Кого я смею любить. Ради сына

из кармана, бросая ее затем в раковину.

— Девочки, мне нужно сказать вам одну вещь!.. Ваша мама возвращается послезавтра. Она сообщает мне

также, что приняла решение. Из этого я заключаю, что она…

Глаза вылезали у нее из орбит, но новость никак не могла сорваться с ее губ. Она посмотрела на стенные

часы, не знаю зачем. Она посмотрела на Берту — охавшую, ахавшую, расплывавшуюся в улыбке. Она и на меня

посмотрела — пристально, словно призывая в союзницы, сглотнула слюну и бросила мне в лицо:

— Да что там! Она снова выходит замуж.

— Замуж? — переспросила Берта, недоверчиво и простодушно.

— Она в разводе, ей можно, — бросила Натали. — К несчастью, можно! Господь запрещает, но закон

разрешает. Хорош закон!..

Резко отвернувшись, она схватила щипцы, включила все три конфорки на плите и без видимой

необходимости принялась ворошить уголь. В ярости она стискивала зубы, чтобы ничего более не сказать. Но

это было выше ее сил, она задыхалась в своем корсете, ей непременно надо было на кого-нибудь наброситься, и,

слава Богу, она накинулась на нас:

— Да подай же котел, Берта, — крикнула она. — А ты, Иза, чего зеваешь? Рыбу выпотроши!

Я прошла мимо нее, как тень. Тогда она очень быстро добавила вполголоса:

— Ты ведь догадывалась, а? Знаешь, о ком я говорю?.. Иосиф! Она выходит за своего Субботу.

Острота меня не рассмешила. Не говоря ни слова, я подошла к раковине — красивой белой раковине,

которую семью годами раньше установила бабушка взамен старой, керамической. Очень острый, хорошо

наточенный кухонный нож, любовь Натали, валялся на половике. Я схватила его и резким ударом вспорола

брюхо щуке, откуда вывалилась плотвичка.

II

Лучше признаться сразу: я рыжая, и в лицо мне словно дробью выстрелили. Немилость природы,

делающая меня чувствительной к малейшим намекам! Если я посмею обсуждать бешамель Натали, та знает, как

отомстить. Ей стоит только сказать:

— Ну конечно! Морковки не хватает.

И в этот миг я ее люблю, можете мне поверить! Ведь этот “пигмент” портит вам не только кожу. В восемь

лет, сидя за партой маленького класса, я уже поняла: не так страшно поставить пятна на тетрадку, как носить их

на лице.

За этим исключением, мне не пристало жаловаться на природу, не поскупившуюся на остальное. У меня

есть силенки, и голова на плечах, и здоровье, да такое, что я не припомню, чтобы когда-нибудь пользовалась

термометром или даже лечилась от панариция 1. Неплохой список, как видите, и его еще, наверное, следует

дополнить из благодарности к моим добрым феям, упомянув о моих зеленых глазах, хоть и с чуть

поджаренными ресницами, моих тонких щиколотках, предмете моей гордости, а главное — об этой жажде

жить, пробуждающей в тебе желание отведать всего, и этой страсти быть, околдовывающей твое дыхание, когда

каждый раз чувствуешь, как воздух проникает в легкие. Я не старая, конечно, но я часто задумываюсь о том, как

бы я могла когда-нибудь стать старой. Меня все еще интересует этот вопрос. Я родилась молодой и, если

потребуется, охотно умру до срока, чтобы такой и остаться.

Эта молодость, однако, протекала только в одном старом доме. Я и не мечтаю о других, я даже не

понимаю этих новых построек с жесткими углами, броской штукатуркой, вычурными садами, которые

засажены деревьями, живущими только на компосте и не уходящими корнями в прошлое. Наш дом, Залука, в

десяти километрах от Нанта, между Ла Шапель и Каркефу, был, да и есть жилище. Я в нем родилась, и моя

мать, и бабушка. Один из предков поселился здесь сразу после Вандейского восстания 2, на “церковной земле”,

приобретенной во время распродажи национального имущества, чья покупка терзала угрызениями совести три

поколения Мадьо, пока забвение, привычка и постоянный достаток не позволили им занять место среди

достопочтенных семейств нашего местечка. Впрочем, со времен Империи 3 Залука — первоначально простой

куб из туфа, покрытый шифером, — сильно изменилась. “Распахнула крылышки”, — как говорила бабушка,

указывая своим печальным носом на маленькие низкие крыши, расходящиеся от дома по бокам и делающие его

1 Панариций — гнойное воспаление костной ткани пальцев, профессиональное заболевание швей.

2 Восстание в Вандее — восстание роялистов против Республики, вспыхнувшее в 1793 г. Предлогом для него послужил

приказ Конвента поставить 300 000 рекрутов, что усилило недовольство, вызванное принятием «Гражданской Конституции

для священнослужителей».

3 Французская Империя, провозглашена Наполеоном I (1804— 1815).

похожим на курицу с ощипанной шеей, отогревающую своих цыплят (ощипанная шея — это печная труба). У

нее появилось даже что-то вроде хвоста, не очень удачного, в виде кирпичной пристройки, где воцарился бак

для стирки. Всю эту разношерстность объединяет только буро-зеленая штукатурка под диким виноградом,

неустанно наседающим на водосточные трубы, а с наступлением зимы еще укрывающим стены, питая их

широкой сетью вен.

Прекрасный символ! Однако этот дом уже давно потерял другую свою сеть — проселочную империю

дорог и тропинок, ветвившуюся на сотне моргов 1 земли. Прежняя усадьба, отошедшая, как многие другие, к

обрабатывавшим ее фермерам, сжалась, словно шагреневая кожа. Остался только этот маленький парк,

расположенный полукругом на берегу реки: в общей сложности не больше гектара, четверть которого уходит на

заросший травой “огород”, а остальное — на кустарники и ежевичник с редкими уцелевшими после вырубок

высокими одинокими елями, чьи верхушки кончаются, а в норд-вест качаются в пасмурном небе, порой

немного измаранном там, вдалеке, со стороны большого дымящего города.