Кольцевой разлом

– Как быть с трупами? Надо их осмотреть, протокол осмотра составить...

– Спасибо, что сказал,- ядовито откликнулся Ищенко.
– Похоже, я тут один за всех думаю. Следак давно мог бы пожарных вызвать.

Когда возня у холма уже подходила к концу и возле трупов, извлеченных специальной командой и многократно сфотографированных, остались только судмедэксперт и следователь - первый монотонно диктовал второму описание мертвых тел,- лишь тогда Ищенко направился к конторе плодовой станции. "Да, жаль, что собачка след не взяла,- думал он.
– А найди она эти отрубленные головы, веселей бы пошло дело". Ищенко не надеялся на то, что отпечатки пальцев убитых найдутся в банке данных МВД - если бы существовала такая возможность, убийцы отрубили бы им руки, коли уж не побрезговали оттяпать головы. Сделано это было, разумеется, не из особого зверства, а только с целью затруднить опознание. Ищенко размышлял о том, почему у двух более ранних покойников головы остались на месте. Опознать их на такой стадии разложения тоже вряд ли возможно, но откуда убийцы знали, что мертвяки успеют так протухнуть? Значит, парой месяцев раньше убийцы чувствовали себя куда более спокойно. Но что тревожило их сейчас? Возможно, они решили куда-то отбыть или переменить базу, и очень вероятно, что подумать о перемене мест их побуждала какая-то акция, которую они собирались в скором времени осуществить. Причем идея этой акции посетила их неожиданно или ее подсказали им посторонние лица.

Мышление Ищенко отличалось странной особенностью - сначала интуиция делала конечный вывод, а уж затем с помощью логических умозаключений капитан пытался понять, почему вывод был сформулирован именно так. "Почему жмуров не закопали, а засунули в этот тоннель, - ведь там их обнаружить легче? Дети, собаки, какой-нибудь оползень... Не поленись, выкопай хорошую могилу, и никто твоего мертвяка никогда не найдет. Может, те душегубы любили романтику - подземный склеп и все такое?.. А может, они собирались использовать тоннель еще неоднократно - именно как склеп для своих жертв, которых намечалось много? Зачем трудиться, копать всякий раз новую могилу, когда вся территория станции вместе со склепом у них под контролем? То есть они чувствовали себя уверенно, спокойно, собирались просидеть на станции еще долго, но тут неожиданно поступает сигнал, и вся команда срывается с места. Причем никакой внешней опасности для них в этот момент еще не было, ни по каким другим делам плодовая станция еще не проходила. Да, похоже, что-то у них серьезное затевается..."

Когда Ищенко поднимался по скрипучим ступенькам на крыльцо конторы, его посетила еще одна мысль. "Два свежих трупа - в камуфляже, в таком обычно ходят охранники, а два старых - в каком-то рванье. В таком даже грузчики на работу не ходят, зато наверчено его на мертвецах очень много. Типичная бомжовая привычка - напяливать на себя все, что под руку подвернется - для тепла. Значит, бомжи? А что они здесь делали? Жить здесь вроде бы негде..." Оказавшись в комнате, наполненной табачным дымом и гулом разговоров, происходивших в разных углах, Ищенко

выпустил веером целую очередь вопросов:"Детей опросили? Отпустили? Список работающих составили? Склад осмотрели?" Одним ухом выслушав ответы, другим Ищенко прислушался к разговору одного из оперативников и позеленевшего от курева и от волнения начальника станции.

– Я все-таки никак не пойму, можете вы опознать трупы или нет,- говорил оперативник.
– Вы их внимательно осмотрели и заявили, что татуировка на груди одного из них кажется вам очень знакомой - такая же была у одного из охранников станции, вы обратили на нее внимание летом, когда тот ходил без рубашки. Я правильно излагаю?

– Правильно,- дрожащим голосом отвечал начальник станции,- но прошло много времени... И потом, у него ведь нет головы, как же я могу с уверенностью о чем-то говорить?

– Найдем и голову,- с угрозой произнес оперативник.
– А пока скажите хотя бы, как звали того охранника, на которого, как вам кажется, похож погибший. Фамилия, имя, отчество, прозвище? Что значит - "не помню"? Это же ваш работник, вы его принимали на работу!

– Охранников набирал начальник охраны, и всеми вопросами охраны занимался также только он,- возразил начальник станции.

– А где начальник охраны? Где охранники?

– Начальник охраны позвонил, сказал, что заболел. А где охранники, не знаю,- наверное, ушли куда-то...

– Не ушли, а просто испарились при появлении милиции,- мрачно констатировал оперативник. Ищенко вмешался в разговор:

– Вернемся к покойнику. Скажите, тот парень с татуировкой, на которого вы обратили внимание летом, потом продолжал у вас работать?

– Вроде да... Кажется, да.

– Вы что, не знали своих охранников? Сколько их у вас всего было?

