Кольцо мечей
Шрифт:
Последняя женщина была ниже, но и массивнее остальных. Полосы ее платья покрывала вышивка — извивающиеся животные, зеленые, золотые, серебряные и голубые. Соединительные цепочки были многоцветными — золотые или серебряные звенья чередовались с эмалевыми, зелеными и голубыми.
Костюм производил броское впечатление, эстетически убогое. Слишком много пестроты, слишком много блестящего металла и слишком много слишком дорогих материалов.
— Лугала Минти, — сказал Никлас негромко. — Ведущая женщина Лугалов. По-моему, это честная оценка.
— Да, — сказала Эттин Сей своим низким спокойным голосом.
— Ее сын. Лугала
— Да, — снова сказала Эттин Сей.
Заговорила толстуха голосом таким же басистым, как у Эттин Пер.
— Женщина Лугалы говорит, что вы здесь желанны. Эта встреча очень важна. Судьба многих семей зависит от того, что произойдет здесь на станции.
Ух ты, подумала Анна. Она меньше всего нуждалась в подобной ответственности.
Они сели. Никлас рядом с ней. Видимо, все было подготовлено заранее: женщины сидели лицом друг к другу в огромных широких креслах, поставленных кольцом, а мужчина — в кресле поменьше почти вне круга.
Первой заговорила Эттин Пер.
— Женщина Эттинов говорит: «Мы не шпионим и не подслушиваем, как мужчины. Но эта встреча, как сказала женщина Лугалов, очень важная. Поэтому мы просим у тебя разрешения открыто и честно записывать ее».
Анна посмотрела на Никласа, он что-то сказал по-хварски.
Эттин Пер ответила ему.
— Хвархаты дадут вам копию записей вместе с аппаратом, чтобы ее просмотреть. Действуйте, Анна. Вашим это будет интересно.
Она подумала, потом кивнула.
Потом заговорила маленькая женщина — Цей Ама Ул. Никлас перевел:
— Мы довольно много узнали о человечьих женщинах из захваченной нами информации и от Сандерса Никласа. Но информация отрывочна, а Никлас мужчина. Мы хотели сами увидеть, каковы человечьи женщины. Мы хотели узнать, каково быть женщиной среди ваших людей.
Лугала Минти перебила ее и что-то долго объясняла.
— Женщина Лугалов хочет знать, каким образом вы так перемешались. Вы же не можете не понимать, как опасны мужчины в доме, если они не ограничиваются коротким визитом. Как вы можете подпускать к детям тех, чья профессия насилие? Как вы позволяете тем, кто способен на убийства и изнасилования, жить в ваших домах изо дня в день? Из года в год? Вы же должны понимать, что рано или поздно неминуемо произойдет нечто ужасное. Извините, Анна, я перевел неточно. Не «убийство», а преднамеренное лишение жизни других людей, что не обязательно преступление. Нравственная подоплека поступка зависит от обстоятельств. Убить вражеского мужчину почти всегда нравственно. Обычно убивать мужчину — союзника или родича — безнравственно. То же относится и к слову, которое я перевел как «изнасилование». Оно означает половой акт с применением насилия и без согласия второго участника, но это не всегда преступное действие, если, конечно, жертва не женщина и не ребенок.
Анна попыталась объяснить, что большинство мужчин — существа безобидные. Инопланетянок она как будто не убедила, хотя и не могла понять, что делается за этими широкими заросшими мехом лицами.
— Нет, — наконец сказала ей по-английски Эттин Сей. — Это не может быть верным. Мы знаем… мы чувствовали… — Она запнулась и перешла на свой язык. Никлас начал переводить:
— Мы испытали насильственные действия человеков. Твои люди не безобидны,
Перес Анна. Два моих брата были на корабле, который взорвали человеки, а моя сестра Апци потеряла сына. Ваши мужчины умеют убивать, как мужчины Людей. Но вы не сумели отделить вашу склонность к насилию от всего остального, как удалось нам — в значительной мере. У вас нет безопасных мест. Ваши дети вынуждены расти в страхе. Ваши женщины должны жить в страхе, если только не станут такими же, как ваши мужчины, а кто тогда будет растить детей?Лугала Минти заговорила на повышенных нотах.
— Женщина Лугалов говорит, что человеки омерзительные извращенцы, позор для всех разумных рас и оскорбление Богини, да восхвалим ее имя. А ведь, Анна, мы еще не коснулись сексуальной жизни человечества.
— Да, — сказала Эттин Сей по-английски.
Снова заговорила Цей Ама Ул.
— Это неучтиво, говорит женщина Цей Амы, и не ведет к знанию. Мы не должны просить, чтобы Перес Анна защищала своих людей, будто они преступники. Расскажи нам о своем детстве. Расскажи нам, как женщина растет среди человеков.
И она рассказала. Они задавали вопросы. Как это — жить в одном доме с родителями? Как она ладила с ними и с братом. Угрожал ли ей отец? Накладывал ли на нее руки?
Он был тихим историком, чьи преступления как отца сводились к неспособности обращать внимание на текущее столетие. Четырнадцатый век был куда интереснее, хотя между ними имелось не так уж мало общего: страшные эпидемии, крушение общественных устоев и открывающийся доступ в необъятную вселенную. Неведомые континенты, ожидающие первопроходцев, небеса, готовые открыться астрономам.
— Равнодушие! — сказала Эттин Сей. — Это нехорошо. Но есть и женщины, которые не интересуются своими детьми. В больших семьях это не так уж важно. В родовом доме всегда достаточно матерей.
Почему у человеков такие крохотные семьи? Неужели она не чувствовала себя одинокой без тьмы родичей? Неужели она не задыхалась от темноты в полдесятке комнатушек?
Нет, ответила она им. Такая жизнь казалась обычной. Одинокой она себя не чувствовала. Квартира ее семьи казалась просторной. В конце-то концов ее родители были специалистами и хорошо зарабатывали.
Женщины слушали серьезно, но вряд ли понимали. Вопросы продолжались. Как можно жить в море людей, не связанных общностью рода, совершенно разъединенных? Крохотные семьи подобны волнам, которые вздымаются и опрокидываются, оставляя за собой лишь пустое пространство, где возникает новая волна — новая семья.
Девять миллиардов человек! Непостижимо. А половина — мужчины, живущие там постоянно. Улицы городов — пугающе огромных городов — кишат разнузданными мужчинами. Как себя чувствовала женщина Пересов, проходя среди мужчин, не связанных с ней родством? Без какой-либо защиты, если Никлас рассказывал им правду?
И она тоже рассказала правду. Да, ходить по Чикаго бывает страшно, особенно в районах, где жители бедны. Бедность рождает в человеке злобу, а озлобленный человек опасен, особенно, если ему нечего терять.
Когда она кончила, некоторое время длилось молчание, а затем заговорила Эттин Пер.
— У вас слишком много людей. Не хватает простора, а пристойно разделять тот, который есть, вы не можете, потому что разделены. Но и умей вы его делить, теснота все равно осталась бы. Сейчас, Анна, предстоит речь о порочности гетеросексуальности.