Когда улыбается удача

Сказка своевольно обращается с мифом. Она переводит его сюжет в рамки бытовой ситуации. Здесь обе сестры выступают в роли богинь, стремящихся выяснить, кто из них привлекательней, и обращающихся за решением этого вопроса к соседу. Тот, желая избежать неприятностей и не обидеть ни ту и ни другую, говорит Джьештхе: «Откровенно говоря, вы красивее, когда поворачиваетесь спиной и идете, полная изящества и грациозности».

Нередко произведения народной прозы обращаются к реальным историческим событиям, становясь своего рода современным эпосом, герои которого — реальные исторические личности, или объясняют возникновение тех или иных социальных институтов. Таковы в данном сборнике новеллы «Великий актер», «Великий поэт, родившийся глупцом», «Рождение великого поэта», «Царица-воин», «Обамма» и т. п. Но нередко события в этих историях восходят к традиционным мотивам. Так, керальская сказка о «Поэте, родивш мся глупцом» связана какими-то нитями со сказанием о том, что великий поэт индийской древности Калидаса родился глупцом и лишь благодая милости богини Сарасвати стал гениальным поэтом.

Весьма интересно то, что среди нынешних народных сказок встречаются и сюжеты, заимствованные из старых собраний сказок, претерпевших немалые изменения, например «Мужчина, который поймал леопарда за хвост», «Брахман и тигр» и т. п. Да и сказка об индийском грамматисте и поэте Вараручи выдает, с одной стороны, свою связь с древнейшим сказочным эпосом «Брихаткатха» («Великий сказ»), а с другой — устанавливает определенные связи с многочисленными «Александриями»^{13}, в частности с тем сюжетом, в котором наставники, исполняя желания своих супруг, обращают себя в ездовых животных. Крайне сложно проследить пути подобных изменений, но тем не менее они налицо. Связь народных и литературных сюжетов очевидна и длительна во времени.

Бывает, что с именем того или иного персонажа связана целая вереница сюжетов, восходящих к очень древним преданиям, из которых сплетается в народном представлении образ того или иного любимого героя. Так, много преданий концентрируется вокруг Вараручи. К ним относится и насмешливая сказка-новелла о женском могуществе, которое обращает Вараручи в коня, и его жена гарцует перед царем Нандой верхом на этом коне; в свою очередь, царица обращает в коня самого царя Нанду. В другом предации рассказывается, что Вараручи собирал народные песни, писал на основе их сюжетов свои стихи и читал их перед Нандой. Недруги объявили его плагиатором, и царь Нанда отказал ему в покровительстве.

Нередки случаи, когда в фольклоре того или иного народа, а иногда и нескольких народов вокруг наиболее ярких, оставивших о себе прочную память личностей начинают складываться циклы сказок — будь то поэт и актер Куньджан Намбияр или царь Викрамадитья. Так закладываются основы народных повестей или даже целых книг, обретающих самостоятельное бытие и дающих начало новым литературным жанрам.

Куньджан Намбияр, живший в XVIII веке, был замечательным поэтом. Он сатирически высмеивал пороки общества и утверждал общечеловеческие ценности, вырабатывал новые литературные формы, опираясь на богатое фольклорное наследие народа малаяли. Его собственное творчество пользуется широкой популярностью и в наши дни. Мало назвать его актером — он преобразователь традиционного театра, создатель жанра туллал, в котором синтезировались и традиции народного фарса, и некоторые черты классической драматургии. Сам поэт и актер оказался персонажем многочисленных народных новеллистических сказок, превративших реальные или вымышленные события его жизни в блестки народной фантазии.

Сказки о Куньджане Намбияре, Вараручи, Викрамадитье и многих других народных любимцах объединяет и то, что в них блещут юмор, остроумие и находчивость. Это обретает особый смысл, если иметь в виду, что кастовая, социальная стратификация индийского общества порождала ситуации, требовавшие утверждения престижа героя, несмотря на его принадлежность к социальным низам. Как раз на таких ситуациях основаны сказки, высмеивающие ростовщиков, помещиков, ювелиров, неудачливых и глуповатых царей. Устное творчество оказывается тем полем, на котором униженные и оскорбленные могут свести счеты с сильными мира сего.

