Кольцо Фрейи

Он скорее ощутил ее движение, чем почувствовал боль; с коротким криком он отшатнулся, одновременно хватая ее за запястье вооруженной руки. Гунхильда рванула руку на себя, но безуспешно; Харальд так стиснул ее запястье, что едва не вывихнул; он заломил ей руку, и Гунхильда вскрикнула от боли, сгибаясь пополам. Харальд вырвал нож. Лезвие его было слишком коротким, и, благодаря трем слоям шерстяной одежды, погрузилось в тело не более чем на сустав пальца. К тому же лезвие было предназначено лишь резать мясо за столом, а рука Гунхильды после этой ночи была не так сильна, как у валькирии на поле битвы. Тем не менее, кровь шла из раны на боку под ребрами; Харальд бранился, но не решался выпустить руку Гунхильды и что-то сделать со своей раной.

– Да что у вас там происходит? – кричал снизу Кнут, который слышал какие-то подозрительные звуки, но ничего не видел.

– Дерутся! – кричали поодаль стоящие хирдманы, способные видеть поверхность камня.

– Она его убила!

– Зарезала!

– Тролли, да подсадите вы меня!

Несмотря на мнимое убийство, хирдманы не спешили на помощь сыну конунга: Харальд стоял на ногах и держал ведьму за обе руки. Наконец он подтолкнул Гунхильду к краю Серой Свиньи, схватил за запястья и с криком: «Лови!» – спихнул вниз.

Гунхильда вскрикнула, вдруг повиснув в пустоте и ударившись о боковую поверхность камня; но тут уж Кнут не растерялся и живо подхватил ее, поставил на землю, обнял, чтобы не упала.

– Что с тобой? – Он увидел на ее руке смазанное пятно свежей крови. – Ты ранена?

– Нет, это я ранен! – злобно крикнул Харальд, спрыгивая наземь. – Твоя ведьма пыталась меня убить моим собственным ножом!

– Так тебе и надо! – К Гунхильде наконец вернулся дар речи. – Жаль, нож у тебя короткий и тупой, как ты сам! Ты убил моего брата – так что мне было, поцеловать тебя?

– Да он не убил его! – закричал Кнут. – Твой брат жив, только ранен! Ингер не дала его добить!

– Тоже лезет куда не надо… – сердито ворчал Харальд, зажимая рану на боку. – Эй, что смотрите, дайте что-нибудь перевязаться!

Кто-то оторвал полосу от подола, Харальд снял пояс, расстегнул кюртиль, его спешно перевязали прямо поверх нижней рубахи.

– Пошли уже! – Он взмахнул рукой. – Как меня все это задолбало! Слушай, ты, ведьма! – Он решительно вырвал Гунхильду из объятий Кнута, схватил за плечи и притиснул к священному камню.

Она смотрела ему в глаза, ожидая, что сейчас он ее убьет, но скорее надеясь на это, чем страшась. И он, увидев в голубых глазах девушки некое оцепенение решимости вместо страха, вдруг утих; внезапно он осознал, что в его руках существо пусть и слабое телом, но не менее сильное духом, готовое действовать, как велит долг, и не боящееся смерти. Это было совсем не то, чего он ждал от хорошенькой смешливой девушки, и Харальд даже слегка растерялся, хотя был по-прежнему зол на нее.

– Слушай меня! – повторил он, склонившись к самому ее лицу и прижав оба ее запястья к камню. – Твой брат жив, хотя стоило бы его убить. И твоя бабка жива, хотя она пыталась себя убить у всех на глазах, и это ее кровь у меня на одежде. Решимости вам не занимать, да вот руки слабы. И теперь только от тебя зависит, будут ли они оба жить и дальше. Если ты попытаешься что-то сделать с собой, то я своими руками вырежу ребра твоему брату. А за твоей бабкой никто не станет ухаживать, и она умрет, как больная собака. Ты п-поняла?

