Кольцо Фрейи
Шрифт:
– Я здесь! – Гунхильда, стоя под самым отверстием, помахала ему рукой снизу. – Ты наконец пришел освободить меня?
– Да, Зимний Турс повержен, ты свободна! – На расстоянии и за криками толпы никто не слышал их беседы, кроме богов, но все должно быть проделано как следует. – Готова ли ты выйти в земной мир и озарить своей сияющей красотой небосклон?
– Я готова! Но тебе понадобится веревка!
– Она у меня есть! Моя мудрая мать посоветовала мне запастись веревкой!
Кнут сбросил вниз конец веревки, и Гунхильда привязала к ней верхнюю перекладину лестницы, которая до этого была спрятала под Фрейровой кроватью. Потянув за веревку, Кнут поднял верхний конец лестницы к лазу и придерживал, пока Гунхильда осторожно поднималась.
– А мои башмаки
– Башмаки?
– Понятно. Значит, дальше ты понесешь меня на руках, богиня ведь не может ходить по мокрой земле в одних белых чулках!
Ступив на землю, Гунхильда встала на откинутую крышку – влага земли быстро проникла сквозь чулки двойной вязки – и уже тогда, рука об руку с Кнутом, повернулась к людям, чтобы все могли видеть освобожденную богиню. И каждому подумалось, что только истинная жительница Асгарда может быть так прекрасна: окутанная волнами янтарно-рыжих волос, спускавшихся почти до колен, в красно-белом ярком наряде, с золотом на руках и груди, Гунхильда испускала сияние и была так хороша, что у смотревших на нее перехватывало дух и выступали слезы счастья. Казалось, сейчас она шагнет с вершины холма прямо на небо и пойдет по нему, озаряя сиянием земной мир.
– Радуйтесь, люди! – воскликнула Тюра. – Вот королева победы занимает свое место на небесном престоле, вот солнце и краса Дании выходит в путь по небесному синему кругу!
И по знаку королевы все, кто собрался возле священного холма, подняли руки, приветствуя живое солнце Дании, и запели старинную песнь, знаменующую высшую точку праздника.
Вслед за тем Кнут взял на руки свою богиню и осторожно понес с холма вниз.
– А теперь давайте наконец избавимся от этого чудовища! – Горм указал на то место, где валялся «убитый» Зимний Турс, прикрытый соломой.
Однако за то время, пока Кнут вытаскивал Гунхильду из холма и никто сюда не смотрел, Зимний Турс «превратился» в чучело, сделанное из соломы последнего снопа, который хранили для этой цели с осеннего праздника урожая. Было оно в рост человека и одето в те рваные шкуры, в которых турс сражался. Внутри ладьи из белых камней уже сложили костер, на который теперь с победными криками перетащили чучело, и Горм сам выбил огонь, чтобы его поджечь. Высушенная у очагов солома вспыхнула быстро, ярко, огонь почти мгновенно охватил поверженного врага.
Пока он догорал, Ингер подошла к Гунхильде, за ней девушки несли корзины. Начиная с королевской четы, все присутствующие стали подходить к ним, и каждому они вручали дары: Ингер – яблоко, а Гунхильда – крашеное яйцо как знак вечной молодости, возрождения и плодородия. Каждый отвечал двум юным богиням подарком. Горм и Тюра подарили обеим девушкам по ожерелью и шелковому покрывалу в знак того, что вскоре им предстоит покрыть головы и стать хозяйками. Знатные хёвдинги дарили гребни, новые маленькие ножи, которые носят на цепочках под нагрудными застежками, круглые застежки на плащ, а простой народ и дары подносил простые: мотки шерстяной пряжи, крашеные яйца взамен получаемых.
Раздавая и принимая дары, Гунхильда все смотрела в толпу, ожидая, желая и где-то боясь увидеть Харальда. Все, что случилось во тьме, казалось сном, но каков он предстанет перед ней при дневном свете? С кем все это происходило – с ней или с богиней, занявшей ее тело? Она знала только, что никогда не испытывала такого потрясения и никогда не была так счастлива, хотя счастье это было окрашено пугающей близостью бездны. И кто был с ней там – Харальд сын Горма или иное существо, один из богов, возлюбленный и супруг Сунны – сам Тор?
