Когда я был маленьким, у нас была война

— Где ты сейчас живешь? — вдруг поинтересовалась моя спутница.

— Далеко-о! — ткнул я рукой в сторону северо-востока. — На Колыме.

— Это та, что сразу за Гуляй Полем? — спросила Зина Немка. — Я слышала. Земля у вас песчаная, картошка растет вкусная. — И вдруг хитро улыбнулась. — Я теперь знаю, кто цветы Грише на могилу приносил. Я думала, какая-нибудь из его зазноб, и ревновала. Потом поняла, что он кроме меня никого не любил, и успокоилась. Скажи честно, твоя работа? — Зина ткнула пальцем в букет роз и счастливо рассмеялась. — Конечно, твоя! Меня не обманешь…

Нэлтэчан — по-колымски солнышко

Какой год живу на Колыме, учу детишек уму-разуму и не устаю дивиться взрослым. Вокруг лагеря. Кого-то сажают, кого-то освобождают. Отсидел, скажем, человек свой срок и беги от этого места без оглядки! Нет же, рядом с лагерем на работу устраивается. И что удивительно! Старается занять родственную должность. Заведовала при немцах Фонарева публичным домом, отсидела, сколько там положено, теперь руководит Домом культуры. Ее муж шпион Лева фотографировал военные объекты, — возглавляет наше фотоателье. Начальник зондеркоманды Таран сжигал белорусские села и гонялся за партизанами, — руководит пожарной частью и гоняется за браконьерами. Как же — общественный инспектор! Он и за мной гонялся.

И все из поселка никуда. В отпуск и то не едут.

Да что там зеки! Даже нянечка из моей группы Зося Сергеевна не торопилась в свое Закарпатье, хотя никогда в тюрьме не сидела.

Но здесь виновата любовь, и тянется с самой войны. Когда-то в их селе стояла воинская часть, и школьники устроили солдатам концерт. Десятиклассница Зося играла на гитаре, а потом вместе с молоденьким лейтенантом Андреем две недели сходили с ума. Даже венчаться в Ужгород ездили. Правда, обвенчаться не получилось. Но ездили же! И на фронт провожала как жена.

После войны Андрей проведал родителей, а оттуда в Закарпатье к Зосе. Лето, жара. В вагонах давка. Вот за Львовом прямо с чемоданом на крышу и забрался. Ничуть не боялся. Да и чего бояться? На крышах тоже людно. Все с поклажей. Некоторые даже с детьми. А у него грудь в орденах и трофейный «Вальтер» в кармане. Правда, попутчики сразу предупредили, чтобы китель вместе с орденами спрятал подальше. Вокруг полно бандеровцев. Щелкнут как воробья, и пистолет не поможет. Там же на крыше переоделся. Сидит, пьет купленное на станции вино, да любуется Украиной.

И вдруг, когда начались горы, и поезд прижался к вырубленному вдоль скал проходу, на них напали. Пристроившиеся на скалах мужики острыми крюками подхватывали лежащие на вагонах узлы и чемоданы. Некоторые прыгали на крыши, вырывали вещи прямо из рук. Поезд-то шел еле-еле, почему не пограбить?

Заплакали дети, завизжали женщины. Все было так неожиданно, что Андрей растерялся. Даже, когда острый крюк пропорол чемодан Андрея, и стоящий на скале мужик потащил добычу к себе, Андрей только проводил глазами. Но, может, его больше привлекло происходящее на крыше соседнего вагона. Один из грабителей совсем молодой парень пытался вырывать сумку у пожилой женщины. Та вцепилась в сумку обеими руками и визжала на весь мир. Тогда парень ударил женщину по лицу. Изо всей силы, наотмашь. Женщина упала и едва не свалилась с вагона. Ничуть не думая, чем это может для него закончится, Андрей выхватил пистолет и принялся стрелять.

Грабителя посыпались вниз, но тем, кто на скалах, пришлось похуже. Многие для надежности привязаны веревками. Сшибай на выбор. Андрей и сшибал.

А через три дня его арестовали. Прямо на свадьбе. За стрельбу. Был уверен, что сшибал бандеровцев, а оказалось, мирных жителей. Присудили двадцать лет и отправили в Иркутск.

Зося, лишь получила весточку от Андрея, собралась и отправилась в дорогу. Приехала, нашла лагерь, но мужа уже не было. Этапировали в Якутию.

