась на колени, чтобы положить их на тротуар.

Она стояла в нескольких шагах от того места, где упал Хэнк, как будто тоже была там в тот день — или, возможно, прочитала описание этого события в новостях. Как бы то ни было, Бен ни на мгновение не усомнился в ее намерениях, и он теперь размышлял, подойти к ней или нет. Он знал о правилах вежливости в городе, о том, с какой враждебностью порой встречают тех, кто бесцеремонно заговаривает с незнакомцами. И если эта женщина действительно оплакивала Хэнка, будет невежливо мешать ее скорби, разве не так?

Медленно направляясь к женщине, Бен пытался понять, кем она может быть. У Хэнка не было сестер, и это была не та женщина, которая увезла его на скорой помощи, не доктор Аника Сингх. Возможно, двоюродная сестра, коллега, бывшая подруга.

— Простите, что беспокою вас, — деликатно обратился к ней Бен, — но эти цветы для Хэнка?

Женщина изумленно оглянулась.

— О да, верно, — сказала она. — Вы его знали?

— Да. — Бен кивнул. — Хотя, полагаю, совсем недолго.

Женщина мгновение помедлила, в раздумье склонив голову.

— Каким он был? — спросила она.

Бен удивился. Он предполагал, что эта женщина знает Хэнка. Но, похоже, они вряд ли были знакомы. Какая-то навязчивая поклонница, услышавшая историю Хэнка?

— Он был одним из самых интересных людей, которых я знал, — вспоминал Бен. Его первоначальная осторожность улетучилась, когда он увидел, какое впечатление произвели на женщину его слова. — Мне всегда казалось, что он не хотел быть обузой или чтобы его жалели. Он хотел быть героем, — улыбнулся Бен. — И к счастью для него, так и было.

— За этим я и пришла, — сказала женщина. — Чтобы поблагодарить его.

Конечно, подумал Бен. Пациентка, которая видела только врача Хэнка, а не человека за стенами отделения неотложной помощи.

— Он был вашим врачом? — спросил Бен.

— Вообще-то нет, — ответила она, и ветерок приподнял пряди ее длинных черных волос, концы которых были окрашены в яркий розовый цвет. — Он… подарил мне мои легкие.

На мгновение Бен почувствовал, что его собственные легкие с трудом способны работать. Он уставился, моргая, на женщину перед ним, ее грудь мерно поднималась, наполняясь осенним воздухом.

Бен не знал, что Хэнк был донором органов; на похоронах об этом никто не упоминал. Но в этом не было ничего необычного, не так ли? Последний поступок героя.

— Прошло два месяца, и я впервые смогла прийти сюда. Но я думаю о нем все время.

— Я уверен, он был бы очень рад узнать о вас, — сказал Бен.

Он вдруг вспомнил разговор с Морой, они рассуждали о крионике и компьютерном сканировании мозга, обо всех сделках и жертвах, на которые люди идут в надежде когда-нибудь жить снова. Но, посмотрев на стоящую перед ним молодую женщину, Бен подумал о ее нити, о том, как каждый кусочек нити, протянувшейся после того августовского дня, был частью, переданной от нити Хэнка к ее нити, как жизнь этой женщины удлинилась просто потому, что Хэнк прожил свою жизнь, и Бен понял, что существует не один способ жить дальше.

— Я до сих пор не посмотрела на свою нить, — сказала она, как будто Бен высказал свои размышления вслух. — Сначала, до того как я узнала об операции, я слишком боялась смотреть и заставила всю свою семью поклясться, что они не откроют мою коробку. Но теперь каждый день кажется священным, и неважно, какой длины моя нить. Я не хочу тратить время на грусть и рассеянность. Я просто хочу быть благодарной. И прожить как можно более полную жизнь.

Женщина разговаривала с Беном, но больше не смотрела на него. Она следила взглядом за другими прохожими в парке: за парой, мило разливавшей бутылку вина по бокалам на поляне; за бегуном, свернувшимся калачиком у фонтана; за подростком, читающим у подножия дерева.

У женщины в сумочке внезапно зазвонил телефон, и она посмотрела на экран.

— О, простите, мне нужно бежать, — извинилась она. Но тут ее губы раздвинулись в неожиданной усмешке, и она подняла глаза на Бена. — Знаете, я раньше я не могла бегать, буквально задыхалась. Мне только что позвонила подруга, — сообщила она. — Теперь, когда прошло два месяца после операции, мы собираемся начать с ней вместе гулять, а потом начнем бегать. А в следующем году я собираюсь пробежать полумарафон.

Бен улыбнулся тому, как девушка была уверена в своих планах.

— Удачи, — пожелал он ей.

Когда девушка ушла, Бен опустил взгляд на розы персикового цвета, которые она положила на землю. Сколько прохожих увидят цветы и задумаются, почему они здесь, кому предназначены? Возможно, некоторые вспомнят Хэнка.

Выходя из парка и возвращаясь к метро, Бен прошел мимо той же черно-белой фрески, но на этот раз не побоялся подойти ближе. Глядя на расстроенное лицо Пандоры и пустую коробку в ее руках, он заметил, что поверх фрески было нарисовано что-то, чего он не увидел издалека. «Должно быть, это добавил другой художник, — рассудил Бен, — взяв ярко-синюю краску и более тонкую кисть».