Зато теперь она поняла, почему Харальд с самого начала их знакомства вызывал в ней такие сильные и противоречивые чувства, почему так притягивал и восхищал ее, одновременно внушая некий страх своей грозной силой. Никогда еще Гунхильда не встречала человека, в котором так ярко и полно воплотилась бы божественная сила и дух Тора. Даже внешность Харальда – высокий рост, светлые волосы и золотисто-рыжая борода, светло-голубые,
как небо, глаза – наводила на мысль о повелителе молний. В нем жил неукротимый и бестрепетный воинственный дух, непримиримая враждебность ко всем злобным и темным силам, но в то же время прямота, открытость, веселость, неизменная бодрость и решительность. И даже то, что он был наделен неутомимой жаждой любви – как она сама теперь знала – было даром Тора: ведь его, рыжебородого, а не Фрейра, называют своим покровителем земледельцы.При воспоминании о ночи Гунхильду охватывал жар. А если учесть, что думать о чем-то другом у нее сейчас получалось плохо, не покажется удивительным, что она была румяна, глаза ее сияли звездами, лицо светилось, и в толпе непрерывно звучали восхищенные возгласы по поводу ее красоты. С одной стороны, ей было неловко думать о своем женихе, стоявшем от нее по другую руку, а с другой она знала, что все случилось так, как и должно было случиться. Сам Тор под личиной великана обнимал в подземелье свою солнечную супругу, и без этого весна могла бы не наступить. Даже этот день, светлый, полный солнечного сияния, первой зелени на холмах и веселых лиц, Гунхильда в душе считала своей заслугой – это было следствием ее трудов. Харальд своей мужской силой разбил зимние оковы земли, а она приняла его силу, как земля.
Людей вокруг было много, и с каждым она и Ингер должны были обменяться подарками и пожеланиями. Прошло немало времени, пока обряд раздачи даров был завершен. Чучело турса успело полностью сгореть, и только тогда наконец появился Харальд. Оставив соломенному великану свои шкуры, он успел сбегать к источнику, где начался сегодняшний праздник, и искупаться, чтобы смыть с себя следы зимней тьмы, за которую он сегодня якобы сражался. Там ждала его Хлода, принесшая нарядную одежду, и теперь они вместе присоединились к веселящейся толпе. Уже получившие дары богинь затеяли обычную в этот день игру: крашеное яйцо следовало подкинуть как можно выше и поймать. Тот, кому удавалось схватить яйцо, не повредив скорлупы, получит удачу во всем на ближайший год. Парни и девушки обменивались яйцами и улыбками, и каждый стремился поднести дар тому, кто по сердцу.
Завидев младшего сына – уже в человеческом облике, с мокрыми волосами и веселой улыбкой на лице – Горм конунг сделал знак хёвдингам. Снова зазвучали трубы, и из-за холма вывели коня светло-серой масти. Он был взнуздан и оседлан, причем все металлические детали его снаряжения были сделаны из позолоченной бронзы. Любой поверил бы, что это тот самый конь, на котором ездит по небу солнце. И конь действительно предназначался в дар богам.
Народ затих. Коня подвели к подножию холма, его окружили хёвдинги во главе с Гормом и обоими его сыновьями.
– Пришло нам время принести жертву владыке лета, Фрейру, и грозе великанов, Тору, чтобы был на земле нашей добрый урожай, мир и благополучие! – Горм повернулся к толпе. – Мы приносим жертву за победу, ибо теперь ветер весны вновь понесет корабли навстречу славе! А еще мы просим богов благословить брачный союз моего сына Кнута и его невесты, Гунхильды дочери Олава, сына Кнута, сына Олава из рода Инглингов.
Хёвдинги крепко держали коня за покрытую золочеными бляшками узду с двух сторон. Предварительно его опоили отваром из трав, поэтому он выглядел немного сонным и не противился, когда Горм умелой и привычной, сильной еще рукой ударил его в лоб священным каменным молотом. Ноги коня подогнулись, хёвдинги отскочили, и животное рухнуло на свежую траву. Тюра и Ингер подошли с большими серебряными чашами, и вскоре в них хлынула пенная струя еще дымящейся крови из перерезанных яремных вен жертвы. Красные брызги сыпались на нарядные белые одежды, но это никого не смущало: священная кровь несет благословение богов. Вслед за тем обе женщины стали при помощи можжевеловых веток кропить кровью склоны кургана начиная с вершины, подножия, землю вокруг и внутри каменной ладьи. Потом и толпу: это была все равно что кровь бога, несущая его светлую силу. Окропили и новую пару: Кнута и Гунхильду, которые сейчас вместе стояли на разостланном красном плаще.