Когда весна придет, не знаю

хоронили в розовом талом снегу.

А мы… Мы хотели хлеба…

Хлеба хотелось нам…

Смотри, как весеннее небо,

дорога пред нами ясна.

И утро веселое, синее

будит тебя – творца,

чтоб слово бросал ты сильное

в ждущие слова – сердца.

Прошли мы вместе с нашей страной

путь с ее первых дней.

Это великое счастье дано

поколенью ее сыновей…

Давай на прощанье сядем поближе,

зайдем на маленький сквер.

Осень золотая, осень рыжая

тихим шагом идет по Москве.

Давай поговорим о жизни, о любимой.

И попрощаемся здесь.

Воспоминанья проносятся мимо,

как тени, как песнь.

Я не из тех, кто плачет,

когда тяжесть ложится в висках.

Нет. Я решаю задачу,

что ж это? Грусть? Тоска?..

Посмотри на меня – морщины

пересекают лоб.

Друг мой, без всякой причины

мне тяжело… тяжело…

Ты припрячь, отложи вопросы,

видишь – рвется из-под пера…

Косы… Русые косы.

Вспоминались мне вечера.

Жми покрепче упругие руки,

назови меня ласково – друг.

Не почувствуем мы разлуки,

дружба крепнет в пожатии рук.

3

Весна. Я на даче в Лосинке

сижу у раскрытых окон.

Кто-то хорошую синьку

вылил на небосклон.

И так хорошо на свете,

падает в вечность день.

Ласковый, тихий ветер

тихонько качает сирень.

Я сегодня письмо получил,

столько хороших строк.

В них горячего солнца лучи,

пена волн и крупчатый песок.

В них таежная чуткая тишь,

неба бескрайнего море.

Пишет друг: – Ты, наверное, спишь,

я ж стою на посту, на дозоре.

Чуткий слух ловит каждый шорох,

треск сучка, говор ветра и птицы.

Приготовлен и сух наш порох,

крепко заперты наши границы.

Ты вспомни… От старого дома

начало берут километры.

И вдаль убегают с изломом,

навстречу годам и ветру.

Вечер зелень обрызгал росами.

Мы у окон сидим. Ты и я.

Ты, моя девушка с косами –

нераздельная часть моя.

Любовь началась на изломе,

простая любовь, человечья,

и эту любовь не сломишь,

я смело скажу – она вечна.

Вечер, говоры птичьи

смолкли в покое ветвей.

И возникло интимное, личное

счастье двоих людей.

И снова берут километры

второе свое начало.

Тихо. Чуть слышно от ветра

калитка в саду застучала.

А думы бегут через сад

к детству, к забытым лицам.

Умолкла земля, лишь в ручных часах

время едва шевелится.

И я замираю…

И вдруг от порога,

Мать честная, кричу: держись.

Она продолжается – дорога,

названная кем-то Жизнь.

В защиту лирики

Озябшие, старые клены

В окна мои стучат.

Я свет погасил…

Заглянул удивленно

Ветер ко мне:

– Верно, спит… – проворчал.

Неправда!

Я песни сочиняю влюбленным,

Для тех, кто не может заснуть по ночам.

Месяц, скитаясь от осени,

В последнее время как лунь поседел…

Любимых,

Которых любимые бросили,

Я собираю сегодня к себе.

Идите,

Я настежь открою двери,

Я чистую скатерть на стол постелю.

Входите,

Я чайник сейчас согрею

Для всех,

У кого остыл поцелуй.

Входите.

Боитесь к поэту вы если,

мол – лирик,

а к лирике нет уже сил,

не бойтесь,

чтоб нас не тревожили песни,

мы Жарова с Уткиным

не пригласим.

А я обещаю сломать гитару,

стихов обещаю вовек не читать.

Я дам вам лучшую повесть Гайдара,

а это лирике не чета…

Я дам вам шахматы лучшей кости,

последний дебют Капабланки дам.

Поэму «Суворов» Симонова Кости…

Полезного, умного много в ней там…

С моей стороны никаких упущений,

идите, входите, я очень рад…

На тему «Прогресс путей сообщений»

Давно я для вас приготовил доклад.

Ну что ж вы? Я жду! Я гляжу удивленно

на дверь, отворенную в поздний час.

Как? Неужели же все влюбленные

Не ведают больше измены печаль.

Нет никого…

Только старые клены

в окна мои стучат,

да где-то тихонько играет гитара,

идет и поет молодой человек:

«Рассталась влюбленная пара,

рассталась, как видно, навек»…

Я тихо у окон присяду…

Я слушаю, как он поет…

А лирика ходит по саду,

тревожит, ликует, зовет…

На Дальнем Востоке

Артистам Центрального театра Красной Армии

Застава. Граница.

Высокие ели

Качала седая пурга.

Летели, кружились и пели метели,

Стеною вставали снега.

…В домик вошли мы,

Пошли раздеваться,

Роняя на коврики снег.

Мы были с концертом.

Нас было пятнадцать,

Бойцов было семь человек.

– Один на дежурстве, – они говорили. –

Придет он лишь только в конце. –

Пришел он,

И мы для него повторили

Двухчасовой концерт.

Граница, граница… Высокие ели

Качала седая пурга.

Летели, кружили и пели метели,

Но теплыми были снега.

Товарищи едут в Комсомольск