Он жестко смотрел ей в глаза, ожидая ответа. Гунхильда кивнула, почти невольно, подавленная этим натиском и чувством своей беспомощности. Он приковал ее к камню и она ощущала себя полностью во власти этого сильного и злого человека. Но главное, он сказал, что ее родичи живы и нуждаются в ней.

– Поклянись, что больше ничего не выкинешь, пока мы хотя бы не вернемся в усадьбу, – потребовал Харальд.

Сейчас она готова была пообещать что угодно, лишь бы ей позволили еще хоть раз взглянуть на Асфрид и Эймунда. Но не могла вымолвить ни слова: глаза Харальда были так близко, почти вплотную, и Гунхильда растерялась, почти забыв, о чем они говорят.

И его взгляд вдруг изменился, будто он тоже подумал о чем-то другом. Вдруг мелькнуло чувство, что сейчас он поцелует ее, и почему-то эта мысль так взволновала ее, что стало жарко.

– Клянусь… Фрейей, – прошептала Гунхильда.

И при этих словах им обоим вспомнилось почему-то видение сада с багряной листвой и крыша с золотыми щитами; у Гунхильды мелькнуло в памяти ощущение ласкового тепла, согревавшего ее этой холодной ночью на жестком камне, а у Харальда – женская фигура возле лежащей беглянки, исчезнувшая от одного его взгляда, мгновенно и беззвучно, тает легкая как рябь на воде.

***

Когда они вошли в усадьбу, Гунхильде сразу бросилось в глаза заплаканное лицо Богуты. Заслышав крики: «Идут!», та вышла встретить свою молодую госпожу. Гунхильда выглядела и впрямь будто лесная ведьма: растрепанная, исцарапанная, бледная, с прилипшей к плащу хвоей и следами мокрой земли. Кнут вел ее за руку, Харальд шагал позади, не спуская с нее глаз. Несмотря на ее клятву, ему все казалось, что эта девушка может когда угодно превратиться в кошку и убежать, растаять, провалиться сквозь землю…

И вся толпа обитателей усадьбы глазела на нее, будто на чудо морское. В десятках жадно устремленных на нее взглядов Гунхильда видела любопытство, смятение, даже страх. Этой ночью пролилась кровь, и все это было так или иначе связано с ней. На нее смотрели, как на Гудрун, сидящую на брачном ложе с окровавленным мечом в руках, как на Сигню, готовую шагнуть в пылающий дом, как на королеву Асу, уже держащую в руке факел и намеренную подпалить жилище собственного отца, полное людей.

Сначала сыновья Горма, не сговариваясь, направились в грид, чтобы предъявить свою добычу отцу. Горм конунг выглядел озабоченным и не таким добродушным, как обычно. Увидев окровавленную повязку под расстегнутым кюртилем Харальда, он поднял брови, но Харальд молчал, и Горм ничего не спросил.

– Рад видеть тебя живой и довольно невредимой, девушка, – приветствовал он Гунхильду, не показывая, каким большим облегчением для него на самом деле было убедиться, что она все же не уехала за море. – Хотя весьма огорчен твоим поведением. Зачем ты все это устроила?

– Я ничего не устроила, – спокойно, безучастно отозвалась Гунхильда.

– Но ты хотела тайком покинуть мой дом!

– За мной приехал мой брат. Как я могла идти против его воли? Ведь я не пленница у тебя в доме, Горм конунг! – Гунхильда твердо взглянула ему в глаза. – Я сама пришла к тебе и имею право сама уйти, когда захочу.

– Ты все же сомневалась в этом, раз пыталась убраться тайком, да еще через ограду возле отхожего места!

– Я свободная женщина и могу выбирать, каким образом мне покинуть чужой дом! – Гунхильда попыталась улыбнуться, а всем вдруг бросилось в глаза ее сходство с Эймундом: брат Гунхильды в эту ночь тоже выказал немалую охоту шутить среди огня.

– Больше она ничего такого выбирать не будет! – заявил Харальд у нее за спиной. – Отныне, конунг, за ней будут хорошенько присматривать. И лучше всего было бы посадить ее под замок!