Когда уже никто не мог помочь

Конечно же, мне приходилось защищать все проекты на правлении банка.

Я готовил документы, рассылал их заблаговременно членам правления и готовился к неприятным вопросам.

Членами правления в основном были зрелые дамы из советской финансово-кредитной системы, они мало интересовались новыми решениями, поэтому скучали на заседаниях и, конечно же, не изучали моих документов перед очередной встречей.

Это бесило председателя правления, он рычал, как тигр. Но рычал почему-то в мою сторону. Я выслушал его гневные тирады раз-другой и решил внести ясность в эту путаницу.

Я спросил: «Есть ли ко мне лично какие-то претензии? Может быть, я не разобрался в теме? Может быть, не подготовил своевременно документы или членами правления обнаружена какая-то ошибка в моей работе?»

Председатель был озадачен и ответил: «Нет».

На непродолжительное время его возмущённый взор был направлен в сторону правильных адресатов. Но через некоторое время он снова обрушился на меня с потоком гневных необоснованных изречений.

Я поднял на него глаза и спросил: «У вас ко мне есть какие-то претензии?»

Щеки председателя покрылись румянцем. «Нет», – ответил он, испытывая неудобство перед коллегами – возрастными дамами.

«Можно ещё один вопрос, – продолжил я. – Мой отец, который вырастил и выучил меня, не имеет права разговаривать со мной таким тоном. Почему вы считаете, что такое право есть у вас?»

Председатель побагровел, но сказал: «Извините, пожалуйста».

Заседание шло ещё несколько десятков минут, и за это время председатель правления снова срывался на меня несколько раз. Но каждый раз, когда я поднимал на него глаза, он извинялся.

Видимо этот опыт стал настолько болезненным для него, что я больше ни разу не был приглашён на заседания правления. Несдержанность председателя лишила его возможности общаться со мной напрямую. Линия общения перестала быть сильной, быстрой и надёжной.

Я, тем не менее, продолжал работать и реализовывал новые проекты.

Межбанковское кредитование в 90-е было невозможно, если ваш банк пользовался государственными кредитами. Но госкредитование было убыточным для нашего банка. Получая кредит под более, чем 200 % годовых, мы имели право выдать его только предприятиям определённой отрасли, добавив к процентной ставке не более 5 %. При этом мы должны были вернуть Центробанку (ЦБ) [39] 10 % от полученной суммы кредита как резерв на случай дефолта нашего банка. То есть вы получали 100 рублей кредита из ЦБ под 230 % годовых, из них мы должны были вернуть ему 10 рублей как резерв, а оставшиеся 90 рублей могли выдать только, скажем, сельхозпредприятию и только под 235 %. Вот и вся математика: за год мы должны были заплатить ЦБ 230 (230 % от 100) рублей в виде процентов за полученный кредит, а сами могли получить с предприятия только 212 (235 % от 90) рублей. Таким образом, мы получали 18 рублей убытка в год с каждых 100 рублей государственного кредита.

39

Центральный банк – организация, отвечающая за денежно-кредитную политику и обеспечение работы платежной системы, а также в ряде случаев за регулирование и надзор в финансовом секторе в национальной экономике или группе стран. В РФ это Банк России.

Я все это выявил, описал, проинформировал ЦБ, и за месяц мы вернули все государственные кредиты, заменив их ресурсами коммерческих банков, что позволило нам открыть новую услугу – межбанковское кредитование. Этот вид деятельности за последующие полгода дал самую высокую доходность в сравнении с традиционным кредитованием предприятий, валютными операциями и прочими услугами банка.

Также я контролировал работу депозитария. Люди и компании размещали свои деньги и остатки на счетах под проценты у нас на депозите. Чем больше сумма и больше срок их размещения, тем выше был наш процент, чем меньше сумма и короче срок – тем ниже ставка.

Ко мне пришла женщина и попросила для себя особых условий, сославшись на одобрение одной из дам – членов правления, которая, в дополнение ко всему, была боссом моей непосредственной начальницы. Посетительница настаивала на самой высокой ставке депозита, хотя её сумма и срок размещения средств по нашим правилам не позволяли ей получить такого дохода.

Ровно об этом я её и проинформировал. Женщина расстроилась и убежала к своей покровительнице. «Сейчас начнётся!» – сказала моя шефиня и сжалась.

Через несколько минут посетительница вернулась и, абсолютно уверенная в своей правоте, заявила: «Заместитель Председателя сказала, оформлять на тех условиях, которые я назвала!»

«Отлично, – ответил я. – Руководитель обладает всеми полномочиями, чтобы подписать такой договор. Поэтому пусть она вам его и подпишет».

Посетительница снова выпорхнула в дверь.

Моей шефине чуть не стало плохо.

Через минуту в кабинет влетела босс моего босса. Она постукивала каблучком, энергично двигала руками, громко и ясно излагала свои мысли, суть которых сводилась к тому, что я «охренел» и должен быстро всё исправить. Из-за её спины на меня поглядывала удовлетворённая посетительница.

Выслушав всё до конца, не перебивая, я ответил: «Вы вправе подписать договор на тех условиях, которые считаете приемлемыми. Меня на работу принимал лично председатель. Поэтому, находясь здесь, я защищаю интересы банка и интересы председателя. Вы вправе подписать все, что угодно. А потом вы будете иметь полное право объяснить председателю, почему вы приняли такое решение».

Хлопнула дверь. Планово-экономический отдел в полном составе замер.

Через пару минут снова вошла шефиня всех шефинь: «Принимай деньги на общих условиях!»

Я так и сделал.

Но с этого момента моя заработная плата была урезана примерно в два раза. И каких бы результатов я не добивался, ровно год я получал чистый оклад.

Линия общения с председателем была оборвана, чему серый кардинал была очень рада.

Я стал зарабатывать на стороне. Я получал процент от комиссионных у брокеров, за то, что мы размещали свои ресурсы по межбанковским кредитам в других банках. Условия нашего банка соблюдались. От меня зависело, дадут банку-контрагенту кредит или нет. Ни один кредит, за который я получил комиссионные, не стал «токсичным». Но я все равно считал, что такое положение дел неправильное с точки зрения корпоративной политики.

Поэтому я написал председателю заявление на увольнение с пояснительной запиской, в которой указал все, что происходило за последний год. Я сообщил, что считаю невозможным дальнейшую работу в банке, когда я вынужден зарабатывать на стороне.

По моему мнению, председатель мог исправить ситуацию, и тогда я бы продолжил работу. Но председатель отписал бумагу шефине всех шефинь, которая пригласила меня на беседу.

«Зачем ты все это написал, если решил все равно уволиться?» – спросила она.

«Я написал это для того, чтобы у председателя была полная картина происходящего».

«Ну хорошо. Может быть, ты хочешь другую заработную плату или другую должность?»

Я понял, что председатель самоустранился от решения моего вопроса и отдал его на откуп серому кардиналу. Такой работодатель меня не устраивал.

«К сожалению, вы не можете мне дать такой зарплаты, какую я хочу, и той должности, которую я готов был бы занять», – сказал я.

«Это почему это!?» – искренне удивилась одна из самых влиятельных фигур банка.