Кольцевой разлом

– Вперед!- рявкнул Корсаков и бросился вниз. Повернув на следующий марш, он увидел пугающе близко в пыли и пороховом чаду массивные фигуры врагов. Автомат словно сам загрохотал в его руках, за его спиной загремело оружие его людей. Прямо перед собой он видел в дымной полутьме острые голубоватые огоньки выстрелов. В усиленном эхом громе пальбы не было слышно стука падающих тел - люди один за другим валились беззвучно, как тени. Дико разевались рты, однако вопли боли и ярости лишь обрывками прорывались сквозь грохот. Внизу с треском разорвалась граната, и Корсаков неожиданно осознал, что путь свободен. Огромными скачками он преодолел следующий марш, перепрыгнув через неподвижные и еще шевелящиеся тела, сгрудившиеся внизу, выскочил на лестничную клетку и бросился на пол, одновременно стреляя вниз. Чуть стихший было грохот

ожил вновь, и несколько человек, поднимавшихся навстречу Корсакову, покатились вниз по лестнице. Лихорадочно перезаряжая магазин, Корсаков

на секунду замешкался, двое его людей перескочили через него и ринулись вниз, на заваленную трупами и обломками дверей площадку второго этажа. Неожиданно в затянутом пыльной мглой дверном проеме замигали голубоватые огоньки. Один из спускающихся вниз головой повалился на ступеньки и сполз по ним вниз,присоединившись к груде других мертвецов. Второй успел бросить гранату, она рявкнула в дверном проеме, и острые огоньки погасли. Однако в следующий миг боец, бросивший гранату, покачнулся, устало прислонился спиной к стене и сполз по ней на ступеньки. Стрельба стихла. Корсаков оглянулся и выругался сквозь зубы: оказалось, что он остался один. Все его люди, все двенадцать человек были убиты - он увидел их неподвижные тела распростертыми на лестничной клетке, привалившимися к перилам на лестничном марше, застывшими в груде трупов на площадке второго этажа. Для верности Корсаков торопливо вернулся на третий этаж, но и там на площадке обнаружил лишь мертвецов. Площадка была сплошь залита кровью, струйками стекавшей на ступени, и эта кровь подернулась сверху, словно пудрой, осыпавшейся стенной побелкой. Горечь стиснула Корсакову горло - ведь в том, что его не задели ни одна пуля, ни один осколок, не стоило искать ничего чудесного: просто погибшие приняли их на себя. Хотя он во время боя и раскачивал корпус, стараясь сбить врагам прицел, однако вряд ли это могло помочь при автоматной перестрелке в упор. Стреляли в его людей, а до него очередь не дошла, этим все и объяснялось. Огибая застрявшие на лестнице трупы, Корсаков сбежал на второй этаж и, держа под прицелом один дверной проем, сам проскочил в другой - в то крыло здания, через которое должна была подойти подмога, посланная капитаном Ищенко. До самого следующего подъезда перед ним тянулась длинная анфилада помещений какой-то фирмы с разбросанной и поваленной деловой мебелью, разбитыми компьютерами, разлетевшимися бумагами. Весь этот хаос был обильно усыпан пылью и кирпичной крошкой. Осторожно перебегая из комнаты в комнату и обводя пространство стволом автомата, Корсаков наткнулся на нескольких убитых спецназовцев и повстанцев - видимо, в этом месте противники вступили в ближний бой, а возможно, и в рукопашный, если судить по примкнутым штыкам автоматов. Продвигаясь по этажу все дальше, Корсаков наконец заметил впереди какое-то движение и услышал возгласы, тут же сменившиеся шквальной стрельбой и взрывами гранат. Перспективу этажа заволокло клубами пыли, в которых мелькали огненные иглы трассирующих пуль. Вскочив в одну из комнат, Корсаков через дверной проем осторожно выглянул в коридор и в клубящейся мгле увидел фигуры отступающих перебежками спецназовцев. Вскинув автомат, он дал по ним несколько очередей. Патронов он мог не жалеть, потому что собрал запасные магазины у мертвецов. Перебегающие фигуры скрылись, попрятавшись по комнатам. Однако те, кто наступал с другой стороны этажа, не ослабляли натиска - автоматные очереди и разрывы гранат звучали все ближе. Внезапно стрельба оборвалась, и в наступившей тишине Корсаков услышал приближающиеся тяжелые шаги, хрустевшие по битому стеклу и кирпичной крошке, а затем голос:

– Эй, кто там есть? Выходи, не бойся, свои! Эти козлы в окна попрыгали, на этаже их больше нету. Выходи или хоть крикни что-нибудь!

Корсаков вышел в коридор и зашагал вперед, держа автомат наизготовку.

Голос был ему знаком. Он позвал:

– Борис? Смотри не пальни случайно!

– Командир?!- послышался удивленный голос, и в коридоре появился Борис. В левой руке он держал пистолет, правая была наспех перевязана бинтом, посеревшим от пыли. За ним маячили фигуры его бойцов.
– Командир, что ж вы один-то?!- воскликнул Борис с упреком.