Новое время порождает новые сюжеты — в этом сборнике присутствуют такие истории, как «Брахман-намбудири, который путешествовал поездом», «Почему английский капитан поклонился вождю повстанцев» и другие новеллы, свидетельствующие о живом отклике народного гения на все новое, появляющееся в жизни. Мимо острого взгляда сказочников не проходят ни министры, ни ростовщики, ни цари, ни брахманы, ни купцы, ни пастухи, ни старосты. Большое внимание народная сказка уделяет нравственности, причем не в абстрактной, а в социальной форме. В каком бы регионе ни возникали сказки, восхваляющие добродетель или осуждающие зло, — в засушливо-каменистом Раджастхане, в изобилующей зарослями кокосовых пальм, протянувшихся вдоль берега океана, Керале или в каком-либо ином регионе, — отношение к этическим нормам практически одинаково.

В сборнике присутствует и такой любопытный тип сказок, в которых фольклор как бы начинает объяснять сам себя. Нередки случаи, когда морализующий вывод сказки обращается в пословицу или поговорку, обретающую собственное бытие, и утрачивает непосредственную связь с породившим ее сюжетом. Тогда возникает потребность объяснить происхождение пословицы или поговорки, и сказитель предлагает свое, часто не совпадающее с исходным объяснение того, как именно родилась данная пословица или поговорка.

Важнейшей особенностью сказок, какому бы народу они ни принадлежали, является, говоря словами С. Ф. Ольденбурга, то обстоятельство, что это — «одно из тех звеньев, которые связывают народы, заставляют их лучше понимать друг друга, интересоваться взаимно жизнью и культурой и ведут к тому настоящему объединению, к которому без научного, а не любительски обиходного понимания человека нет путей»^{14}.

В этом обстоятельстве — таинство жизненности фольклора, объяснение длительности бытия того или иного сюжета, когда подчас сюжет, родившийся много веков, а может быть и тысячелетий назад, бытует и сегодня, лишь преображаясь в соответствии с местам и временем, обычаями или иными особенностями жизни народов. Ведь иной раз и сам народ, создавший фольклорное произведение, исчезнет с лица земли, а оно, его творение, продолжает существовать; доставляя пищу уму и сердцу бесчисленных поколений. Это можно увидеть и в нашем сборнике, свидетельствующем о том, что и поныне живут запавшие в народную память истории из «Панчатантры», и о том, что его сюжеты откликаются порой на события совсем ¹⁴ недавней истории, и, наконец, о том, что все эти истории насыщены не только, да и не столько собственно развлекательным, сколько глубоко жизненным материалом.

Современная стадия бытования фольклорных жанров в Индии характеризуется прежде всего тем, что общественность страны стала ощущать опасность утраты многих созданных народным творчеством художественных ценностей. Наряду с этим в область фольклорного творчества, остававшегося в Индии долгое время прерогативой деревни, а в городе — женской половины дома, стали вторгаться реалии современного быта (например, поезд) и неизвестные ранее персонажи (английский офицер).

Сам характер фольклорного повествования способствует достаточно легкому освоению его современными средствами массовой информации — в виде комиксов в газетах и журналах, мультипликации в кино или в сценическом воплощении — так, «Панчатантру» на театральной сцене ставила Всеиндийская ассоциация народных театров.

Есть основания надеяться, что современная индийская филология обогатит культуру народов Индии не только научно обоснованными собраниями народных сказок, но и исследованиями и справочниками. Уже сегодня индийская интеллигенция осознает необходимость этой работы, сохранения драгоценного наследия народного духа. Упомянем десятитомную энциклопедию пенджабского фольклора Ванджары Веди, пять томов которой уже вышло^{15}, труды М. С. Рандхавы о пенджабской культуре и фольклоре^{16}, фундаментальную монографию Дурги Бхагавата^{17} о фольклоре маратхского народа, удостоенную премии Литературной академии Республики Индия, и ряд других исследований и собраний.

Особенно хотелось бы обратить внимание читателя на неизвестный ему или, может быть, малоизвестный факт. Собирание в Индии произведений народного творчества, в том числе пословиц и поговорок, было начато не без воздействия, хотя и опосредованного, русской науки. Дело в том, что английский миссионер в Калькутте шотландец Джеймс Лонг провел детство в Петербурге, знал русский язык, поддерживал контакты с В. И. Далем, опубликовал брошюру «Восточные пословицы»^{18}, в которой излагал выработанные В. И. Далем принципы собирания и оценки народной мудрости.