Кольцевой разлом

Президент (с раздражением): - Хватит, выключайте. Нет там ничего нового. Это мы уже слышали: правительство они сами хотят назначить. Ишь чего захотели, понимаешь... Мы во многих вопросах шли на уступки, старались гибко действовать, а, наверно, не надо было. Вот террористы и подумали, что мы всегда уступаем, понимаешь. Будем начинать операцию по очистке центра столицы нашей Родины. Прошу создать оперативный штаб в составе руководителей силовых ведомств и мэра Москвы, остальные обязаны оказывать им всяческое содействие. Меня информировать каждый час.

Реплика с места (вполголоса): - Уф, ну и жарища... Кондиционеры сломались, что ли...

Президент (гораздо тише, явно борясь с подступающей слабостью): - Ну, начинаем, товарищи. Пока все могут быть свободны.

Франсуа Тавернье ожесточенно щелкал по клавишам компьютера, в то время как Шарль распечатывал полученные по системе "Интернет" листы парижских газет. Утром они вновь побывали в городе, но к середине дня, когда в корпункт должен был явиться человек Корсакова, оба вернулись. Оба в чудовищных количествах поглощали кофе, это профессиональное пойло пишущей братии, так как ночь провели в корпункте, обрабатывая материалы и гадая о том, что творится в темном городе за стенами их дома и удастся ли мятежникам и их противникам, официальным властям, справиться с волной преступности и стихийных мятежей. Прикорнуть журналистам удалось лишь на два-три часа, однако они сделали вывод, что ночь прошла спокойно: в разных сторонах в городе постреливали, но это были не перестрелки, а предупредительные очереди, порой поднимавшиеся в черное небо игольчатыми цепочками трассирующих пуль. Наутро по радио вновь передавали обращение мятежников к народу, не содержавшее ничего существенно нового. В городе по периметру Садового кольца противостояние продолжалось, однако особого напряжения не ощущалось:

блокировавшие Центр части милиции и внутренних войск, судя по всему, и не помышляли о штурме. Большинство солдат разделись до пояса, демонстрируя мощные торсы профессионалов, покуривали и потягивали из банок прохладительные напитки, которые добывали в окрестных ларьках, продолжавших работать, несмотря ни на какие социальные потрясения.

Из окон домов по ту сторону Кольца человеку с камерой весело махали руками, что-то выкрикивая, вооруженные мятежники. Тавернье заметил, просматривая на экране всю эту вооруженную идиллию:

– Довольно-таки вялый материал. И правительство молчит, как воды в рот набрало. Ну вот бронемашины появились, а что толку? Странно, почему они не появились раньше. Да и никакой серьезной угрозы они не представляют - если попробуют сунуться в Центр, то их тут же сожгут.

Зрелище заснятых на пленку бронемашин и впрямь наводило скуку: щурясь от яркого солнца, солдаты сидели на раскалившейся броне, подложив под себя, дабы не жгло зад, свернутые предметы обмундирования. Казалось, они готовы так сидеть сколь угодно долго. Единственным более или менее занятным кадром явился тот, где была запечатлена погрузка на тягач сгоревших на Садовом кольце легковушек. При этом Шарлю, снимавшему погрузку, солдаты, праздно толпившиеся вокруг, сообщили, что убит никто не был - настолько метко стреляли пулеметчики, умудрившиеся ни разу не попасть в салон с людьми. Весть порадовала Шарля как человека и христианина, но огорчила как журналиста - информация о каких-то странных бескровных военных действиях вряд ли сумеет пощекотать нервы пресыщенной публики. Оставалось ждать человека,которого обещал прислать с материалами Корсаков. Человек появился точно в условленное время - это был широкоплечий приземистый блондин лет тридцати, страшно стеснявшийся иностранцев. Выпить чашку кофе и съесть пирожное он согласился только после долгих уговоров, но даже когда все расселись вокруг столика на колесиках, из гостя каждое слово приходилось вытягивать клещами - он только потел от смущения и заискивающе улыбался. Все же журналистам удалось выяснить, что пришел он с той стороны Кольца и постоянно находится там, а на эту сторону перебрался лишь по поручению Корсакова. Впрочем, гость не называл Корсакова по имени, а только "шеф" или "командир" - при этом в его голосе звучало глубокое уважение. Тавернье пришлось подробно описать внешность Корсакова, его привычки, манеру говорить - лишь после этого гонец поверил, что Тавернье давно и не понаслышке знает Корсакова, и перестал соблюдать ненужную секретность.

