Когда уходит земной полубог

— Ай да союзничек! Выходит, не датские адмиралы, до осени тянувшие с высадкой, повинны во всём, а мы с Аникитой Ивановичем Репниным, когда отказались высаживать наш корпус в Сконе глубокой осенью, дабы он не погиб там зимой от голода и холода! — сердито выговаривал царь своему послу в Голландии Куракину, только что прибывшему в Амстердам из Гааги.

Пётр сидел у жарко натопленного камина, зябко кутаясь в тёплый халат на вате (подарок китайского богдыхана), и сердито смотрел, как догорает в пламени злополучная датская «Декларация».

Борис Иванович Куракин стоял перед царём почтительно, но достойно — умение прирождённого дипломата. А ведь начинал он свою карьеру не в Посольском приказе, а в Преображенском полку и только после Полтавской виктории был определён Петром на дипломатическую службу. Впрочем, уверенность Петра, что «гвардеец всё может», в случае с князем Куракиным полностью оправдалась, и Борис Иванович показал себя способнейшим царским послом, одинаково ловко улаживающим дела и у папы римского, и с правительствами Голландии, Франции, Англии.

По своей жене Лопухиной Борис Иванович приходился царю свояком, но хорошо, что карьеру делал безо всякой родственной связи. Ведь после пострижения царицы Евдокии Лопухиной в монастырь родство с Лопухиными не столько сближало его с царём, сколько удаляло. Однако Куракин сумел своей выдержкой и ревностью к общему делу внушить Петру такое уважение, что мог подавать независимый голос по всем иностранным делам. Вот и сейчас он не стал кричать противу датского короля Фредерика, а спокойно заметил:

— Что Дания? Сие — политика малая! Хуже, когда такие лжи печатают в Лондоне! — И протянул Петру небольшую брошюрку «Кризис Севера».

Царь машинально указал Куракину сесть в кресло и начал быстро читать первые страницы.

— Ну и ну... — Голова Петра, украшенная тёплым колпаком, нервически затряслась. — Я и не ведал, что у меня за пазухой есть такой адский план: завоевать всю Швецию, захватить остров Готланд, установить протекцию над Данией, Норвегией и всей Северной Германией! Что там ещё врёт автор?

— Дале он нагло пишет, что Россия со временем захватит всю торговлю на севере Европы, а также торговлю с Персией и Турцией и станет главною соперницей Англии! — рассмеялся Куракин.

— Что ж, для англичан торговля — главный аргумент. Ведь их купцы готовы поджечь край света, токмо бы выгодно продать кусок коленкора! — задумчиво сказал Пётр.

— Так, государь. И ещё — все виктории россиян по этой брошюре предвещают скорое и неминуемое светопреставление! — пожал плечами посол.

— А я, конечно, для этого писаки антихрист и князь тьмы! И сие пишут не в раскольничьем скиту, а в просвещённом Лондоне! — Пётр сердито захлопнул книжицу.

Куракин развёл руками, улыбнулся лукаво:

— Наше счастье, государь, что сей пасквиль, хотя и издан в Англии, написан-то не англичанином. Как мне сообщает наш посол из Лондона, пасквиль сей сочинён шведским посланником графом Гилленборгом. И ещё одна новина, на сей раз из приятных: граф Гилленборг боле никаких брошюрок на Флит-стрите печатать не будет!

— Отчего ж так? — Пётр недоверчиво взглянул на своего блестящего дипломата сквозь круглые очки, которыми пользовался для чтения.

Куракин усмехнулся:

— А оттого, государь, что у оного шведского посланника был на днях в Лондоне обыск и при том сыскали секретную корреспонденцию графа Гилленборга и самого короля свейского с главарями английских якобитов. Похоже, король Карл и его новый первый министр голштинец Герц совсем умом тронулись: не закончив войну с нами, готовят уже высадку шведской армии в Шотландии и хотят с её помощью свергнуть короля Георга и снова возвести на английский трон Якова Стюарта. Парламент, само собой, в бешенстве, отношения Англии со Стокгольмом прерваны, и, по слухам, наш старый знакомец адмирал Джон Норрис весной опять поведёт эскадру на Балтику, супротив шведа! — Куракин довольно потирал руки.

— Вот это новость так новость! Спасибо, Борис Иванович, удружил. — Пётр поднялся с кресел и стал мерить спальню крупными шагами. — Нет, что ни говори, чудак Каролус — наилучший вспомогатель в нашем великом деле! Не зря я всегда за здоровие сего начинателя пил! Никакою ценою не купишь, что наш чудак сам делает! — И тут же приказал позвать в опочивальню канцлера.

Гаврила Иванович явился сразу, поскольку во время болезни царя все сопровождавшие его министры дневали и ночевали рядом, в приёмных покоях. О британских новинах канцлер уже ведал — из Лондона только что примчался Сонцев. Пётр встретил канцлера и вошедшего с ним Сонцева весело.

— Вот что, Гаврила Иванович! — приказал он Головкину. — Распорядись тотчас снарядить к брату нашему, королю Георгу, тайное посольство, дабы разузнали всё об английских шатаниях, и главное — объявят они весной войну шведам аль нет? А посольство то пусть возглавит Пётр Андреевич Толстой. Он темницы Семибашенного замка в Стамбуле вынес, чаю, и в лондонском тумане не затеряется. Ты же, тёзка, — Пётр обернулся к Сонцеву, — будешь Толстому первым помощником. И объясни ему разницу меж английским парламентом и турецким султаном.

Вслед за тем к Петру был допущен и сам Толстой, а уже на другой день тайное посольство отплыло в Лондон.

ТАЙНОЕ ПОСОЛЬСТВО

Залив Зюйдер-Зее, соединявший Амстердам с Северным морем, в зиму 1717 года покрылся льдом, и в Англию Пётр Андреевич Толстой со своими спутниками отправился из Гааги. Спасибо послу Куракину — подрядил добрую шняву с сухим трюмом, куда Пётр Андреевич и велел поставить короба с пушниной.

— Соболий бакшиш — верный путь к успеху! — лукаво подмигнул он Сонцеву, но тот кисло усмехнулся: — В Лондоне правит не гарем, а парламент, Пётр Андреевич. Боюсь, соболей там на всех не хватит! — За той кислой усмешкой Сонцева таилась обида.

Для столь важной миссии царь выбрал этого старого прохиндея Толстого, который полжизни просидел послом в Стамбуле, а не его, Сонцева, опытного знатока английских дел!

— Э, сударь мой! Что Стамбул, что Лондон — человек всюду одинаково слаб. — Пётр Андреевич добродушно вытирал лысину платком. — И бакшиш умному посланцу в его нелёгких трудах прямая подмога!