Когната

Хорошо, если бы получилось так, но вышло гораздо хуже.

Во второй половине июня командование вызвало Максима на срочный инструктаж, сообщило о скорой командировке на пограничную территорию, осведомилось, хорошо ли он подготовил свою группу к партизанской борьбе, в какой степени можно доверять завербованным драконам. Всего пару дней давали на прощание с семьей, но и на том спасибо, командировка могла начаться гораздо внезапнее. Уже бывало, что уходил на работу с утра, а возвращался спустя неделю, а то и месяц, подобно алкоголику, склонному к запоям, или коту, живущему на все квартиры подъезда сразу. «Лучше бы у тебя кто-нибудь был на стороне», — подчас упрекала жена.

Он собирался забрать дочь из лагеря и отправить их с женой подальше от драконов, но не только он разделял тревожное настроение перед началом войны. Многие получили собственные приказы. Так, им позвонили из пионерского лагеря и попросили забрать дочь либо дождаться ее на эвакуационном пункте в городе. Максим отправил жену покупать билеты на поезд, а сам помчался на машине в лагерь. Он опасался, что разминется с дочерью, потому что по дороге до лагеря его неоднократно останавливали на дорожных постах, проверяли документы, попытка срезать по грунтовке закончилась тем, что повстречавшиеся военные категорически завернули его. Глядя на их невеселые внимательные лица, Максим не стал говорить, что сам не совсем гражданский. Понял — бессмысленно.

Предприятие, под чьим шефством работал пионерлагерь, не смогло прислать нужное количество транспорта. Максим с его машиной пришелся как нельзя кстати. Ему выдали шестерых детей, в числе которых оказалась и дочь, и в ее волосах, к удивлению Максима, все еще находилась синяя морская звезда. Максиму спокойно и деловито повторили адрес эвакуационного пункта в городе, куда детей требовалось доставить как можно скорее, пока родители не сошли с ума. Максим подался обратно. На этом пути его снова ждали контрольные пункты. Перед ними стояла очередь из других автомобилей. Максим нервничал, но ничего не мог с этим поделать. Военные тщательно проверяли документы.

На пути от лагеря до города наступила ночь, и дети, утомленные множеством проверок, уснули окончательно. Максим подумал было, что все обошлось — среди постоянного городского зарева взор уже вылавливал отдельные огни окон и фонарей, сигнальные огоньки на трубах заводов и подъемных кранов. Его теперь в основном беспокоили не драконы, а какой-нибудь расслабленный водитель грузовика, спешащий домой после позднего рейса, кроме того, Максим боялся задремать вслед за детьми и улететь в кювет. Единственным утешением служило то, что никого на дороге не было. Единожды только его обогнал какой-то автобус, пустой, освещенный изнутри, как диорама.

Он не услышал, как с машиной поравнялись летевшие драконы, не заметил никого в зеркалах заднего вида, для него огромным сюрпризом стало, когда по лобовому стеклу слегка тюкнули костяшками пальцев, одетых в пластинчатую перчатку, и лицо в синей драконьей маске свесилось со стороны крыши. Еще двое драконов обогнали автомобиль, зависли перед капотом, и один из них показал, что нужно притормозить, а затем, хвастаясь, как ребенок игрушкой, повертел вынутым из кобуры пистолетом.

Максим осторожно, чтобы не разбудить детишек, остановился. Молча вышел. Один из драконов — самый крупный и высокий из всех, с белыми иероглифами на синем доспехе, поднял маску и весело посмотрел на человека перед ним:

— Ты не геройствовать решил? — одобрительно произнес дракон вполголоса. — Это в такой ситуации правильным решением является. Если ты в том же ключе действовать продолжишь, я, что все живыми останутся, обещаю. Я слово дракона даю. Мне оруженосец требуется. А у тебя кандидаты на эту роль довольно богато представлены. Ты, пожалуйста, не жадничай.

— Господин Фумус, — осторожно обратился к нему один из драконов, — мне вам возразить хотелось бы. Мы глубоко в тылу врага находимся…

— Мы не в тылу врага находимся, мы в трусости и оставлении наших традиций погрязли, — сказал рыцарю Фумус. — Мы в последние сто лет размягчились, скоро люди нас голыми руками брать будут. Мы уже вполне прозвище «каракатицы» оправдываем. Как дворянин себя достойным драконом заявлять может, если он человеческому ребенку, что драконом прекрасно быть, доказать не способен?

— Господин Фумус, разве вам хлопоты с человеком излишними не кажутся? У вас женитьба на носу есть.

— Господа, — ответил Фумус, — вы, что я с семьей коммуниста сблизиться решил, всерьез считаете? Вам, что это мерзко есть, разве не кажется? Да я с большим удовольствием с обезьянами породнюсь.

— А вас то, что люди поголовно коммунисты есть, не смущает? — спросили у него.

— У людей выбора не имеется, — ответил Фумус. — А отец моей дорогой невесты Волитары сознательный выбор сделал, тем он свой народ предал. Я надеюсь, что у нас до него очень скоро руки дойдут.

Фумус обратился к Максиму:

— Как вы люди говорите? «Ну так что»? Ты кого из детей нам отдашь?

Максим осторожно вытащил с переднего сиденья свою дочь и передал Фумусу.

— А что ты ее родителям скажешь? — спросил дракон. — Это во мне чисто личное любопытство вызывает. Ситуация сия что-то из вашего обезьяньего писателя Федора Михайловича напоминает.

— Я ее родитель, — сказал Максим.

Брови Фумуса дрогнули в удивлении.

— Я не советую тебе так поступать, — сказал дракон. — Ты, если в следующий раз ее встретишь, то она уже обезьян и врагов империи без сожаления надрессирована убивать будет. Если ты хочешь, то ты свое решение изменить можешь.

— Если я сейчас останусь живой, то в следующий раз я тебя убью, — сказал Максим.

— Я, что это случится, сомневаюсь, даже если ты живой доживешь, — сказал Фумус, отцепил заколку от волос дочери Максима и бросил ему синюю звездочку. — Ты на память держи. Это единственное, что у тебя от нее останется. Еще ты фотографии имеешь, что тебя еще более жалким делает. У вас, обезьян, очень плохая память на лица есть, только за это я могу вам немного посочувствовать. Я лишь по этому поводу жалость, которая брезгливости сродни есть, к вам испытываю. Я тебе не попадаться мне больше советую, мой разговор не такой снисходительный, добрый и длинный будет.

Фумус похлопал Максима по плечу, драконы медленно поднялись в воздух и бесшумно растворились в темноте ближайшего леса.

С трясущимися от горя и бессильной злости руками Максим довез детей до города, отправился домой и сообщил жене о том, что произошло, обещал, что очень скоро вернет дочь, что у него, в отличие от многих горожан, есть шанс все исправить.

— Интересно, как ты собираешься это сделать? — кричала она на Максима. — Лучше бы ты погиб там вместе с ней и со всеми остальными! Как ты мог такое допустить? Ты понимаешь, что ей лучше было умереть, чем попасть к ним в лапы? Как мы будем жить после того, что ты натворил?

Но Максиму некогда было спорить и ссориться, да и сил на это не хватало, он отчасти разделял мнение жены насчет собственного поступка. Но не хотел думать, что страшно ошибся, когда не умер там, на дороге. Порой возвращался к мысли, что все же спас несколько жизней ужасной ценой, вряд ли спасенные дети и их родители согласились бы, что всем необходимо было погибнуть в драконьем огне.

Начальник Максима — только жене и ему Максим сообщил о том, как потерял дочь, — сказал сочувственно: