Кольчугинские сыщики

Мышь вздохнула. Со слов кикиморы ну никак было не понять, как бороться с бедой. Кабы саму книгу почитать, да где ж её взять?

Весь вечер Степанида вертелась в гнезде и размышляла о событиях минувших дней. Казалось ей, что разгадка где-то рядом, стоит только присмотреться. Ночью ей снился облезлый хвост Кныша и пышущая жаром чиаббата. Домовой летал куда-то, оставив Степаниду одну, вернулся только под утро и не мог дождаться, когда мышь проснётся.

— Милушка, — шепнул он наконец, — я у домового Сметанки был. Ну, который политрук у нас в Добровольной Дружине Домовых. Такого разузнал…

— Ммм…— спросонья прищурилась Степанида и села в гнезде прямо на хвост.

— Добровольная Дружина Домовых утверждает, что Кныш преспокойно живёт себе в доме хозяйки пекарни. И в новомодное заведение его никто не забирал. Да и не может домовой на два угла жить! И теперь я задумался: а кто таков этот кот?

Вредная Степанида вместо ответа начала умываться и причёсывать шёрстку. Потом она понюхала плесневую корку сыра и печально вздохнула. Потом она демонстративно уселась на стол следователя, ожидая, что тот явится на работу и принесёт ей чего-то вкусного. Домовой кружил под потолком, бурча себе под нос: «Нет такого домового, нет и всё тут. Выдумка. То-то я заметил, как кот от меня шарахнулся. С чего бы? Все домовые суть братья, от одного нечистого корня. И порядочный домовой в коте либо собаке не спрячется, тем паче облезлом!»

Матузков пришёл на службу без опозданий и сразу же угостил Степаниду кунжутным печеньем и двумя кусочками докторской колбасы. Пока она самозабвенно набивала пузо, домовой делился соображениями.

— Что за смысл обсуждать дело? — пожал плечами Матузков, — Хозяйка даже заявление писать не стала и ушла в обиде.

— Разве мы не должны докапываться до сущности протекших дней, до их причины, до оснований, до корней, до сердцевины? — вертелся вокруг следователя дотошный домовой, — или тебя, как и Степаниду, волнует только «теперь и тута»?

— Матвей Иваныч просто злится, что его за пирожки да французский хлеб в убыток ввели, — важно заметила Степанида, закончив с завтраком, — и мстительно теперь не замечает очевидности. А тут вопрос сыскного отдела. Кто этот Кныш на самом деле и почему в обман нас ввёл?

— Именно, Стешенька, — домовой приземлился на стол и погладил по голове Степаниду прозрачной ладонью. Та прижала ушки и улыбнулась.

— Так! — хлопнул по столу Матузков с силой, что парочка вздрогнула, — у меня тут три нераскрытых дела. А вы меня на мелочи отвлекаете!

— Мы и сами с усами, — фыркнула мышь.

— И с бородой,— добавил домовой и смутился.

— Мы и сами в дедукции могём, — добавила мышь.

Матузков вздохнул. Его команда не оставляла выбора: отсиживаться в уютном кабинете или идти к скандалистке в пекарню. Мышь прыгнула в карман кителя и стала пыхтеть и толкать лапками Матузкова. Ему пришлось идти на рынок. Домовой полетел следом за Матузковым серой дымкой.

Утро в Кольчугино сверкало свежестью, веяло прохладой. Блестела умытая дождём лужайка перед зданием Кольчугинского отдела. Ещё не пожухли листья на клёнах и липах, аллея шумела густыми кронами деревьев. Несколько первоклашек обогнали Матузкова, пробежал мимо хулиган-подросток, свернувший к ларьку за сигаретами, но завидев следователя в форме, резко вернулся на аллейку и поспешил к воротам школы. Мышь хмыкнула: «Прохиндей», домовой вздохнул: «Неразумный малец», Матузков буркнул: «Будущий клиент нашей конторы».

Уже на подходе к пекарне мышь беспокойно завозилась в кармане. Борода потянул воздух ноздрями, а Матузков прищурился. На двери висела табличка «Закрыто», а от ароматов свежей выпечки и след простыл. Следователь постучал в дверь. Никто не открыл. Дворник рынка в жёстком клеёнчатом фартуке и форменной красной фуражке сказал: «Как у мамы» закрылась. Допекли конкуренты проклятые'. Матузков шепнул что-то Степаниде, там мигом покинула карман кителя и побежала вокруг пекарни знакомым ходом. Дворник открыл рот, но предусмотрительно его и закрыл, отошёл подальше с метлой и стал наблюдать.

Степанида нашла заветную щель и юркнула туда, а домовой, не желавший оставлять свою подругу без защиты, просочился следом.

Ах, как стало тихо в цеху! Корпуса тестомесильных машин отбрасывали холодный отсвет на пустые разделочные столы. Конвейерная лента батонной машины стояла без дела. В углу торчал битком набитый мусором чёрный пластиковый мешок, на котором спиной к двери сидел полосатый кот с тетрадкой в одной руке и карандашом в другой. Он бурчал под нос, но кое-что разобрать было можно: «Двадцать восемь процентов НДС да пять налога с продаж! Восхитительно. В медицинский фонд еще… Тэк-с. Процент по кредиту… Замечательно. Недопоставка муки в прошлом квартале… Превосходно. Пересортица пектина? Чудесно. Задержка зарплаты, арендных платежей… Праздник, а не жизнь. Это тебе не пирожки на дому печь, это производство!»

Мышь прыгнула и вцепилась коту в хвост, а домовой отодвинул щеколду, запиравшую пекарню изнутри. Следователь Матузков резко распахнул дверь и воскликнул:

— Самозванец Кныш! Вы арестованы. Вы имеете право на адвоката, и всё, что вы скажете — будет использовано против вас.

Кот неистово мотал хвостом и лязгал зубами, пытаясь ухватить Степаниду. Окрик заставил его вздрогнуть и застыть с ощеренной зубастой пастью.

— А вы кто такой? И на каком основании командуете? — нагло спросил он.

— Следователь по особо важным делам Кольчугинского отдела Матузков Иван Матвеевич! — бодро, не теряя присутствия духа, ответил Матузков.

— Я вам не подчиняюсь. Так что катитесь-ка отсюда, — нагло заявило существо, но домовой подлетел и вцепился ему в холку со словами «Я тебе покажу, как следствию препятствия учинять! Я тебе покажу субординацию!»

— Мы — люди государственные, а налоги — паруса государства, — пискнула мышь, и этот аргумент неожиданно сработал.

Существо съёжилось и захныкало.

— Я нечисть молодая, всех порядков не знаю. Не бейте только. Я Налоговичок, поселяюсь там, где прибылей ждут. Ну и делаю свою работу. Порча да убытки — разорю до нитки.

— А зачем ты домовым притворялся? — возмутился Борода, — или ты настоящего домового укокошил?

— Упаси меня святой доллар, — прогнусавил Налоговичок, — пекарня меньше года, как построена и домового сюда и не звал никто. А домовым я притворялся для отвода глаз… Не бейте меня.

— Так ты и про угрозы Надмирной Инквизиции врал? И про заветный хлебный дух? — возмутилась Степанида.

Раздосадованный домовой тряхнул нечисть за холку, и Налоговичок пискнул: «Глубоко и искреннее раскаиваюсь. Впредь не повторится».

Свет в пекарне моргнул, погас и снова включился. Мышь потёрла кулачком глаза и изумлённо застыла. Прямо перед ней стоял не кто иной, как Надмирный Инквизитор. Он был высок, худощав и бледен. В этот раз без плаща и шпаги, но с огромным, сверкающим рубиновым перстнем на правой руке. Помещение цеха озарилось тревожными всполохами.

— Матвей Иванович, благодарю за содействие в поимке экспериментальной сущности, — сообщил он галантно, глядя поверх головы домового и, разумеется, мелкой лейтенантки.