– Был не один,- устало сказал Корсаков.
– Было тринадцать. Пока сверху пробились сюда, остался один.

– Да, потери большие,- кивнул Борис.
– Оно и понятно - сходимся нос к носу, стреляем в упор... В общем, натуральная мясорубка. Одного не пойму - за что эти ребята так бьются?

– Говорят, за деньги,- ответил Корсаков.
– А я так думаю, что они иначе биться просто не умеют.

– Что это у вас, командир?- вдруг спросил Борис.
– Вы не ранены?

Он показал на залитую кровью грудь бронежилета. Корсаков покачал головой:

– Да нет. Просто бронежилет с мертвого снят, это его кровь. А в меня, по-моему, так ни разу и не попали. Ну ладно, надо собираться. Осталось всего ничего - выбить противника с двух этажей в соседнем крыле.

– Только теперь уж мы без вас справимся,- заявил Борис.
– Вам нельзя так рисковать. Они и на штаб-то напали, может быть, только затем, чтобы вас убрать, зачем же облегчать им задачу?

– Так-то оно так,- кивнул Корсаков,- но у нас мало людей. Поэтому придется мне составить вам компанию, а там, по моим расчетам, должна и помощь подоспеть. Людей с гранатометами выдвинуть вперед. И не делай такое кислое лицо - я никому не обещал, что буду отсиживаться в тылу.

Гранатометчики тяжелой трусцой побежали к дверному проему. За ними гуськом потянулся весь отряд Бориса. Через несколько секунд на лестничной площадке ухнули гранатометные выстрелы, и в глубине помещений другого крыла здания глухо громыхнули разрывы. Как оказалось, Корсаков опередил спецназовцев с началом атаки всего на минуту - они уже накапливались перед лестничной площадкой, когда гранаты просвистели над их головами, и тут же начался яростный встречный бой. Корсакову показалось, будто этот бой длился часа полтора, но он знал, что это всего лишь иллюзия - все было кончено через несколько минут. Фигуры врагов, встающие на пути и тут же отлетающие куда-то в сторону, бледные огоньки стрельбы, автоматные очереди, грохочущие словно прямо в черепе, руки, выверенным механическим жестом вскидывающие оружие... Эти несколько минут вместили в себя столько смертельного риска, что стоили даже не полутора часов, а полутора лет. Лишь пройдя до конца все крыло здания и выгнав уцелевших спецназовцев на лестницу, по которой те, огрызаясь короткими очередями, спустились на первый этаж, Корсаков и его люди очнулись от неимоверного напряжения, из-за которого все они действовали как роботы. На лестничной площадке из-за баррикады, прикрывавшей противоположный дверной проем, их приветствовали товарищи.

– Ну что, отсиделись?- с сердцем обратился к ним Борис.
– Вылезти и помочь не могли?

– Да ты что, Боря?- добродушно возразили ему.

– Куда нам вылезать, нас здесь всего трое. Мы и так еле отстрелялись.

– Как трое?- удивился Борис.
– А остальные где?

– Поубивало остальных во время налета,- последовал ответ. Корсаков схватился за голову, представив себе окончательные цифры потерь, и с ненавистью подумал о генерале Кабанове. Какого черта отставной генерал ввязался в это дело и пролил столько крови?

– Так вертолеты вроде с другой стороны на штурмовку заходили?- продолжал спрашивать Борис.

– И с этой тоже,- заверили его.
– Если интересно, перелезай сюда, сам посмотри. Не повезло ребятам...

– Некогда,- отказался Борис.
– Сейчас попросим подослать нам еще людей и начнем вышибать спецназ с первого этажа.

Услышав эти слова, Корсаков машинально пересчитал людей, уцелевших в отряде Бориса. После боя за второй этаж их осталось не более половины.

Поймав его взгляд, Борис заметил:

– Странно, но раненых почему-то нет, все, кого не хватает, убиты.

Корсаков только тяжело вздохнул и покачал головой. В этот момент в противоположном крыле здания на верхнем этаже вспыхнула стрельба. Корсаков зашел с лестничной площадки в комнаты и осторожно, дабы не поймать пулю снайпера, приблизился к окну и выглянул на улицу. Сделал это он в самый драматический момент: на верхнем этаже стрелок, в котором можно было узнать капитана Ищенко, устанавливал на плече короткую и толстую трубу огнемета "Шмель" - видимо, захваченную у противника, так как отряд капитана огнеметов на вооружении не имел. Прямо за спиной капитана поблескивала кафелем стена тесной кухоньки. Ищенко целился в окно смежного крыла здания, должно быть, разглядев там противника. Корсаков рявкнул:"Капитан! Не стреляй!" Однако было уже поздно, и в следующую секунду произошло то, что и должно было произойти. Бухнул выстрел, снаряд полетел куда следовало, но назад из трубы вырвалась и ударилась в стену мощная струя газов - куда более сильная, чем у обычного гранатомета. Оттолкнувшись от стены, она подхватила, как пушинку, легкое тело капитана и вышвырнула его в окно. Яростная ругань капитана разнеслась по всему двору. Человеческая фигурка, нелепо кувыркаясь, описала дугу в воздухе и полетела вниз. Корсаков застонал, как от зубной боли, и на миг закрыл глаза. В результате он не увидел того, как капитан рухнул в крону тополя и, пересчитав ребрами множество веток и десятки раз перевернувшись, наконец прочно засел внизу, между наиболее толстыми сучьями и стволом. Открыв глаза, Корсаков отыскал глазами тело капитана, и у него появилась надежда на благоприятный исход этого падения. Когда же он услышал донесшийся с первого этажа хохот спецназовцев, оказавшихся свидетелями полета, и ответную матерщину раздосадованного капитана, то облегченно вздохнул. Прислушавшись, Корсаков разобрал обмен репликами:

