Когда растает снег...

Старший брат продолжал служить где-то в Иранской ССР… Обстановка там, вроде как, потихоньку утихала. Закончились самые большие мятежи, закончились попытки прорвать приграничную санитарную зону. Практически забыли и про Турецкую лихорадку… Уж слишком мало стало людей на Ближнем Востоке, а выжившие стремились жить закрытыми общинами. И это, в конце концов, остановило распространение заразы. Неизвестно было лишь одно — что сейчас творится в Африке…

Что еще примечательного в этом году смог бы отметить для себя Михаил? Да, пожалуй, больше и ничего. В Москву его больше не вызывали… Хотя письма пару раз еще присылали, но то были уже мелочи. Так что жизнь шла тихая и спокойная… Даже зима получилась какая-то «не та». Куда делись те снегопады и бураны первых лет? Снега, правда, хватало. Но то было на уровне обычной снежной зимы прошлых времен… Не было больше и тех экстремальных морозов — ниже сорока с небольшим градусов температура больше не опускалась.

За то вдруг вспомнилась недавно прочитанная научная статья про Долгую зиму… И в ней подробно анализировались причины и ход произошедшей пять лет назад глобальной катастрофы. И вывод из статьи был, можно сказать, парадоксальным. Могло быть все и куда хуже! Ведь тот самый Лонг-Вэлли по меркам «сверхвулканов», как стали их теперь называть, практически малявка! И если б вместо него произошло извержение Тобы, Йеллоустона или Пакана, то все было бы гораздо хуже! И этот короткий список — лишь те сверхвулканы, что уже успели обнаружить и хоть мельком изучить! Сколько же их всего кроется на планете — этого пока не знает никто!

Гораздо худшая ситуация могла бы произойти и при падении на планету астероида… И тут уж в зависимости от его размера! Ситуация могла быть как на уровне извержения Тамборы в XIX веке, так и могла бы переплюнуть все вышеупомянутые извержения сверхвулканов вместе взятые! Все это ставило перед человечеством важную стратегическую задачу научиться максимально точно предсказывать, а при наличии возможности и предотвращать, подобные события…

Впрочем, события такого масштаба случаются крайне редко… А уж вероятность того, что оно случится уже в этом веке, и вовсе ничтожно мала. Ведь в параллельном мире такого не было, так что Михаил был на этот счет спокоен. Куда больше его беспокоила опасность «перестройки» и развала страны. Хотя, кажется, в этом мире такое уже вряд ли возможно… Ведь в какой-то мере правы все эти комсомольские и партийные руководители! Агитировать советский народ за советскую власть теперь не нужно… То, что они до сих пор живы, что не развалили страну и не деградировали — само по себе лучшая агитация за советскую власть и социалистический строй. Да и некому, по большему счету, нынче вести враждебную пропаганду… Некому слушать «вражеские голоса» попросту потому, что этих голосов больше нет. Некому составлять планы по разложению изнутри и развалу советского государства… Оставалась лишь одна угроза — угроза перерождения правящей верхушки. Но смогут ли они что-то сделать в тех условиях, когда люди привыкли быть коммунистами и комсомольцами не на словах, а на деле? Когда со всякими уродами борются не лозунгами о «перевоспитании» и выговорами по партийной линии, а винтовкой с наганом? Тут как бы перерожденцев во власти самих к стенке не поставили! Как до того поступали со всякой бандитской сволочью.

И, в то же время, было почему-то обидно… Прежний СССР, мир романтиков и мечтателей, оказался безжалостно растоптан Долгой зимой, а на смену ему пришел совершенно иной мир. Страна «людей дела», кому плевать на всякие отвлеченные мечтания… Мир гораздо более суровый и бескомпромиссный, более жесткий, а порой и жестокий. Но именно за счет этого он смог задавить не только всяких баев и «басмачей» Средней Азии, но и, казалось бы, просто неистребимый преступный мир… Который оказался просто не готов к тому, что давить его будут не только власти, но и сам народ. Вот только избавиться от грусти по прежнему миру почему-то все равно не получалось. Пусть тот мир был, может быть, и менее справедливым, но при этом он был словно добрее и, в какой-то мере, даже наивнее… Словно то был какой-то верящий в светлое будущее ребенок, которого вдруг швырнули из уютной семьи в суровый окружающий мир. Да, он выжил, он даже нашел в себе силы противостоять этому миру и не погрузиться во все его пороки… Но при этом он перестал быть ребенком, став взрослым мужиком — хмурым, неулыбчивым, готовым на любые обиды или насмешки ответить кулаком в нос.

— Ну что? — прервала молчанье мать Михаила. — Пошли за стол что ли?

— Пошли! — первой откликнулась сидевшая в другом конце комнаты Кветка.

