Когда земли окутает мрак

– Нет! – Хейта упрямо мотнула головой. – На это нет времени.

Стиснув зубы, она шагнула вперед.

– Что я должна делать?

Брон пожал плечами.

– Просто не смотри вниз и доверься мне.

Хейта с шумом выдохнула. Вот с последним у нее точно были серьезные проблемы. Как довериться ему теперь? После всего, что она узнала?

«Но он ведь не по своей воле убил отца, – вновь зашептал на ухо внутренний голос. – И Мар правду сказал, Брон не просто горюет из-за этого – ненавидит себя».

«Но он мне солгал!» – мысленно возразила сама себе Хейта.

«Он утаил правду, но не лгал, – тут же нашелся внутренний голос. – Это не одно и то же».

Собравшись с духом, Хейта решительно кивнула.

– Хорошо.

Брон на диво быстро оказался за ее спиной. Широкая шероховатая ладонь легла девушке на пояс. Хейту прижало спиной к груди оборотня. Она судорожно втянула воздух, боясь осознать, что вновь оказалась к Брону так близко.

Тот наклонился, прошептал ей на ухо:

– Быть может, просить от тебя доверия – это слишком. Но ты должна понимать, я не причиню тебе вреда. Ни за что на свете. Скорее погибну сам. Со мной ты в безопасности.

Хейта вздрогнула, чувствуя, как от его теплого дыхания по шее побежали мурашки, кивнула.

– Я знаю.

Она не могла видеть, но почувствовала, что Брон улыбнулся. Шире, чем он улыбался обычно. С ней он всегда улыбался иначе.

– Хорошо – мне придется держать тебя крепко.

В подтверждение его слов рука оборотня обхватила девушку за талию. Она затаила дыхание, борясь с желанием вырваться и другим, противоречащим первому, испугавшим ее саму, – прижаться к нему еще сильней. А в следующий миг оборотень прыгнул.

В мгновение ока он оказался на краю парапета. Хейта невольно поглядела вниз, и от увиденного у нее перехватило дыхание.

– Не смотри вниз, – напомнил ей он. – И ничего не бойся.

– Я не боюсь, – упрямо возразила Хейта. – В детстве я взбиралась на верхушки самых высоких сосен.

Брон вновь улыбнулся.

– Как скажешь. – И принялся спускаться.

Но, едва ноги Хейты оторвались от земли, она невольно ахнула. Оборотень держался за стену только одной рукой. Хотя теперь она мало походила на руку – скорее, на огромную волчью лапу. Острые когти впивались в щербины и щели между камнями.

– Мы… мы сорвемся, – вырвалось у Хейты.

– Пока ты лазила по деревьям, я покорял такие вот стены. Никогда не пользовался крюками или веревкой, только собственной силой, – невозмутимо отозвался тот.

Хейта сдвинула брови. Неизжитая обида подзуживала задеть его, отплатить.

– Когда занимался разбоем? – бросила девушка сквозь зубы.

И хотя Брон был и так сосредоточен, а мышцы его по жесткости походили на корни деревьев, Хейта ощутила, как он напрягся.

– Да, когда занимался разбоем, – без всякого выражения ответил он. – У меня не было ни семьи, ни крыши над головой. Мне надо было как-то выживать.

– Не обязательно грабить других, чтобы выжить, – ответила Хейта.

– Я ненавидел себя тогда ничуть не меньше, чем сейчас, – спокойно проговорил Брон. – И не думал, что достоин иной судьбы.

Хейта хотела возразить ему, но, к своему собственному удивлению, не смогла. В словах Брона крылась злая, уродливая правда.

Камень выкатился из-под сапога оборотня, Хейта невольно дернулась в его руках. Нога Брона соскользнула, но он не сорвался. Только прижался вместе с Хейтой к стене, удерживая равновесие.

Хейта невольно затаила дыхание, чувствуя при этом, как сердце ее заколотилось точно бешеное. Она знала, что не должна испытывать волнение подле Брона. Не должна чувствовать к нему того, что было между ними прежде. Но сердце всегда неохотно поддается доводам разума. И ее сердце тоже слушаться не желало.

– Ты очень напряжена, – прошептал Брон, вызвав на ее коже очередную волну мурашек. – Такое чувство, что я держу не человека, а дрожащий от натуги лук. Не тревожься, я тебя не уроню. Ты легкая, как юное деревце.

Хейта, с привычным ей упрямством, хотела возразить, но не нашлась что сказать, а потому, к удивлению оборотня и самой себя, послушалась. Она перестала судорожно цепляться за камни, позволила телу стать мягким и гибким и слегка откинулась назад, прислонившись к груди оборотня.

«Я делаю это только для того, чтобы спуститься», – мысленно заверила она себя.

Но в том была лишь толика правды. В объятьях оборотня было уютно. И Хейта невольно подивилась этому. Она ждала, что от рук Брона ее будет бить нервная дрожь, что ее захлестнет волна омерзения. Но ничего такого не случилось.

Брон держал ее крепко и притом очень бережно, как будто она была хрупкой вазой из горного хрусталя. От твердых рук оборотня, от всего его тела по ее собственному распространялось дурманящее тепло. Окружающий мир вдруг подернулся дымкой, вспыхнул, точно лист пергамента в жарком костре, и сгорел.

Хейта больше не слышала криков внизу, рева рогачей и человеческих воплей. Она слышала лишь дыхание Брона, ровное, размеренное. Оно успокаивало и вселяло уверенность. Она вдруг почувствовала с болезненной ясностью, как сильно скучала по его рукам, по чувственным прикосновениям, по нему… Скучала, сама того не осознавая. Думала, что ненавидит, а сама не могла подолгу уснуть, крутилась с боку на бок, потому что ей не хватало его.

Впервые с того момента, когда Брон рассказал ей правду, она позволила себе не просто расслабиться рядом с ним телом, но и опустить защитные стены, которые сама возвела в тот день вокруг своего сердца.

Она ощутила чувства Брона как свои. Его смятение, неуверенность и затаенную боль, жгучее чувство вины, которое подтачивало его, сжирало изнури, словно неведомая бестелесная тварь. А еще его радость и волнение, желание прикасаться к ней и как можно дольше не выпускать из рук.

Хейте внезапно сделалось жарко. Она смутилась от того, что проникла туда, куда не следовало, в его сердце, без спросу. Обычно она делала это с врагами, порой невольно, с незнакомцами. Но вот так, намеренно, с тем, кто был ей как близок, так и безнадежно далек, это с ней случилось впервые.

Брон слегка повернул голову, и его горячее дыхание обожгло ее щеку. Хейта вдруг подумала, что, если она тоже повернет голову хотя бы чуть, их губы соприкоснутся. При мысли об этом ее пробрала незваная дрожь. Брон истолковал это по-своему.

– Тебе холодно? – встревоженно спросил он.

– Нет, – поспешила заверить его Хейта. – Мне хорошо, – ляпнула она, не подумав, и тут же мысленно отругала себя: нельзя давать ему понять, что творится с ней при его прикосновениях, дарить надежду и ему, и самой себе.