Когда вдруг решил... что уже... поздно

Литнер присел рядом, осторожно, будто разбудить боясь, провёл по тонкому запястью, по волосам погладил, выражая бесконечную нежность. Сейчас её требовалось много. Намного больше, чем Рита смела попросить прежде. Предостерегающе глянул на вошедшую в палату медсестру с набором готовых к введению препаратов.

— Это ещё что? — На шприцы глянул, с места поднимаясь. — Я разговаривал с врачом, он уверял, что больше ничего не понадобиться.

Под напором медсестра отступила, нервно сглотнула прежде, чем ответить.

— Назначение акушеров. Для снижения лактации.

— Это ещё что такое?

— Лекарственный препарат для снижения выработки грудного молока. Так нужно.

— Так нужно… — Прошептал Костя, словам медсестры вторя, и невольно отступил. Несколько раз согласно кивнул, будто себя в этом убеждая.

И только ближе к вечеру насторожился, понимая, что Рита пытается глаза открыть. Помня предостережения врача, на кнопку экстренного вызова бросил быстрый взгляд, на стакан с влажной губкой, чтобы смочить пересохшие губы. Но совершенно растерялся, осознавая, что ничего этого не пригодится. И не будет ни истерики, ни тихих просьб. И даже наблюдая со стороны, совершенно точно уверен был, что Рита всё помнит, всё понимает. И сейчас затаилась, пытаясь информацию переварить.

Она неторопливо вдохнула, боясь закашляться, ещё более осторожно сглотнула, поморщившись от сухости в горле. Прямо перед собой, в потолок смотрела и к ощущениям прислушивалась. Тяжёлая рука нехотя поползла в попытке дотронуться до живота. Ладонь сжалась в бессильный кулак, когда понимание того, что ребёнка в ней больше нет, подвело для Риты определённый итог. Она прикрыла глаза и надрывно вздохнула, всё же закашлявшись. Слезинка неторопливо скатилась по виску вниз.

— Костя, прости меня… — Прохрипела, а он даже не понял сразу, что к нему обращается, что его присутствие ощущает. — Я… я так не хочу, чтобы ты меня бросал… Я так этого боюсь, что… что давно уже стала заложницей этого страха. — Торопливо шептать принялась, в панике понимая, что в любую секунду он остановить сможет, что высказаться не даст и всё снова осядет где-то глубоко внутри неё. — Настолько, что уйти, сбежать мне казалось решением, реальным выходом казалось, но ведь я без тебя не могу… И этот страх… он раз за разом ошибаться вынуждает и всё усиливается, окутывает плотнее, заставляя в нём путаться, не имея возможности свободно вздохнуть. Я… я так устала бороться. И бояться устала. Всё это неправильно. Так нельзя. Нельзя, чтобы другим человеком, его интересами жил, а я иначе уже не умею. С оглядкой на тебя, на твоё мнение существую, завишу от этого, от этого кайф получаю! — Болезненный хрип разодрал горло. — Не бросай меня, пожалуйста. — Жалостливо простонала и воздуха взахлёб глотнула, понимая, что Костя молчит.

— Всё сказала? — Уточнил он сухо, после затяжного молчания. К Рите подался. Так, чтобы глаза видеть, и над ней навис. — Почему ты такая, а? — Внимательно её разглядывая, прищурился. — Про ребёнка не хочешь спросить, нет? — Некрасиво скривился, будто осуждая. — Не хочешь, значит, вместе? Как и всегда: решение приняла, оплакала, эмоции в себе задушила, задавила истерику, выжидая, пока одна останешься, так? А уж потом и нареветься вдоволь можно… — Кивнул, будто с этим решением соглашаясь. Только во взгляде согласия нет. Буря там бушует, набирая обороты. — А со мной поделиться? — Зло прищурился. — Поделиться всем, что есть, всем, что чувствуешь, не хочешь? Вычеркнула всё, забыла, ведь слёзы ничего не изменят, верно?! — Дыхание задержал, чувствуя, что сорваться может. Сейчас, когда меньше всего этого хочется, когда просто нельзя. — Рита, у нас дочь вчера родилась! Как назовём?.. — Выдохнул, собственную боль выплёскивая.

Зубы до скрипа, до судороги в челюсти сжал, глядя, как она всем телом дрогнула, как дугой выгнулась, ошибки свои понимая, признавая их. Поняла впервые! Осознала! Успела! Лбом к её лбу прижался, ладонями лицо обхватил, дыхание, неродившийся крик на губах перехватывая.

