Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
— Почему в деревню? Оставайся в городе, переночуй где-нибудь неподалеку от тюрьмы…
— Нет, — твердо сказал старик, — я пойду домой, а утром вернусь. Уж лучше мне прошагать всю ночь, не то…
Не договорив, Вирайя ушел.
Когда Вирайя добрел до Срипурама, деревня была уже погружена во мрак. Только в окошке хижины Пунаммы мерцал огонек, дверь была открыта, и Вирайя осторожно заглянул внутрь. Пунамма еще не спала. Глаза ее были полны скорби и тревоги.
Увидев Вирайю, она быстро встала с постели и подошла к нему.
— Ну, как он там, мой сыночек? —
— Велел тебе кланяться…
— Жив!.. Родной мой! — Из груди Пунаммы вырвался вздох облегчения.
Потом среди безмолвной ночи раздался ее страшный, бессмысленный смех. Вирайя удивленно посмотрел на старуху. Она перестала смеяться.
— Вирайя! Ты не думай, что я лишилась рассудка! Правда, к сердцу иногда подкатит такая боль, что кажется, если не засмеешься, оно разорвется…
Вирайя молчал. Внимательно поглядев ему в лицо, Пунамма сказала:
— Тебя что-то мучает. Уж кто-кто, а я-то тебя знаю! Да-да! Какая тяжесть у тебя на душе?.. Что случилось? Скажи!..
— Да нет же, мать! Право, я ничего не скрываю!
— Говори… не то я опять буду смеяться.
— Знаешь, мать, — смущенно начал Вирайя, — сдается мне, что сынок мой хочет перед смертью надеть шелковую рубашку.
— Шелковую рубашку? — удивилась Пунамма. Шелковую рубашку! Что ты плетешь? Неужели Рагху Рао просил тебя об этом?
— Конечно, нет, мать. Ничего он не говорил. Я сам так думаю. Мне все кажется, если я достану для него шелковую рубашку, ему легче будет умирать.
— Шелковая рубашка! — пронзительно засмеялась Пунамма. — Шелковая рубашка! Ну и шутник же ты! Вирайя, ты как был дураком, так и остался… Шелковая рубашка!.. Да у кого в нашей деревне есть она?
Пунамма неудержимо смеялась.
— Не понимаешь ты моего отцовского сердца, — виноватым голосом сказал Вирайя. — А я вот вспоминаю, как однажды подарил сыну самодельную дудочку. С какой благодарностью посмотрел на меня тогда Рагху Рао! Я помню все его игрушки. Сама знаешь, как балуют своих детей ватти: наши дети почти не видят игрушек и всегда мечтают о них. И теперь, когда мое дитя… мой сын… мой Рагху Рао, которому всего-то двадцать два года, говорил о шелковой рубашке, я заметил, что глаза его заблестели, совсем как в детстве, когда его манила дорогая игрушка. Мое сердце обливается кровью! Ты была матерью, Пунамма! Неужели тебе незнакомо это чувство?
— Все мои дети умерли, — печально опустив голову, сказала Пунамма. — Никого не осталось. Одного унес голод, другого — холера, третьего в тюрьме сгноили. Остальных погубил заминдар… Все мои дети умерли, Вирайя… и теперь я ничего, ничего больше не знаю…
— Может быть, у кого-нибудь в деревне все-таки есть шелковая рубашка? — спросил Вирайя, не теряя надежды.
Пунамма опять засмеялась, и на этот раз так громко, что обитатели соседних хижин крадучись подошли посмотреть, что случилось. Увидев Вирайю, они осмелели.
— Что тут происходит? Почему Пунамма смеется?
— Он вот уверяет, что ему нужна шелковая рубашка для сына! Разве не смешно?! Еще неизвестно, кто
из нас двоих сошел с ума! — сказала Пунамма.Вирайя объяснил крестьянам, зачем она ему понадобилась, и те, боязливо озираясь, шепотом принялись его увещевать:
— Мы понимаем тебя, Вирайя! Но где достать шелковую рубашку? У кого ты ее найдешь? Зачем попусту тратить время? Рагху Рао утром казнят, а ты ищешь ему рубашку! Он рассердится, если узнает, как ты вел себя в его предсмертный час!
— Гурамма собирается жениться, — заметил кто-то из крестьян. — Пойдемте к его отцу. Может быть, он приберег шелк к свадьбе сына? Вот и исполнится желание Рагху Рао!
— Глупости! — возразил другой крестьянин. — Откуда у отца Гураммы возьмутся деньги на шелк?
— Спрос не беда, — с дрожью в голосе проговорил Вирайя.
Несколько человек вызвались пойти с Вирайей к Гурамме. — А если явятся полицейские и спросят, о чем вы тут шепчетесь? — вмешался старый крестьянин. — Что тогда будет?
— Тогда… мы им покажем, — вспыхнув, ответил старику сосед. — Ну, пойдем к Гурамме!
Они шли мимо крестьянских хижин. Люди просыпались и присоединялись к ним. Все только и говорили что о шелковой рубашке. Когда Вирайя со своими спутниками подошел к хижине отца Гураммы, тот уже ждал их.
— Вот поглядите, на постели лежит все, что я смог достать ко дню свадьбы Гураммы, — сказал он, разводя руками. — Нет у меня шелка! Хоть весь дом обыщите. Не то что рубашки, я бы жизни своей не пожалел для Рагху Рао!
Но крестьяне на том не успокоились. Они заходили в каждый дом, перебудили всю деревню. Особенно старались старики. Молодежь не отставала от них, хотя и считала затею Вирайи нелепой. Так они безуспешно ходили от двери к двери, пока Вирайю не догнал Рамлу-дхоби. Он протянул Вирайе небольшой узелок.
— Тут две шелковые рубашки: одна — Джаганнатха Редди, другая — Пратаба Редди.
— Ты хочешь, чтобы мой сын надел рубашку заминдара?! — воскликнул Вирайя, и в голосе его звучали ненависть и отвращение. — Подумай, Рамлу, что ты говоришь?..
— А где же еще найдешь в нашей деревне шелковую рубашку? — смутился Рамлу.
Вирайя молчал. Один за другим возвращались ватти — все с пустыми руками. Вдруг Вирайя что-то вспомнил. Он кинулся к своей хижине и открыл деревянный сундук. На дне сундука хранилось приданое его жены. Все вещи были потертые, поношенные. Но среди них оказалось шелковое покрывало, которое мать Рагху Рао берегла для своей будущей невестки.
Время от времени она доставала его и с гордостью показывала мужу, приговаривая:
— Погляди-ка! У кого из жен ватти найдется такое прекрасное покрывало? Я подарю его своей невестке, когда будем женить сына!
Вирайя осторожно вытащил со дна сундука помятое, слежавшееся покрывало. Оно было алое, очень красивое и при свете фонаря ослепительно сверкало. Все дружно и радостно воскликнули: «Есть! Наконец-то!»
— Вот только выйдет ли из него рубашка? — с сомнением спросил Вирайя.
— Выйдет! Надо сейчас же позвать портного Сома-аппу! Времени осталось в обрез!