Когда сойдутся тени
Шрифт:
Когда Марк допел песню, и затихла его гитара, никто не произнес ни звука. Все молчали. Только потрескивал костер, вздымая вверх языки пламени.
Маленький Грэг уснул у Кей на руках, склонив головку ей на плечо. Он был без шапки, и его темные кудри поблескивали в свете костра.
— Спит малец, да, Кей? — спросил Мас.
Девушка молча кивнула, поднялась и отнесла малыша в свою повозку. Она уже успела выкупать его до ужина, потому просто уложила в кровать, сняла одежду и укрыла одеялом.
Песня, спетая Марком, все не выходила из головы. Он иногда поет не простые песни. Кей не запомнила слова, но чувствовала,
Песен уже не пели. Лариэн и Смаик, которым выпало дежурить в первую половину ночи, заняли свой пост недалеко от фургона Джейка. Остальные легли спать, завернувшись в плащи и устроившись на еловых ветках. У костра сидел только Марк. Увидев Кей, он сказал:
— Садись, Кей, поболтаем. Ты ведь не хочешь спать?
Девушка удивленно приподняла брови, а Марк спросил:
— У тебя есть еще шоколад?
— Хитрый какой, — улыбнулась Кей, пристраиваясь у костра, — шоколад только для женщин и детей.
— Раненым ведь тоже полагалось.
— Да? Я и забыла, что ты ранен. Ну, ладно, сейчас принесу.
Марк остановил ее, взяв за руку:
— Я пошутил, не ходи никуда. Лучше скажи — испугалась, наверное, зменграхов?
— Что тут говорить… Конечно испугалась. Поганые твари. Хвала Создателю, что кошмар этот остался позади.
Кей посмотрела на Марка, сидевшего на охапке сосновых веток, и сама спросила:
— А ты боишься зменграхов?
Тот покачал головой, потом усмехнулся и ответил:
— Хотел похвастать и сказать, что ничего не боюсь. Но вообще-то боюсь. Во время битвы, как правило, злость побеждает страх. Злость, чувство долга и, — тут он понизил голос и выразительным шепотом добавил, — жажда адреналина.
— Все понятно, — ответила Кей, — а у меня нет жажды адреналина, и я бы сейчас предпочла спать в Желтом Доме, чем скрываться от зменграхов на болоте. А помнишь, Марк, ты обещал мне рассказать, почему расторг помолвку с Кенаан-Ланой?
— Не помню, — совершенно серьезно сказал Марк.
— Ну, так я тебе напоминаю.
Марк опять засмеялся и сказал:
— Ох, уж это любопытство… Ну, в общем-то… Что сказать-то, — он замялся, подкладывая сухие веточки в костер.
Кей выжидающе смотрела на него. Наконец, Марк вздохнул, качнул головой и объяснил:
— Старейшины знали, что мне предстоит далекий путь, опасная дорога. И они знали, что, возможно, я не смогу вернуться… Потому помолвка и была расторгнута, чтобы девочка не ждала напрасно и не была связана никакими обязательствами по отношению ко мне.
Потому, как Марк осторожно и тщательно подбирал слова, Кей поняла, что он что-то не договаривает. Но переспрашивать не стала, — была уверена, что он все равно не расскажет ей.
А Марк, отряхнув руки, сказал:
— Теперь твоя очередь о себе рассказывать.
— А что я могу о себе рассказать?
— О родителях, например. Кем был твой отец?
Кей пожала плечами и искренно сказала:
— Не знаю.
— Как это не знаешь?
— Вообще не знаю. Даже его имени. И не видела его никогда. Я росла с отчимом.
— Ну, хорошо. Тогда кем был твой отчим?
— Выродком, каких мало, — буркнула Кей и спохватилась. Она затронула то, о чем хотела бы помолчать.
Марк
удивленно сказал:— Ого! Что же такого он сделал, что ты так нелестно о нем отзываешься?
Кей, не отрывая взгляда от пляшущих языков пламени, сказала:
— Что делал? Бил меня и моего маленького брата. Особенно, когда пьяный был. Мешали мы ему все время.
— И мать ваша разрешала ему это делать?
— Матери мы еще больше мешали. И ей было все равно, что с нами происходит. Она хотела жить на полную катушку, ни в чем себе не отказывая. Ну, и жила, как хотела. Не готовила нам, не стирала, совсем нами не занималась. Зато частенько собирала у нас дома какую-нибудь тусовку. Компанию приятных людей. А мы с братом сами по себе росли. Отчим только нас воспитывал. Приучал к дисциплине. После его «уроков» я один раз попала в больницу с вывихом руки. А брат — два раза с переломами. И мы всегда говорили врачам, что упали с велосипеда. Правду не говорили, боялись этого козла…
Кей говорила, и слова лились печальной рекой. Она так долго об этом молчала, она так долго хранила в себе эту реку печали, что теперь ей просто необходимо было говорить. И она продолжала рассказывать, всматриваясь в танец теплых оранжевых языков.
— Мы убегали от него, прятались в старых сараях на пустоши, недалеко от дома. Как-то он, пьяный, отправился нас искать в эти сараи. А мы прятались за штабелями досок, сидели, как мыши. Он ходил совсем рядом и ругался. Обещал оторвать нам руки и ноги… Том сидел рядом со мной. Он так боялся, что описался от страха. И плакал. Беззвучно. Только слезы текли по щекам. И нам надо было сидеть тихо и нечем себя не выдать. Он потом ушел, отчим наш, а мы так и сидели полночи в сарае, голодные, замерзшие. Том в мокрых брюках. Домой только под утро вернулись, когда были уверенны, что мать с отчимом спят.
— Убил бы твоего отчима… — жестко сказал Марк.
Кей посмотрела на него и сказала, удивляясь спокойствию своего голоса:
— А я его и убила.
Глаза Марка потемнели, покрытое загаром лицо стало серьезным и злым.
Кей ненадолго замолчала, и он сказал:
— Продолжай.
— Тут особенно нечего рассказывать. У моей матери есть двоюродная сестра. Она живет в соседнем городке. С матерью моей не общается, считает ее чем-то вроде отброса общества. Правильно, конечно, считает. Она, кажется, ходит в какую-то… церковь, — слово «церковь» Кей произнесла на английском, в Суэме такого слова не было, — точно я не знаю. Она предложила оплатить мое обучение в медицинском колледже. С условием, что я буду себя прилично вести. Для меня это был шанс как-то выбраться из того болота, в котором я жила, и потом вытащить Тома. Я согласилась. Уехала, а Том остался.
Кей взяла первую попавшуюся ветку из кучи хвороста и, ломая ее, продолжила рассказ:
— Конечно, я навещала Тома. Как-то приехала к нему, а матери не было дома. Зато приперся пьяный Риверс, принялся орать, как всегда, убил на глазах у Тома его собаку. Я тогда взяла бейсбольную биту и надавала ему по башке. И он умер.
Кей невесело усмехнулась:
— Это оказалось несложно. Потом я села в машину и уехала. В сторону Трех Придорожных Камней. И оказалась здесь, в Суэме. Дальше ты знаешь… С тех пор я живу с мыслями о том, где сейчас мой маленький братишка и с грузом убийства на своей совести.