Кола
Шрифт:
Кир поглядывал на благочинного, думал: «Надо бы тебе знать, батюшка, не зуек я уже». А вслух сказал:
– Англичане и вправду моряки отменные. Но если смотреть тут, на Севере, так и паруса, и канаты, и смола у них – наши. Корабли из нашего леса, да и рыбкой они нашей же кормятся. А коль при этом они и моряки добрые, то нам-то уж грех отставать.
Отец трепал по плечу Кира, заглядывал в глаза:
– Так, сынок! Не одним иноземцам добрыми моряками слыть да впереди быть.
Женщины собрались на кухню. Киру не хотелось, чтоб уходила Граня. Нравилось ловить врасплох ее взгляд, смотреть, как она смущается,
Кир смотрел, как уходит Граня, думал, как поразит стариков открытием. И прослушал, о чем за столом говорили. А когда очнулся, благочинный досказывал:
– ...и жалуются: когда-де приходят в Архангельск, то другие уже побывали там или скоро прибудут с таким же грузом. Купцы, видя, что их много, предлагают плату за рыбу что ни на есть самую низкую.
Кир усмехнулся про себя: «Отстаешь, батюшка, не там корень ищешь. И я так прошлый год думал, да вырос из этого, как из ребячьих портков. А ты все еще на старом топчешься...» И, когда закончил благочинный, вставил свое:
– Архангельские купцы, отец Иоанн, против наших поморов не в лучшем положении. Все места первейшие заняты иностранцами. Русскому купцу осталось только приготовление съестных припасов для городских жителей. Но погодите, скоро и это заберут у них.
Благочинный согласно кивнул, развел руками:
– А что поделаешь? У них деньги, у них сила...
Голос у него усталый, вежливый. «Обиделся, – подумал Кир. – Ох, эта мне покорная житейская мудрость». Сказал напористо:
– Сделать все можно. Сегодня мурманский промысел не дает и десятой доли улова, который мог бы давать. И то мы не умеем его продать. А можно и рыбы добывать побольше, и продавать ее дороже...
Благочинный откинулся на спинку стула, опустил веки, произнес равнодушно и лениво:
– Интересно...
Явное пренебрежение задело Кира, и он вспылил:
– Сделать, как у соседей в Норвегии: собрать из колян компанию. – И смотрел, как подействовало сказанное.
Отец задумчиво улыбался:
– Об этом, Кирушка, многие умные головы думали. Умнее наших, с капиталом.
Благочинный с затаенной снисходительностью спросил:
– К иноземцам таки на выучку?
– Такую выучку зазорной не считаю...
– Для компании, Кирушка, нужны деньги. Много денег. А в Коле даже в купцы второй гильдии нет людей писаться.
– И не надо, отец, не надо, – с жаром убеждал Кир. – Пусть это будет не компания, а артель. В нее пойдут с тем, у кого что есть: шняки, яруса, свои руки. Отсюда и паевые.
Отец перебил мягко, но решительно:
– Не пойдет, Кирушка, артельное дело на Мурмане. Если коляне станут в компанию, то англичане бросят такой капитал, что разорят и артель и поморов. Да еще и вражду меж нами посеют.
Благочинный поднял руку с растопыренной пятерней, сжал пальцы в кулак:
– Народ, он знаешь как устроен? Только курица гребет в сторону.
Но разговор только подходил к цели,
и возражения у Кира были.– В Норвегии, у соседей, многие суда принадлежат пайщикам. Даже в богатой Англии треть судов ходит от компаний. У нас народ тоже знаком с артельными началами. Работают же в порту, при разгрузке судов, и дело идет успешно, артели живут...
Отец согласно кивал головой, но весь его вид говорил: давно все это известно.
– Э-э, Кирушка, придумать что-то без сучка и задоринки – не труд. Попробуй других заставить в это поверить. Помор по своему нутру не купец-предприниматель. Ему знакомо и сподручно рисковать на промысле, в море. Но пойти на риск в коммерции... Тут он сначала подумает: а если неудача? чем он будет кормить семью до следующего года? Всяк знает: даст бог рыбу, даст и хлеб, а если нет?
Было у Кира в запасе одно известие. Узнал о нем в столице и даже бумагой такой запасся. Известие важное. За ним и поход в Петербург виделся по-другому. Чувствуя весомость слов, сказал:
– Сейгод вышел закон о беспошлинном ввозе соли на Мурман...
Известие было неожиданным и значимым. Многое стояло за ним, а хорошего не сулило. Соль на Мурман везли купцы. Теперь закон освободит их из-под контроля таможни, развяжет руки на Мурмане.
– Ловко! – хмыкнул благочинный.
Отец, что-то соображая, молчал. Наступило главное, решающее, и Кир собрался: «Ну, подошли. Ужо порасскажу вам». И, радуясь возможности высказаться, заторопился, без передышки выкладывал, что было задумано и в мечтах пережито.
– Если устроить в Девкиной заводи соляные и рыбные амбары, туда можно возить из столицы дешевую соль для всего Мурмана. А если коляне пойдут в артель, то это сулит многое: дальние становища можно забросить, а рыбу промышлять рядом с Девкиной заводью. Промысел поделить: одни будут добывать и разводить наживку, другие промышлять и солить рыбу, а третьи – возить ее на продажу. Но не только в Архангельск, а и в столицу. Обратно же вместо балласта – соль и другие товары. А кто имеет здесь соль в достатке, может влиять на всю торговлю в округе.
Это был ответ благочинному на его: «А что поделаешь?». Это был выход, как считал Кир, осуществимый. Любой мало-мальски разбирающийся помор должен увидеть выгоду. Осталось лишь дать старикам время на раздумье. И, загибая пальцы по ходу речи, Кир завершил:
– Для всего этого нужна земля у Девкиной заводи, желание колян на артель и большие суда. Они враз дадут прибыль...
Кир был доволен, не перебили его. Нападок больше не предвиделось. Торжествуя, смотрел он на благочинного, спрашивал взглядом: «Ну, каково?».
Однако благочинный вызова не принял. Равнодушно постукивал пальцами по столу, безучастно смотрел куда-то поверх Кира. Казалось, он совершенно забыл о споре.
Отец задумчиво разглядывал ложку, ковырял ногтем рисунок. Ноготь, большой, плоский и крепкий, расточительно соскабливал позолоту, оголял деревянную мякоть. Киру казалось, что все им сказанное не достигло цели, уперлось во что-то неведомое. Где, что он недосказал? И, словно выплескивая накопившееся на душе, загорячился:
– Скоро и на Мурмане иностранцы все запрудят. Дыхнуть будет нельзя, как в Архангельске. Куда ни глянь – иностранные товары, фирмы, торговые дома, порядки. Даже губернатор, и тот иностранец...