– Ну ты орел!- кричали спецназовцы.
– Просто Чкалов!

– Молчи, мудило!- отругивался Ищенко.
– Ты-то уж точно в лепешку бы расшибся!

– Крепко засел?- интересовались насмешники.
– Может, дерево спилить? Или, может, пристрелить тебя, чтоб не мучился?

– Тебе сдаваться надо,- резонно возражал капитан.
– Если ты меня пристрелишь, кто же тебя, дурака, в плен возьмет?

– К нам подкрепление идет,- возражали спецназовцы, но без особой уверенности.
– Слышишь, стреляют на мосту?

– Правильно, стреляют,- соглашался капитан.
– Добивают к е....й матери ваше подкрепление. Я же все видел с верхнего этажа. За что вы тут вообще бьетесь-то, неужто за бабки?

– Ладно, будем думать,- уже без насмешки в голосе крикнул спецназовец и умолк. Капитан саркастически поддержал его:

– Да уж, подумайте.

Корсаков вышел на лестницу, очищенную от противника,и быстро поднялся на крышу, называя по дороге пароль, чтобы не оказаться подстреленным невзначай. Пароль был "Леокадия" - эту песенку постоянно крутило повстанческое радио, и среди бойцов Корсакова она приобрела необычайную популярность. На крыше Корсаков перебежал к уцелевшему после воздушного налета, хотя и изрядно покромсанному осколками укреплению из мешков с песком, служившему наблюдательным пунктом. Открыто разгуливать по крыше не стоило - вокруг на расстоянии снайперского выстрела имелось немало более высоких зданий, и можно было не сомневаться в том, что стрелки из числа агентов спецслужб сейчас разглядывают оттуда в прицелы злополучный дом, ставший местом кровавого боя. Впрочем, если на командном пункте в ходе боя наступило затишье, то на Солянке не умолкала стрельба. Корсаков припал к амбразуре и поднес к глазам поданный ему бинокль как раз в тот момент, когда от высотного здания докатился гул выстрела из танковой пушки и вертолет, стоявший посреди проезжей части перед въездом на мост, мгновенно превратился в дымно-огненный шар и с грохотом взорвался, выбросив в разные стороны пылающие обломки. Танки и бронемашины, не приближаясь на расстояние выстрела из гранатомета, продолжали методично обстреливать десант со стороны Котельнической набережной и со стороны площади Ногина. Корсаков видел в бинокль фигурки убитых на маслянисто-черной мостовой, догорающие обломки вертолетов, воронки минных и снарядных разрывов. Панорама постоянно заволакивалась клочьями черного дыма от горящих возле командного пункта пожарных машин, из которых не уцелела ни одна - все превратились в черно-седые уродливые остовы, вокруг которых по горящему асфальту перебегали голубоватые языки пламени, лениво облизывая бесформенные черные груды, еще недавно бывшие человеческими телами. Видимо, ближе к месту боя горели какие-то здания - слишком много дыма поднималось в воздух и ветром уносилось к югу. Переведя бинокль, Корсаков заметил, что вовсю полыхает синагога, купол которой в нескольких местах был пробит снарядами, а от колонн разрывами отбило большие куски камня. Перестрелка вокруг синагоги продолжалась - на стенах, на фронтоне, на колоннах то и дело появлялись дымки, тут же сносимые ветром. Внезапно от купола отлетел и по ветру плавно понесся вниз большой кусок кровельного покрытия. Из окон, из дверей храма, из дыры в куполе уже валил густой дым - удерживать синагогу дальше становилось явно невозможно. Простреливаемую Солянку начали перебегать фигурки в камуфляже - походило на то, что десантники отчаялись прорваться к своим осажденным товарищам и теперь пытались просочиться к реке. Впрочем, Корсаков не сомневался в провале их затеи - к району боев он заблаговременно подтянул подкрепления, которые заняли все выгодные позиции и образовали внутреннее кольцо окружения. Десанту, понесшему большие потери, прорвать это кольцо, усиленное бронетехникой, было явно не под силу. Корсаков вызвал по рации Бориса.