Когда закончилась нефть

— Она ушла, — пояснил Тэрц, воспринимая этого бойкого хлыща как связь с миром, а значит, и с Ли.

— Горцы просто так не уходят.

— Ли ушла не просто так. Она нашла свой детонатор.

Толстяк удивлённо цокнул языком:

— Приятно познакомиться, Детонатор. Хочешь что-нибудь передать? Вдруг встречу Ли.

— Передай… — Тэрц задумался (я жду? я умираю без тебя?) и сменил тему: — Я десять лет ездил по стране и ни разу не видел бензовозов. По воздуху летаете?

Парень ткнулся взглядом в физиономию Тэрца. Оценивал — может ли он воспринимать переквалифицировавшегося путника как своего коллегу. Нехотя пояснил:

— С радарами ходим. Чуть что — в кусты. Кто чает нас поймать, знает: машины взрываются легче приютов.

Он перелил бензин в резервуар. Тэрц видел бьющую струю горючего. Она выглядела изумительней, чем радуга, появись она у него за поясом.

— Это последняя ходка. Протянешь пару лет? — торжественно попросил толстяк, словно от этого зависела жизнь на Земле, — колонка-то у тебя периферийная. Как закончится бензин, взрывай ее на хрен. Уходи в Благовещенск.

— Протяну, — только и пообещал Тэрц. Обещание он выполнил.

* * *

— Что ты хочешь, горец? — уже орал Лысый. — И выпивки, и жратвы, и девочек тебе подогнали. Не тупи, служивый. Хочешь, мы всем табором будем до утра тебе молиться… Жалко, у вас нет своего начальства. Выговором бы не отделался. Я тебе отвечаю — ты самый отмороженный тип среди всех отморозков Урала, Кавказа и Среднерусской. Для дела надо! Восстанавливаем железнодорожное движение между Новосибирском и Омском.

— Ты недостоин ехать. Надеюсь, тебя дождутся пешим.

Проклятия, которые слышал Тэрц, мало трогали его. Когда любишь одного человека, очень просто не любить всех остальных.

Тэрц легко парировал мольбы и угрозы. Любая причина для продолжения движения Земли казалась несущественной, если не приближала его к Ли.

Он понял — настоящим горцем может быть только тот, кто знает исключительный повод, чтобы покинуть свою тюрьму. Но не уходит, не вполне понимая природу удерживающих его сил. Чужие резоны получить топливо кажутся смешными и недостойными внимания.

* * *

Стреляли прицельно, чтобы обездвижить, но не вырубить окончательно. Тэрц повалился на землю, рефлекторно прикоснулся к браслету, посмотрел на ворота. Во двор приюта влетел УАЗ. На ходу из машины выскакивали молодые ребята с оружием.

«Я не могу погибнуть, не дождавшись ее», — с острия трех автоматических винтовок его уже гипнотизировала черная пустота.

— Сколько литров в резервуаре? — спросил самый беспокойный из прибывших. Если бы его вздрагивающая винтовка вытянула нос, то нарисовала бы на теле Тэрца причудливую траекторию.

— Куда путь держите? — Тэрц ответил ритуальным — «Беспокойный» выстрелил ему в ногу.

— Решение может не быть скорым, — хрипло ответил горец; пуля прошла в сантиметре от браслета.

Психология путника, ищущего способа присвоить топливо, сыграла свою роль. Тэрц не мог предвидеть всех сценариев столкновения с действительностью, третий век страдающей углеродным похмельем, но этот был для него очевиден.

«Возможно, мы не столь изощренны, как путники, но никогда не были простаками», — Тэрц выхватил «стечкина» и приставил к виску.

— Если вы готовы соревноваться в скорости, стреляйте сейчас. Если нет, уберите пушки. Считаю до трех. — «Здесь главное — не переиграть. Эти варяги должны впитать, что жизнь для меня копейка. Они же и представить не могут, что стоит она значительно дешевле».

Парни оружие не убрали, но опустили стволы вниз. Когда Тэрц сказал «два», из машины вышел четвертый боевик и прогремел издалека басом. Смысл сказанного сводился к банальному — «ты, гад, уже почти решето… и тебе, гниде, сейчас следует сказать ровно столько, чтобы мы сжалились, отвезли тебя в деревню и не нарезали на куски… других вариантов быть не может… хочешь взрывать свою халупу, взрывай… мы, бля, из железа и стали, нам твоя пиротехника до…»

Очевидно, у Тэрца было чуть больше свободного времени, чтобы поупражняться во владении оружием. Пуля снесла Басу полчерепа. Тело еще не коснулось земли, а «стечкин» и стволы варягов уже вернулись в исходные положения.

— У меня есть ответ на все вопросы, которые вы можете или могли бы задать. Заправка заминирована. После того как я размозжу себе голову, вы не успеете добежать до ворот. Я не дам бензина.

Смысл идти ва-банк оставался при условии, если цель — заправка-пустышка. Уложив горца, охотники за удачей отвозили его на безопасное расстояние и добивали. Если взрыва не следовало, заправку можно высасывать досуха. В постуглеводородную эру мало кто рассчитывал, что горец сдастся на угрозы и уступит.

Не спуская с Тэрца глаз, парни отошли. Им, как и горцу, оставалось что терять.

Пока.

* * *

Гаврилыч действовал безукоризненно. Он изобразил сдержанную радость, приятное узнавание (шумно удивляться и хлопать по бокам было бы глупо — у путников самые совершенные системы оповещения). Он не нарушил ритуалов, проявил почтительность и внимание ко всему, что говорил Тэрц… и, конечно, ни разу не заговорил о горючем.

Уже за столом Гаврилыч ввернул пару историй об общих знакомых, о событиях за воротами приюта, как на крючок поймав жажду горца узнать о большом мире, почти не связанном с его скудной жизнью.

Потом, заразительно похохатывая, он начал травить свежие анекдоты о мытарстве путников.

О Сером, который взялся везти гагачьи подушки из Вологды в Калининград.

О Коллапсе, попавшем на исправительные за то, что перегонял на МАЗе бронетранспортер.

О караване зерновых, застрявших в Чувашии на три недели из-за того, что путники выписывали из Бирмы невесту для местного зажравшегося горца…

И уже за полночь Гаврилыч, театрально кряхтя и вздыхая в постели, зашептал словно себе самому:

— Ты же мечтал об этом. Повелитель бензина. Власть над судьбами и судьбой… Какую пришлось платить цену?

— Королевскую, — ответил Тэрц, — и она растет с каждой секундой.

— Не чрезмерно ли для захудалой заправки вдали от магистралей и городов?

— Вместе с горючим мне преподнесли не менее ценный подарок.

— Любовь? — догадался Гаврилыч (наверняка он был хорошо информирован о Ли). — Жалеешь?

— Я открыл главный парадокс человеческой жизни, — Тэрц чувствовал, как темнота укутывает в кокон. Разрывать его приходилось громкими уверенными словами: — Готовность отдать полжизни за то, чтобы случившееся произошло как-то иначе, не означает, что после обмена это «иначе» не будет вызывать сожалений…