Кольчугинские сыщики

— Конвенция против пыток запрещает! Ни за что не признаюсь! — начала мышь и юркнула за несгораемый шкаф.

— Борода, — словно не замечая диссидентских заявлений Степаниды, заметил Матузков, — а ты уверен, что в белилах нет свинца или цинка? Многие краски чрезвычайно ядовиты.

— Допустим, — почесал затылок Борода, — но раз Степанида этого эпического полотна не грызла, то и бояться нам нечего.

Борода и Матузков принялись обсуждать версии по делу Виктора Плотникова, а Степанида затихла за несгораемым шкафом. Они делали вид, что их совершенно не интересует, чем она там занята. Мышь вздыхала и ворчала что-то о масонах, ядовитых красках, малохудожественной мазне и даже посмертном ордене.

Через пятнадцать минут она медленно и торжественно выползла на пол и улеглась посредине комнаты, скрестив передние лапы на груди. Борода и Матузков продолжали составлять план допроса очевидцев.

Степанида громко выдохнула воздух и приоткрыла один глаз. Никакой реакции. Степанида тоненько простонала. В ответ тишина.

Дверь открылась и в кабинет вбежал Буханкин. Его застёгнутая на две пуговицы рубаха, всклоченные волосы и полубезумные глаза выдавали истинного творца. Мышь, распластанную на полу, он и не заметил.

— Быстро написать копию не получится. Нужна яичная темпера. Особенно белая. А её только в губернии продают. Надо с первой же оказией…

Мышь подняла голову и скосила на художника злющие глаза.

— Темпера, говорите… — протянул Матузков.

— Да, я предпочитаю натуральные краски, от того мои холсты излучают особый неземной свет.

— Куплю я вам темперы, — ответил следователь, встал из-за стола, обошёл мышь и приобнял Буханкина за плечи, — прямо завтра поеду и куплю. За свой счёт. Уж очень по нраву начальнику главка ваша работа. Вы список напишите, что ещё нужно. Может, кисти какие особенные…

Окончание разговора мышь и Борода не услышали, так как следователь вывел художника за дверь.

Степанида скорбно поджала губы. Такого фиаско она никак не ожидала. Валяться на полу и ждать посмертного ордена смысла не было. Борода бессовестно ржал, пока Матузков не вернулся в кабинет.

— Живот не болит, в боку не колет, Степанидушка? — участливо спросил следователь, но в ответ услышал лишь фырканье.

Проходимец Редькин

Проходимец

Вечерело. Матузков засиделся за стаканом крепкого чая, играя с домовым в шашки, и к ним в кабинет доставили совершенно голого мужика. Тот прикрывал ладонью пониже живота и понуро смотрел в угол. Домовой взмыл вверх и повис на люстре, рассматривая хулигана и участкового с высоты полёта обыкновенной мухи.

— Вот те здрасьте! — пробормотал Матузков и вытащил из шкафа куртку, заляпанную краской. Это был вещдок, который не успели осмотреть и запротоколировать. Мужик благодарно напялил ее. Куртка была длинной, доставала почти до колен, а рукава уныло свисали.

За всеми этими манипуляциями наблюдал участковый Букин с выражением крайней брезгливости на лице.

— Данный гражданин Редькин был неоднократно замечен мной в районе Краеведческого музея, будучи в обнаженном виде в общественном месте.

— Почему же задержали его только сейчас? — спросил Матузков, потирая переносицу, чтобы не засмеяться.

— Виноват, товарищ капитан, в виду его ускоренного перемещения, поймать не представлялось возможным.

Матузков отпустил участкового, угостил папироской Редькина и достал серый бланк. Редькин хмуро смотрел в угол кабинета. Заметив Степаниду, которая с любопытством высунулась из-за шкафа, Редькин робко сказал:

— У вас мыши.

— Умгум, — согласился следователь и придвинул бланк протокола к Редькину, — пишите. Своими словами. Состоите ли на учете у психиатра, имеете ли семью и когда у вас возник умысел на хулиганство.

— Хулиганство? — Редькин поднял грустные глаза на Матузкова, — я искусство люблю, древности…

— Ага, потому без штанов и шатается по улицам, — вставила Степанида, но Редькин ее писка явно не разобрал.

— Кстати, если так уж в музей любите ходить, отчего бы не делать это днем, в рабочие часы. Притом в подобающим для мужчине виде. Или вам денег на билет жалко?

— Все равно не поверите, я эксперимент ставил, — махнул рукой Редькин и принялся писать что-то на бланке.

Домовой беспокойно кружил над ничего не подозревающим нарушителем. Степанида смотрела на эту немую сцену с прищуром. Редькин писал, закатив рукав куртки. Его голые волосатые ноги выглядели жалко. Грязная шея торчала из широкого воротника. Из носа свисала капля, которую Редькин неловко вытер вторым рукавом. Степанида красноречиво плюнула себе под ноги. Матузков жестом попросил домового успокоиться и не метаться под потолком и стал читать объяснение.

— Итак. Я, Редькин Сергей Сергеевич, цатого года рождения, разведенный и несчастный человек, две недели назад получил неожиданный подарок судьбы. Я приобрел способность ходить через стены. Однако, счастья такое умение мне не принесло, а только неудобства. Всякий раз я оказываюсь по другую сторону стены, но без одежды или всякого намека на благопристойный вид. Одежда остается снаружи. Умение моё бесполезно, потому что из помещения, куда меня заносит, я вынести ничего не могу, только через дверь. Хорошо, когда я возвращаюсь обратно, и моя одежда лежит на прежнем месте. Но так бывает не всегда, — громко прочел следователь.

Матузков отложил листок и внимательно посмотрел в глаза Редькину. Тот взгляда не отвел, а только тихо добавил:

— Да-да.

Степанида охнула и пробежала через кабинет к столу, за которым сидел Редькин. Тот поджал ноги, словно мышь могла укусить его.

— Я не люблю животных, — плаксиво сообщил хулиган Матузкову.

Матузков наклонился, Степанида прыгнула в его ладонь, и потом юркнула в карман кителя.

— Не бойтесь, это моя помощница. Мелкая лейтенантка.

Редькин скуксился и опустил голые ноги на пол, поджимая пальцы. Пол явно был холодным, а ботинок среди вещдоков у Матузкова не нашлось.

— Что думаешь, Степанидушка? — спросил он, почесывая мышь между ушками. Домовой молча опустился на плечо следователя, оставаясь невидимым.

— Брехун самый настоящий. То есть про то, что он разведенный и несчастный, может Редькин и не врет, но чтобы вот так запросто шататься сквозь стены…

— Надоть провести следственный эксперимент, — предложил Борода.

Редькин в изумлении наблюдал за разговором следователя, который воспринимался как монолог сумасшедшего.

Матузков прошел туда-сюда по кабинету и резко остановился.