Впереди суровая зима, взятые из дому продукты закончились, денег совсем мало. Волконская или Муравьева на ее месте отчаялись бы и возвратились домой, а она направилась в Якутию. Но ее «Андрийкы» не оказалось и там. Уже два месяца, как увезли на Колыму.

Здесь бы упал духом даже раскопавший Трою Шлиман, но только не Зося. Запаслась вареной кониной и отправилась на Колыму. Пешком! На полпути между Якутией и ближним колымском поселком ее подобрали кочевники эвены. Привезли в стойбище, отогрели и оставили жить в яранге. Она не противилась. Уже знала, что на Колыме лагерей не считано, и найти ее «Андрийку» трудно. Соваться к лагерному начальству тоже не стоит. Вольная, да еще и молодая женщина в тех краях редкость. Наобещают золотые горы, а саму пустят по рукам. Был негласный указ — жен и всяких там родственниц к заключенным не допускать.

Есть у аборигенов Колымы особая черта: если в глазах гостя прочитают любовь и уважение — примут как самого дорогого гостя, и живи в их яранге хоть сто лет. Но если нет — не пустят даже за полог. При этом авторитетов не существует. В свое время эвены не пустили в свои жилища известного всему миру писателя и путешественника Тан-Богораза. А когда тот обратился за помощью к отбывавшему якутскую ссылку писателю Короленко — не пустили и его. А вот Зосю признали. Нарядили в расшитые бисером одежды и даже дали еще одно имя. Нэлтэчан. По-ихнему Солнышко.

Жили аборигены охотой. Когда наступала зима, запрягают оленей, грузят на нарты скарб, сажают детей и в путь. Идут-едут. В богатом белкой месте устанавливают яранги, отпускают оленей пастись и принимаются за охоту. Три-четыре дня постояли на одном месте и покочевали дальше. За зиму могли дойти до столицы Чукотки — Анадыря, а могли и до Амура. У амурских аборигенов очень красивые девушки. Вот невест оттуда и привозили.

Зося вошла в новую жизнь легко. Буквально через пару месяцев разговаривала на языке аборигенов севера, готовила их нехитрую еду, расшивала бисером торбаса и малахаи. Когда кочевали мимо поселка, купила в магазине гитару. С тех пор каждый вечер на охотничьей тропе звучали украинские, русские, венгерские песни.

В том же магазине накупила книжек, чтобы читать детям. Конечно же, слушали и взрослые. Потом расспрашивали Зосю, почему Каштанка ходила на задних лапах? Наверное, оленей для развлечения гоняла, решили они. У Элита собака тоже любила гонять оленей. Элит привязал ее к лиственнице так, что она доставала до земли только задними лапами, и продержал три дня. Когда отвязал, она долго ходила на двух лапах, как медведь. Теперь оленей не гоняет.

Но главное и удивительное не в этом. Главное и удивительное, как кочевники пытались помочь Зосе в поисках мужа. Принесли оленью лопатку, пошептали над нею и обложили горящими углями. Лопатка задымилась и покрылась трещинами. Всем стойбищем долго рассматривали эти трещины и пришли к выводу, что ни на Бутыгычаге, ни в Омсукчане, где держат заключенных, Андрея нет. Но вместе с тем, все дружно заявили, что Андрей живой, и добрые духи его любят. Хозяин яранги дед Горпани сказал, что Зосе не нужно переживать. Когда наступит лето, и они вернутся на Тайгоноску, там будет много разных людей. От них о муже все и узнает. А сейчас нужно просить помощи у духов, уважать огонь и угощать его разными кушаньями.

Есть у прошлого Колымы еще одна мало кому известная правда. С наступлением лета многие сидящие в лагерях заключенные ударялись в бега. Были там матерые уголовники, были и поддавшиеся уговорам «мужики», которых эти уголовники при нужде попросту съедали.

Однажды утром дед Горпани сказал, чтобы женщины никуда не отлучались, а мужчины держали карабины наготове. У них будут гости. Вечером к ярангам подошло пятеро мужчин. У одного в руках топор. Сказали, что заготавливали дрова и заблудились. Их накормили и прогнали. Мол, скоро придут милиционеры, им нужно уйти. Когда Зося спросила, зачем прогнали гостей и не позволили ей расспросить о муже, дед Горпани удивился: «Неужели не понимаешь? Им все время хотелось нас убить».