Когда взорвется газ?
Шрифт:
Жизнь Михайлюка действительно чудесным образом изменилась.
В Москву отправились на частном «Фальконе» с отделанным блестящим деревом салоне и красавицей-стюардессой. Впрочем, в проходном отсеке для обслуги летели еще четыре спонсируемые Баданцом красавицы. На них никто не обращал внимания до тех пор, пока не требовались специфические услуги, которые те оказывали безотказно и на высоком профессиональном уровне. Вначале Михайлюк удивлялся тому, что холеные, ухоженные, вроде бы знающие себе цену девушки находятся в жалком положении породистых кошек и мирятся с этим. Но потом то ли Марианна, то ли Снежанна объяснили: таковы правила игры — вначале надо все терпеть, а
«Ой ли?» — усомнился знающий жизнь Степан Тарасович. Красавицы явно глубоко заблуждались, но не в его интересах было наставлять их на путь истинный. Поэтому он только гладил их по головкам, другим частям тела, улыбался и кивал — вроде соглашался.
В Шереметьево их встретили у трапа — с красавицами, цветами и хлебом-солью, пересадили в вертолет и через двадцать минут высадили на роскошной усадьбе, где тут же закатили лукуллов пир. На другой день украинских гостей принимали в роскошном небоскребе «Трансгаза», и сам Валентин Леонидович Скорин удостоил Михайлюка аудиенции, добрых слов и совместного чаепития. Потом прошла конференция, на которой академик сидел в президиуме, хотя выступать на любую тему почему-то отказался. Вечером — снова роскошный ужин в компании российских газовых баронов, депутатов и крупных руководителей.
Будь директор института нефти и газа хоть чуточку скромнее и реалистичнее, он бы задумался: чем его отнюдь не выдающаяся персона привлекла внимание всех этих фантастически богатых и властных людей? Но скромностью он не страдал, наоборот — завышенной самооценкой и нарциссизмом, поэтому воспринимал все происходящее как должное.
Лежа на огромной кровати в неправдоподобно дорогом номере лучшего отеля Москвы и рассматривая в потолочном зеркале, как две стройные загорелые девушки самоотверженно трудятся над его бесформенной белой тушей, он самодовольно улыбался и думал: «Ну, молодец, Степка, чисто царь!»
Апофеозом поездки оказалась королевская охота. Перед возвращением домой они слетали на Алтай, где пересели в вертолет местного газового феодала, который, протянув лопатообразную ладонь, представился с обескураживающей простотой:
— Сеня!
— Степа, — растерянно буркнул академик, чтобы не выбиваться из принятого стиля общения.
— Держи, Степа! — Сеня сунул в мягкую руку Михайлюка тяжелый карабин с тонким стволом и толстым прицелом. — Сумасшедшая штука! Я раз из нее мархура на пятистах метрах снял!
Дрожащий и гремящий вертолет на бреющем полете прочесывал крутые скалистые горы, Баданец и Сеня азартно выглядывали в открытую дверь, откуда била в салон упругая струя холодного воздуха. Михайлюк сидел в стороне, ежился и вспоминал сообщения прессы о разбившихся во время браконьерской охоты вертолетах с начальством. Похоже, его новые друзья ничего подобного не читали. Или были уверены, что с ними ничего плохого и неприятного случиться заведомо не может.
— Вон, давай, бей! — перекрывая рев двигателя, заорал Сеня.
Грохнул выстрел, второй, третий…
— Мазила! Пусть Степа попробует!
Директор НИИ прильнул к синеватой оптике, ловя маленькую фигурку животного, испуганно несущегося вдоль почти отвесного склона. Оглушительно грянул выстрел, карабин сильно ударил в плечо, чуть не сломав ключицу.
— Да куда ты палишь! Дай мне! — Выхватив карабин, Степа открыл беглый огонь, потом, повернув крупную голову, заорал пилотам: — На второй круг! На второй заходи!
Михайлюку эта охота не была в радость — он человек по характеру
своему мирный, «травоядный», но чувство причастности к красивой жизни богачей, где уже «все включено», примирило внутренний настрой с реальностью, и он отдался атмосфере азарта — так же кричал: «Мазила!», бил кулаком в ладонь, короче, участвовал в процессе. Однако плечо болело, в ушах звенело, и карабин в руки он больше не взял. Зато его спутники стреляли из двух стволов и, в конце концов, завалили огромного красавца-козла с полутораметровыми штопорообразными рогами.Вертолет сел неподалеку, два прислужника Сени сноровисто разделали мархура, разложили костер, быстро сварили шулюм и пожарили шашлык. Это было нарочито аскетичное, но впечатляющее застолье. Отвесные, с острыми гранями скалы, падающий с высоты ледяной водопад, огонь, душистое горячее мясо на раскаленных шампурах, водка — и все. Контрастом с дикой природой выглядел стоящий на краю площадки вертолет с опустившими края лопастями. Внизу, в ущелье, клубился серый туман, заходящее солнце красило в багровый оттенок шершавые базальтовые плиты. Охотники пили водку и рвали зубами жестковатое мясо. Было в этом спонтанном ужине нечто первобытное и прекрасное, что выгодно отличало его от десятков более продуманных и подготовленных застолий. Михайлюк внезапно почувствовал, как играет в жилах горячая кровь, ему захотелось выстрелить из карабина, а возможно, самому застрелить какого-нибудь зверя…
— Ешь, Степа, запоминай вкус! — Покровительственно хохотал Сеня. — Когда еще доведется мархура отведать… Они в Красной книге, за них пять лет дают…
Взлетали в сумерках, и яркий прожектор выхватывал из темноты дикие и величественные горы.
В Киев господин Михайлюк вернулся очень довольным. Он прикоснулся к жизни, в которой нет ничего невозможного, и даже успел ощутить вкус к такой вседозволенности. Но какой-то жучок уже начал потихоньку хрумкать внутри, разъедая невероятно легкое состояние удачливости и беззаботности.
А Баданец по закрытой линии позвонил Скорину.
— Ну, как он вам, Валентин Леонидович?
Собеседник помолчал.
— Да, в целом, годится… Только что-то я от него ничего про газ не слышал. Про коньяк слышал, про фуагра слышал, про его славную жизнь слышал, а про газ — ни одной фразы. Странно как-то, если он главный спец… А ты слышал?
— Тоже нет. Хотя мы про производство-то и не говорили. У нас все темы были под отдых заточены.
— Ладно, — вздохнул российский коллега. — Ты же его не с улицы взял. Поговори по существу, все сразу станет ясно…
Через пару дней Баданец пригласил Степана Тарасовича к себе на базу порыбалить. База фирмы «Поток» располагалась в живописном лесу, на берегу прозрачного голубого озера. Утром и вечером воздух между деревьями и над водной гладью тоже имел голубой оттенок. Поэтому она так и называлась: «Голубой воздух».
— Здорово здесь! — восхищался академик, который уже начал привыкать к красивой жизни. — Прямо надышаться не могу! Какая атмосфера чистая — так бы отрезал ножичком и ел! Тут можно сто лет прожить!
— Так живи, Степан, хоть двести, кто мешает? — засмеялся Баданец. — Видишь, новый корпус строится? Я тебе там трехкомнатный «люкс» отдам — приезжай, когда хочешь, и заселяйся!
Они стояли в спортивных костюмах и с удочками на уходящем в озеро деревянном причале. Пахло свежей водой и хвоей.
— Причем жить эти двести лет ты можешь не просто чиновником от науки на голом окладе, а долларовым миллионером! — неожиданно добавил газовый барон. Он уже не улыбался. — Хочешь быть долларовым миллионером, а Степа?