Когда уходит Осень

— Да?

— Можно задать тебе один вопрос?

— Конечно.

Финн улыбнулся, но Ана была не уверена, ей он улыбнулся или своим мыслям.

— Ты пришла сюда, чтобы действительно купить рассаду или чтобы встретиться со мной?

— Вот тебе на, Финн! Тебе не стыдно задавать такие вопросы?

«Черт возьми, — думала Ана. — Должно быть, у меня все на лице написано».

— Нет уж, не увиливай, давай прямо к делу. Жизнь и так коротка, не будем ходить вокруг да около.

Вдруг Ану охватила фантастическая уверенность в себе.

— А зачем, Финн? Ты ждешь, что я открою перед тобой карты, не зная, что у тебя на душе? Это нечестно.

Финн поднял обе руки, как бы пытаясь ее успокоить.

— Пожалуй, ты права, это нечестно. Ну хорошо, тогда скажу я. Я давно уже только о тебе и думаю. — Он снова запустил пальцы в шевелюру; видно, всегда делал так, когда нервничал. — С тех пор как мы встретились, я хожу как во сне, все падает из рук, такое чувство, будто чего-то не хватает. А вот теперь ты здесь, сидишь передо мной, я гляжу на тебя и удивляюсь — неужели это ты?

Она и не ожидала, что он наговорит так много, но у нее появилось отчетливое впечатление, что он не мог не выговориться.

— Это же безумие, — продолжал он, — я женат, ты замужем, я тебя совсем не знаю, но находиться рядом с тобой все равно что…

— Все равно что прикуривать, сидя на бочке с порохом, — закончила Ана.

Блеск, как только это ей пришло в голову? Молодец, Ана. Интересно, откуда у него взялось смелости на подобное признание? Такое чувство, будто лавина обрушилась, а она стоит и смотрит.

— Точно, — сказал он.

Их глаза снова встретились. У Аны захватило дух. Неужели у них все так серьезно? Она ничего не понимала в изменах, давно забыла, что такое свидание с мужчиной. Она думать не думала, что все произойдет так сразу. Но Финн прав, и теперь, когда они вместе, это ясно как день. Ей захотелось броситься ему на шею и поцеловать крепко-крепко. Но она не могла пошевелить ни рукой ни ногой: очень волновалась, нервничала. Он тоже. Так и сидели оба, сидели и смотрели друг на друга.

— Финн, я люблю мужа. Мы с ним вместе уже давно. Мы с ним как две лошади в одной упряжке, и нам хорошо вместе.

Финн должен знать, что она дорожит Джакобом. Должен знать, что она не шлюха.

— Раньше, давно уже, у нас с ним все было, как это сказать… горячо, понимаешь? А сейчас все по-другому. Тебе не кажется, что мы оба сошли с ума? Ни в какие ворота не лезет.

Финн, похоже, тоже пытался найти правильные слова. Не хочет смахивать на мерзавца, который постоянно обманывает жену.

— Еще как кажется! Безумие какое-то. Голова идет кругом, будто наркотиков накачался. Но ведь не накачался же…

— Финн, если б я могла с этим справиться, меня можно было бы считать самой сильной женщиной на планете.

Финн ласково рассмеялся, и снова оба замолчали. Ана понимала: это потому, что обоим надо быть очень аккуратными в выборе слов. Молчание не было неловким, в нем была надежда, может быть слегка приправленная печалью. Финн снова заговорил, и так серьезно, что Ана испугалась, готова ли она к этому.

— Ты же понимаешь, конечно, Ана, что теперь, когда мы выложили все друг перед другом, назад дороги нет. Но мы с Джинни вместе с шестнадцати лет, а дочке нет еще и трех. Что с этим делать, ума не приложу. Лучше всего держаться друг от друга подальше, по крайней мере, это честно, но…

— Нет, Финн, я этого не хочу.

— Да и я тоже.

Ана улыбнулась, протянула руку и накрыла его ладонь своей.

А потом настал черед для лжи и хитрости. В такой ситуации всегда все выворачивается шиворот-навыворот, а разум готов оправдать любые желания плоти. Из питомника в тот день Ана ушла еще более смущенной и взволнованной, чем прежде. Страсть по природе своей такова, что поглощает тебя целиком, постоянно терзает, не давая ни минуты покоя. Но с Финном все было иначе: его чувство словно окутывало ее плотным покровом, и жар в груди ее пылал ровным, спокойным пламенем. Ей хотелось поделиться с кем-нибудь своим чувством, хотелось кричать об этом всему миру. Она прижимала руки к груди, словно пыталась закрыть брешь, которую в ней проделало ее чувство к Финну, но оно рвалось наружу, и не было сил остановить его. Оно хлестало мощной струей, оно окрашивало собой все, что она ни делала, все, что она ни говорила.

В тот день они даже не поцеловались, даже не коснулись друг друга, если не считать того, что Ана дотронулась до его талии и накрыла ладонью его ладонь, лежащую на столе. Зато договорились на следующий день пообедать вместе.

Ана помнила, как вернулась домой с рассадой, помнила, как боязливо открыла дверь, опасаясь, что случившееся с ней крупными буквами написано у нее на лице. Но странное дело, при виде Джакоба у нее словно камень с души свалился. Оказалось, не так-то трудно все это скрыть. Вот тогда она ощутила, что ее словно разрубило надвое, она будто раздвоилась. Одно ее «я» жило обычной семейной жизнью: муж и сын, работа, дом; другое целиком принадлежало Финну. И на эту половину, кроме нее самой, никто не имел ни малейшего права.

С этой минуты Ана стала гораздо терпимей, добрей с окружающими. Но стоило ей почувствовать, что кто-то пытается проникнуть туда, где обитает ее другая половинка, она становилась крайне осторожной и сразу принимала защитные меры. Джакоб, достаточно хорошо изучивший жену, почувствовал в ней перемену, но когда попытался выяснить, в чем дело, она так рассердилась, что он тут же пошел на попятную, понимая, что кое в чем ему придется разбираться самостоятельно.

В тот день, когда они принялись копать грядки и сажать рассаду, Джакоб смотрел на Ану и изумлялся: как она старается! Откуда ему было знать, что, ковыряясь в земле, таская лейку, которой Финн не забыл снабдить ее, Ана чувствовала, что он словно стоит рядом и смотрит, как она работает: огород для нее стал олицетворением самого Финна.

На следующий день Ана с Финном встретились возле ресторана «Авалон» [13] на Мабон-роуд — оба любили бывать в этом заведении. Было время обеда, в ресторане было полно народу и шумно, и они усердно принялись разыгрывать перед всеми спектакль.

— Кого я вижу! Ана, что ты здесь делаешь? — воскликнул Финн.

Он сиял от радости. Впервые Ана видела перед собой человека, который бы так радовался, встретив ее.

— А, Финн, добрый день! Да вот ходила по магазинам и проголодалась, есть хочу — умираю! С утра ничего не ела. А ты каким ветром? Ты один? А где… Джинни? — спросила Ана, слегка споткнувшись на имени его жены.

13

Авалон — мифический остров счастья из кельтских легенд.

— Дома, где ей быть. Я тут поблизости консультировал кое-кого и подумал, что неплохо сначала перекусить, а потом возвращаться к себе. Хочешь, пообедаем вместе?

— С удовольствием. Терпеть не могу есть в одиночестве.

Оба понимали, насколько необходим этот спектакль, или, по крайней мере, думали, что понимают. Обоим казалось, что одного взгляда на них достаточно, чтобы догадаться, что они любовники. Им в голову не приходило, что каждый занят только собой и на них никто не обращает внимания.