– Так, значит, он командует всем восстанием?- спросил Тавернье. Гонец со смущенной улыбкой пожал плечами и ответил:

– Не могу на такие вопросы отвечать. Но человек он у нас не последний.

– А вы знаете, что он вырос за рубежом, был профессиональным военным, воевал во многих странах и во многих странах находится в розыске?

– Ну, можно догадаться. Но нам не это важно. Для нас он свой.

– А как он отнесется к тому, что я напишу в своем репортаже:"Одним из командиров повстанцев является такой-то,разыскиваемый там-то и там-то?"

– Спокойно отнесется. Мы между собой уже договорились, кто должен скрывать свою личность, а кто нет. Командир сказал, что он уже долго в розыске и привык к такой жизни. В России его все равно ищут, но ему есть куда из России уехать на время. А у многих из нас семьи в России и даже в самой Москве,- таких командир заставляет везде ходить в масках. К тому же он сказал, что ему придется выступить по телевидению, а кто же поверит человеку, который выступает в маске или в темных очках, как разбойник?

– Это правильно,- задумчиво кивнул Тавернье.
– А вы сами не хотите сказать что-нибудь в камеру? Это пойддет прежде всего на европейского зрителя. Вы ведь хотели бы, чтобы вас в мире лучше поняли?

– Хотел бы, конечно,- каждый хочет, чтобы его поняли. Но нет, лучше не надо. У меня жена, ребенок маленький... Да и вообще я из России уезжать не хочу. Я считаю, человек должен жить и умереть там, где родился, где предки его жили. Нет, если понадобится, командир лучше скажет.

– Но просто упомянуть о вас можно в репортаже - что заходил с той стороны молодой человек - бывший офицер, правильно?
– и с риском для жизни принес нам материалы, которые повстанцы хотели бы опубликовать, но не верят российским средствам массовой информации...

– Это можно,- засмеялся гость,- про средства массовой информации все правильно. Только внешность мою не надо описывать. И про риск тоже не надо - какой там риск? Пока все спокойно. Рисковать придется где-то через час, не раньше.

– А что случится через час?- насторожился Тавернье.

– Войска подойдут к Садовому кольцу, а потом войдут в Центр,- спокойно ответил гость.
– Десантники сейчас уже высаживаются в Чкаловском, в Кубинке. Если бы просто по шоссе идти, то они бы подошли раньше, но по городу придется расчищать дорогу.

– Так что же, есть приказ на штурм?- допытывался пораженный Тавернье.
– Ведь это же война, гражданская война! Это разрушение столицы!

– Приказ есть,- кратко ответил гость, пожимая плечами. Тупое спокойствие русских в иные моменты просто выводило из себя Тавернье. Он, однако, постарался сдержаться и спросил, унимая внутреннюю дрожь:

– Откуда у вас такие точные сведения? У вас имеются свои источники в штабе правительственных сил?

– Насчет источников думайте сами,- ответил гость.
– Лично у меня сведения от командира.

– Собираются ли повстанцы оказать сопротивление?- спросил Тавернье.

– А как же!- усмехнулся гонец.
– Зачем тогда было огород городить? Мы честно предупредили, что сами нападать не собираемся, но если на нас нападут, то встретим как положено. Кстати, у вас тут из окна хороший вид: думаю, если начнется бой, то вам все можно будет снять. Они ведь будут подтягиваться к Центру в основном с юга, так что пройдут мимо вашего дома. Выходит, вам повезло.

– А вас не смущают возможные жертвы и разрушения в исторической части города?- с обвиняющей ноткой в голосе поинтересовался Тавернье.

– Ну как они могут не смущать,- мы же нормальные люди,- сказал гость.
– Просто войны без этого не бывает, а без войны иногда тоже нельзя. И потом, мы ведь для себя ничего не добиваемся. Если те, кто сейчас наверху, откажутся от власти, то ничего и не будет.

– И вы в это верите?!- воздел руки к потолку Тавернье.

– Нет,- с милой улыбкой отозвался гость.
– Ну ладно, простите, что задержал. А где газетные материалы, которые я должен забрать?.. Ага, спасибо. Ну, до свидания. Не поминайте лихом, если что.