Было несколько странно, но эта девчонка-словачка и впрямь успела стать для них фактически новым членом семьи… Как и Василиса, ее дочка. Только та давно уж спала… А сама Квета все еще училась в мединституте, желая стать педиаторшей. Что ж, работа во все времена полезная… Недаром медики даже в нынешнее трудное время продолжают учиться в дневную смену. Впрочем, в газетах уже писали, что со следующего года в большинстве университетов и институтов СССР восстанавливается дневное обучение. Более того, отчисленным в прошлые годы предлагалось восстановиться. Вот только жизнь большинства из них уже сделала такие повороты, что не до учебы больше! Большинство отчисленных в прошлые годы студентов нынче не просто работают, а давно уж и семьями обзавелись. Да и знания — они ведь тоже постепенно теряются…

Выпивки не было — не «деревяшку» ж на новогодний стол ставить! За то салат — вон он, практически настоящий «оливье»… Только с куриной колбасой и произведенный по разработанной немцами технологии сметаной «с заменителями молочных жиров». Вкус у нее, конечно, не чета настоящей, особенно той, что от частников, но другой нынче просто нет. Совсем нет! Остался только племенной скот, так что молоко и молочные продукты выдаются по карточкам только детям.

Но хорошее предновогоднее настроение сегодня нельзя было испортить даже этим. А вот мандаринов нынче больше не было… В Абхазии теперь выращивали не их, а яблоки с грушами да сливами. Впрочем, даже эти новые сады всего второй год начали давать свои плоды — хоть и высадили их в первое лето, но пока еще деревья разрастутся! Как и новые мандариновые сады в Иране. Перед новым годом их таки раздавали детям… По одной штучке!

— Ну за Новый год! — разливая по бокалам компот из сухофруктов, произнес отец Михаила. — Чтобы он был лучше этого!

«Чокаться» компотом — это уже можно было считать новой традицией. Даже в анекдоты войти успело! Взяв в руки ложки, они всей семьей принялись уплетать салат… Тот самый «как бы оливье», что заставило Михаила вспомнить первую зиму. Год, когда в стране царило такое настроение, что отмечать какие-либо праздники не было ни малейшего желания. Как, впрочем, и возможности. Когда все висело буквально на волоске. А тем временем по радио пустили какие-то новые песни… И, к большому удивлению, одну из них исполнял Высоцкий — наверное, впервые за всю историю его пустили в эфир… Главным героем песни оказался эвакуированный в Среднюю Азии, кто как бы рассказывал о своей жизни в тех местах — про работу в поле, налеты басмачей, про то, как после работы слушали радио в сельсовете… И хоть Михаил никогда не был любителем Высоцкого, из всего иго творчества ему нравилось едва ли больше десятка песен, но эта ему понравилась. Не зря ее и в эфир пустили!

— А почему вы называете этот салат в честь француза, а европейцы называют его русским? — когда они уже доели «оливье», вдруг спросила Квета, чем привела всех буквально в недоумение.

— А хрен его знает, — только и смог ответить Михаил.

— Вообще «Оливье» его не так давно стали называть, — усмехнулся отец Михаила. — В моей молодости, помнится, его называли «Столичный»…

— Понятно, — только и улыбнулась в ответ девушка.

Посидев еще немного и поговорив на самые разные темы, они все начали вылезать из-за стола и отправляться спать… В конце концов, хоть завтра и выходной день, но спать все равно нужно!

Глава 6

— Заключенный Солженицын по вашему приказу доставлен! — войдя в кабинет, произнес начальник конвоя.

— Заводите! — коротко приказал в ответ майор госбезопасности Смирнов.

Выйдя из кабинета, лейтенант приказал заводить «зэка» к следователю. И вот минутой спустя майор Свиридов имел возможность увидать вживую того, чье личное дело сейчас лежало у него на столе. Что ж, типчик и впрямь был весьма любопытный!

Бывший капитан Красной армии, бывший командир батареи звуковой разведки, кавалер двух орденов — Красной Звезды и Отечественной войны второй степени… Герой войны! И предатель, антисоветчик в одном лице… Впрочем, увы, такой он не первый и, почти наверняка, не последний…

Арестован в 1944 году за антисоветскую деятельность, приговорен к восьми годам ИТЛ, отбывал наказание в различных лагерях, включая несколько, как их называли всякие контрреволюционеры, «шарашек». Был завербован в качестве осведомителя. В 1950 году переведен в лагерь в Экибастузе. Освобожден в начале 1953 года и отправлен в ссылку в село Коктерек Джамбульской области Казахской ССР, где несколько лети проработал учителем физики и математики в школе. В это же время попытался заняться писательством — сначала писал «в стол», а затем попытался и опубликовать некоторые из своих «творений». Однако издательства, разумеется, не приняли ничего из них к печати. Несколько раз пытался опубликовать, в несколько переработанном виде, рассказ «Один день Ивана Денисовича», но неизменно получал отказ — хотя дело дошло до рассмотрения аж на уровне Министерства культуры и Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, где публикация была запрещена решением товарищей Беспалова и Михайлова.

Уже накануне Долгой зимы Солженицын искал связи для публикации своего «творчества» на Западе, но сделать это из казахской глуши было практически невозможно. Особенно в свете того, что с 1963 года он оказался под особым вниманием МГБ. Тогда же Солженицын был уволен из школы и, в дальнейшем, работал в колхозной конторе секретарем. В июле 1966 года в ходе обыска было изъято несколько рукописей с материалами клеветнического и антисоветского содержания. На основе законов от 1959 года был поставлен вопрос о высылке гражданина Солженицына из страны с лишением советского гражданства, но до воплощения в реальность дело не дошло.