— Она маленькая и слабая. Ей наплевать на твоё понимание, на то, что сильная и всё выдержишь, будто и не было, тоже наплевать! Ей любовь и забота нужна. Твоя любовь и твоя забота! Ты слышишь? Отпускай этот камень своих страхов и пусть он летит к чёртовой матери. Без тебя летит в эту бесконечную пропасть упрёков, переживаний, раздумий. Здесь и сейчас живи! С дочкой, со мной!

— Она жива..? — Только и смогла Рита выдать, в тихой истерике содрогаясь.

— Наверно, такая же, как и ты, сильная. — Проговорил Костя, пытаясь всё, что лишнее, на себя забрать. Будто гипнотизировал, так взглядом вцепился, будто сквозь кожу любые страхи впитывал, так удерживал старательно.

— Жива?..

— Она нуждается в тебе.

— Костя, ты понимаешь, что такое сейчас говоришь?..

— Я говорю, что люблю тебя, а ещё жду, пока признаешься, что дочка от меня. Сказать, как давно жду?

— И ты не уйдёшь?

— Куда мне идти, если я люблю вас?

— Никогда не уйдёшь?

— Ну, если действительно так этого боишься, то просто запомни, что я старый, больной человек, и на то, чтобы вынести другую такую же, как ты, у меня просто не хватит сил. Как? Убедительно прозвучало?

— Ты не обманываешь?

— Ну, наконец-то, детка! — Пусть и немного растеряно, но довольно улыбнулся Костя, выдыхая с облегчением. — Теперь узнаю тебя. Теперь всё хорошо будет. Рита, такими вещами не шутят. Дочка жива и практически здорова.

— Я увидеть её хочу! — Заявила, морально готовясь к тому, что с кровати встать и куда-то идти придётся. А Костя головой покачал, делать этого не позволяя.

— Ты ещё слишком слабая. А для детей силы нужны. Давай договоримся так: я пока за ней присмотрю… — С сомнением прищурился. — Ты ведь мне доверишь эту роль? — Дождавшись, скорее, автоматического, нежели осознанного кивка, Костя уверенно улыбнулся. — А как только почувствуешь себя лучше, мы обсудим этот вопрос.

— Я хочу её увидеть!

— Ты просто несносна! А я уж, было, подумал, что навсегда на первом месте для тебя останусь. — Тому признанию, которым Рита своё волнение замаскировать хотела, улыбнулся. — Обещаю, что как только будет можно, я малышку принесу. А над именем всё же подумать нужно.

— Настя. Анастасия. — Выдала Рита торопливо и слёзы, которые сейчас потоком из глаз лились, сморгнуть пыталась.

— Рита, я очень тебя люблю. Даже когда сказать об этом забываю, любить не перестаю. Знай это.

— И я люблю… — Опала она на койке без сил, но не успокоилась, нет, по-прежнему была напряжена.

На руку, что в гипсе, глянула, и только тогда догадалась, отчего она ноет, отчего двигаться отказывается. Глубокий вдох вышел вымученным, неуверенным — тугой корсет давил. Ускорилось сердцебиение, краска к лицу бросилась.

— Что… что всё это?.. — Растерянно пробормотала Рита, только сейчас опомнившись, насколько сильно пострадала. Снова на Костю глянула и здоровой рукой в его ладонь вцепилась. — С дочкой точно всё в порядке? — На видимые травмы быстрый взгляд бросила и успокоиться попыталась, умиротворение на его лице приметив.

— Всё хорошо. — Грустно улыбнулся Костя. — Всё хорошо. — Прошептал, целуя в лоб, и из палаты вышел.

Взгляд к потолку поднимая, раздражённые от подступивших слёз глаза пальцами растирая, мысленно кого-то поблагодарил. Кого-то, кто сильнее его, кто выкарабкаться помог.

Марго с дочкой выписали через долгих шесть недель. Славный был день, светлый, тёплый… самый счастливый. И жизнь такой же казалась.

Эпилог

— Папа подарил мне пони! Папа подарил мне пони! — Бежала по коридору Настя, напрочь забыв о красивом платье, которое требовалось сохранить в порядке к праздничному обеду, забыв и о пышных бантах в светлых кудрях. — Мама, мама, ты видела? — Риту зацепила, в талию обеими руками впилась, чтобы тут же оттолкнуться и мчаться дальше. — Дед, посмотри! — Старательно тыча в окно пальцем, подпрыгивала она на месте. — Я назову его Рик. Мама, а это хорошее имя для пони?