– Этим занимался начальник охраны,- жалобно произнес допрашиваемый.
– Оформлено у нас было трое, но люди менялись, приходили, уходили... В сезон, когда много работы, начальник охраны приводил людей, желавших поработать месяц или даже неделю...

– И давно у вас такой бардак?- поинтересовался оперативник.

– Погоди,- остановил его Ищенко,- дело не в этом - давно, недавно... Я так понимаю, что охрана и временные рабочие составляли как бы отдельную епархию вашего начальника охраны и персонально вы этих людей не знали?

– Ну если в лицо кого-то узнаю...- уныло пожал плечами плодовод.
– Нас такое положение устраивало: при том же фонде зарплаты выполнялся гораздо больший объем работ. Раньше на территорию постоянно проникали посторонние, обирали плоды, ягоды, воровали саженцы, а после прихода Герасимова - это наш начальник охраны - такие вещи прекратились...

– Адрес, телефон Герасимова у вас имеются?- перебил его Ищенко.

– Телефон есть, а адрес, наверное, можно узнать в отделе кадров академии. Его там принимали на работу.

Ищенко кивнул оперативнику, и тот, понимающе кивнув в ответ, с записанным на бумажке номером пошел к телефону. Плодовод между тем продолжал:

– Герасимов набирал временных рабочих, которые выполняли все работы за очень небольшие деньги. Приводил он, конечно, людей таких... ну, опустившихся, что ли, но ведь они у него работали! А у другого начальника только делали бы вид, будто работают. И что тут плохого? Им ведь тоже надо как-то зарабатывать.

Оперативник вернулся от телефона и показал Ищенко бумажку, где под телефонным номером был записан адрес.

– Выезжай по адресу,- сказал Ищенко.
– Только с местным отделением милиции не забудь связаться. Ордер прокурор сегодня подпишет, вы только возьмите мне голубчика.

Повернувшись к начальнику станции, Ищенко скептически произнес:

– Возьмешь его сейчас, как же! Ищи ветра в поле... Ну ладно, продолжим.

Однако в этот момент к нему подскочил еще один оперативник и ткнул ему в нос какую-то ветошь.

– Это что такое?- морщась, спросил капитан.

– Сейчас вскрыли склад,- объяснил оперативник.
– Ключей не нашли - видимо, унес начальник охраны, дверь пришлось ломать. Там много тряпок со следами крови, а это,- оперативник потряс ветошью в воздухе,- типичная оружейная смазка. И в стенах там какие-то кольца.

Ищенко сразу вспомнил недавнее дело о вымогательстве, когда бандиты держали свою жертву на цепи, а цепь крепилась к кольцу, вделанному в стену. Упорный, как бультерьер, Ищенко продолжал опрос свидетелей до глубокой ночи - освободившихся развозили по домам на милицейской машине. Опрос лишь внес новые подробности в картину, уже сложившуюся у капитана в голове: преступная группировка использует находящуюся на отшибе плодовую станцию в качестве своей базы, платя за это охранными услугами и рабским трудом бомжей. Некоторых бродяг держат в сарае на цепи, а особенно непокорных убивают. Деньги, которые причитаются рабам за их труд, бандиты, разумеется, забирают себе. Группировка готовит какую-то крупную акцию, но "час Х" наступает гораздо раньше ожидаемого срока, и она срывается с насиженного места. В этот момент среди членов группировки возникают какие-то разногласия, результатом которых становятся два трупа. Скорее всего погибших покарали за попытку выйти из игры - для известных капитану преступных групп такой сценарий являлся типичным. Ищенко предполагал, что входящие в группировку лица в большинстве своем не имеют криминального прошлого, а вся их команда никакими уголовными деяниями себя еще не проявила. На плодовой станции она лишь готовилась к грядущим действиям, и ее планы, как почему-то казалось Ищенко, были весьма серьезными. Кроме того, по опыту капитан знал, что подобные группы зачастую имеют собственную, пусть и весьма нелепую, идеологическую платформу. "Наверняка какие-нибудь фашисты, сатанисты..."- проносясь в служебном "рафике" по улицам ночной Москвы, размышлял капитан. Он и думать забыл об одном из незначительных эпизодов трудного дня, происшедшем еще засветло: когда милицейский патруль собрался уезжать, водитель неловко развернул "москвич", и машина намертво засела в глинистой колдобине. Водитель продолжал газовать, и в результате "москвич" увяз по самое брюхо. Ищенко, в очередной раз торопливо пересекавший территорию плодовой станции в поисках новых следов преступной деятельности, на просьбу помочь только отмахнулся:"Некогда! Я головой должен работать!" Тогда милиционеры позвали с улицы какого-то мужчину,- видимо, возвращавшегося с прогулки по парку, и тот охотно пришел им на помощь. Ищенко поймал на себе внимательный взгляд мужчины, но не придал этому взгляду значения. Лишь его знаменитая память автоматически отложила в свое хранилище ярко-голубые глаза незнакомца, седеющую шевелюру, жесткие черты лица, окаймленного жесткой седеющей бородой.