Коготь и Кровь

– Заткнись.

– Всю неделю одни и те же лица, а тут вы. Как… оххх… – продолжил было Ксай ёрничать дальше, но в ушах внезапно зашумело. Он обхватил руками готовую разлететься на куски голову и завалился на бок, закрыл глаза со стоном.

– А ну сел прямо! – прикрикнул один из надсмотрщиков и щелкнул кнутом.

Реакции не последовало.

– Я сказал «сидеть»! – таоми, мужчина с круглым лицом с ямочкой на подбородке, со всей силы ударил кнутом Ксайрона.

Но он только вздрогнул и застонал сильнее – перед глазами мелькали картины чужой жизни.

Вот он идет по деревне. Вот заходит к кузнецу – они давно знакомы.

– Привет, – слышит он чужой разговор. – У меня мало времени. Найди способ передать записку в замок – это срочно и важно. Это про княжича.

– Конечно. А случилось что? – удивленный кузнец берет записку и прячет в карман.

– Нет времени, …, просто передай срочно, – шум в ушах не позволяет расслышать имя кузнеца.

– Ай как не хорошо, – кузнец и таоми резко поворачиваются и видят Хорлана. – Ты предал меня, мой друг. Я понимаю, что это племянник тебя надоумил, но что поделать.

Темнота.

– Привет, дед, давно не виделись, – таоми заходит в кузню и обнимает мужчину.

– Какой же я тебе дед, – смеется тот, вытирая руки о фартук. – Давненько ты не заходил. Какими судьбами?

– Да так, проездом. Слушай… – мнет записку в кармане, но вытаскивает пустую руку, вытягивает кинжал из ножен и передает кузнецу. – У меня тут кинжал затупился, заточи как ты умеешь, а.

– Эт я мигом, – посмеивается тот.

Сквозь скрежет металла о камень слышится неторопливый разговор, потом таоми забирает кинжал и уходит.

Темнота.

Таоми стоит перед воротами кузни. Мнет записку в руке. Качает головой, разворачивается и уходит.

Темнота.

Другая деревня. Невыносимая жара. Таоми подходит к курьеру и просит передать записку в замок срочно, говорит, что это сведения о княжиче. Курьер кивает и скачет дальше – таоми возвращается в лагерь.

Темнота…

Боль во всем теле, не только в голове. И крик, такой громкий, что хочется потерять сознание, да только не дают осторожные касания влажной ткани на спине.

Осознание настоящего вернулось не сразу. Кричал дядя, распекая того самого круглолицего таоми за то, что начал сечь Ксайрона, когда началось видение. Таоми пытался оправдаться, говорил, что не знал, не понял и вообще выполнял приказ. Ксай мрачно улыбнулся и назначил его своей первой жертвой. В конце концов, три шанса из четырех выжить у мужика было. И один из них даже удачный для Ксая. Теперь он знал, что делать дальше. Вот только одного взгляда вокруг хватило, чтобы понять, как мало из этой стаи останется в конце – белые тени стояли за спиной каждого, одни ближе, другие дальше. И даже на плече дяди лежала эфемерная белая рука. И на плече жнеца стаи, что постоянно был рядом с дядей, словно заменял тень.

– И предсказатель, и кэтас, – Хорлан возник возле клетки, от чего рука, обрабатывающая раны, дрогнула. – С таким набором ты хочешь стать князем. Тебе стиггаром остается стать для полного комплекта.

Ксайрон хотел сказать, что староват для стиггара, но очередное прикосновение невидимой руки к ране превратило слова в глухой стон.

Стиггарами называли эльери, подвергшихся опасной и сложной операции по восстановлению магического баланса. После нее эльери оставался жить, но менялся – не внешне, даже не физически. Операция высвобождала потенциал, при этом запирала эмоции – эльери продолжал все чувствовать, только не видел больше смысла показывать эмоции окружающим. Лишь самые близкие видели улыбку, слышали смех или брань от него, остальные считали его едва ли не машиной. По этой причине операцию проводили только детям, пока они еще не сформировались, не научились полностью контролировать свою магию – им проще было принять новых себя. Если же взрослый терял контроль над магией, ему ничем не могли помочь.

– На что ты надеешься, мальчик, – продолжил Хорлан с издевкой, не дождавшись ответа. – Предсказателю ладно, но кэтасу не позволят сесть на трон.

– Это моя судьба, – еле слышно ответил Ксайрон.

– Судьба? Тебе это предсказали? Может, ты сам увидел?

Тут княжич замолчал. Впервые с момента пробуждения в спальне маркизы Морганы он задумался, действительно ли такова его судьба? То единственное предсказание себе говорило, что он вернется после гибели отца, но не обещало ему титула князя, это он додумал сам. Так, может, действительно ему не суждено занять место отца после столь долгого плена, после рабства? Нет-нет, встряхнулся Ксайрон, больше некому. Ксантар тень, Мэллар наследовал дяде со стороны матери, Хорлана отверг еще дед века назад. Кто еще? На кого намекает принц?

– Молчишь? Ну, молчи. Позаботься о нем, – приказал Хорлан лекарю и ушел.

Жнец постоял еще с десяток секунд с задумчивым видом и пошел следом.

После этого случая хлысты не исчезли из рук надсмотрщиков. Да, они теперь понимали, как поступать в случае видения, но все равно находились те, кто бил и без намеков на побег, просто по велению души. А он разговаривал с ними, уговаривал то одного, то другого таоми дяди выпустить или хотя бы дать знать в замок, где искать. И начал с того круглолицего с ямочкой.

А матушка и брат искали – постоянные переезды и перелеты ясно говорили об этом. Его то везли по лесным дорогам в телеге, то грузили на сокола для полета через полкняжества, то перемещали порталом в какой-то пустынный уголок, где только палящее солнце и плеск моря.

Недели сменялись месяцами, а Ксайрона все никак не находили, что не удивительно – Хорлан знал все приемы охотников слишком хорошо и предугадывал каждый ход брата и матушки. Но Ксай не сдавался. Слишком многое стояло на кону. И пусть червячок сомнения поселился в сознании, но не стал поводом опускать руки. Сначала нужно выбраться, а после в честном поединке определять, кто и чего достоин.

Ксайрон говорил с надсмотрщиками об истории, приводил примеры того, как падали Дома, когда во главе становился не тот, кто должен был. Напоминал о традициях, что только на арене претенденты выясняют отношения. Взывал к чести и гордости – они же эльери, так почему поступают низко и подло, почему не думают своей головой и лишь бездумно выполняют приказы?

Несколько раз у Ксайрона получилось достучаться до тюремщиков. Когда первый из них, тот самый круглолицый – Ксай и имени его не узнал – исчез и не вернулся, к клетке подошел Хорлан, уселся на походный табурет и уставился на племянника с осуждающим видом. Жнец стоял рядом, как и всегда.

– Ты убил моего таоми, Ксайрон, – печально заявил он.

– Я никого не убивал, я тут сидел, – невозмутимо ответил княжич.

Он уже знал, как пропал его благодарный слушатель, и не удивился появлению дяди. О гибели эльери сожалений Ксай не испытывал – знал, что скорее всего подписывает ему смертный приговор. К тому же считал его врагом. Однако слова Хорлана удивили.

– Но его кровь на твоих руках, это ты ему внушил мысли о предательстве.

– На мне браслет, дядя, я не могу пользоваться магией.