Колдовские страсти

Секретарша думала: кто готовил эти приглашения? Она сама ни с кем не связывалась, а обычно именно она передавала задание сотруднику из группы компьютерной графики. Сотрудники этой группы тоже ничего не знали. Что за тайна такая?

Народ, собравшийся в демонстрационном зале, уже начинал нервничать. Все были люди деловые, лишним временем не располагали никогда, да и поняли по поведению сотрудников Турчинского, что что-то не так. Стали задавать вопросы, кое-кто из прибывших уже двинулся к выходу. В этот момент один из гостей вспомнил, что во время предыдущей презентации забыл в офисе Турчинского шляпу.

Секретарша бросилась к огромному шкафу-купе, установленному в углу демонстрационного зала, куда гости обычно вешали одежду и складывали шляпы (но позавчера было тепло и все приехали просто в костюмах), отодвинула створку и обомлела. Потом издала вопль ужаса.

В шкафу с кляпом во рту сидел абсолютно голый Турчинский, связанный по рукам и ногам, и дико вращал глазами. Его детородный орган, как я уже говорила, был выкрашен ярко-красной краской и приковывал к себе внимание.

Гости, приглашенные на презентацию, сгрудились вокруг шкафа. Послышались сдержанные смешки. Большинство, конечно, поняли, что это не шутка Турчинского, но дело было сделано. Его видели все. Александр Федорович не представлял, как в дальнейшем будет смотреть людям в глаза.

Партнеры быстро разъехались, секретарша вызвала милицию и врача. Позавчерашний день Александр Федорович провел в больнице, где его пытались отмыть, а также отвечал на вопросы следователя.

Но рассказать он фактически ничего не мог.

Он помнил, как вышел из кабинета в туалет, расположенный сразу за демонстрационным залом. В туалете, в соседней кабинке, кто-то был. Когда Александр Федорович вышел, к нему в одно мгновение подскочили сзади – и в шею воткнулась тончайшая игла. Очнулся он довольно быстро, но уже в шкафу в описанном состоянии. Слышал все, что говорилось в помещении. Поняв, что все партнеры приехали на какую-то презентацию, он молился только об одном: чтобы никто не полез в шкаф. Надежда была на теплую погоду. Но не повезло…

Ни Турчинский, ни охрана не представляли, как кто-то посторонний мог незаметно проникнуть в здание и засесть в кабинке туалета. А потом так же незаметно выйти?

– На складе мог скрываться? – спросила Зойка.

Александр Федорович пожал плечами.

– А если проникли заранее, а в нужный день переместились в туалет? – не отставала Зойка.

Турчинский опять вяло пожал плечами.

Насколько я поняла, он пребывал в состоянии депрессии не от укола – он считал, что его бизнесу пришел конец. Он не представлял, как в дальнейшем поведут себя с ним его партнеры. А ведь на эту треклятую презентацию собрались все, с кем он работал. Все видели его позор.

– Ты хоть напился вчера-позавчера? – посмотрела на Турчинского Зойка.

– Он не пьет, – ответила вместо Александра Федоровича его жена. – Ему нельзя. Лучше бы пил, честно говоря, – вздохнула женщина.

Зойка на мгновение задумалась, а потом в приказном порядке велела нам с супругой Александра Федоровича покинуть спальню, в которой мы сидели до сих пор. Сам Турчинский возлежал на большой двуспальной кровати.

Я подхватила женщину под локоток, переглянулась с Зойкой, и мы с Турчинской отправились на кухню. Это мое любимое место в каждом доме.

– Она ему поможет? – с надеждой спросила меня Рита.

– Она сделает все, что в ее силах. Вы же знаете, – изобразила я легкую улыбку и с вожделением посмотрела на коробку датского печенья, стоявшую открытой на столе.

Но Турчинская за направлением моего жадного взгляда не следила, она вздыхала и сокрушалась по поводу здоровья мужа и дочери. Дочь в настоящий момент отсутствовала – шли занятия в гимназии. Периоды излишней возбудимости и депрессии регулярно повторяются, опять причитала Маргарита. И девочка им с отцом так ничего и не рассказала пока. Она молчит. И врачи из нее ничего не вытянули.

А Рита рассказывала мне, как их семье в свое время помогла Зойка (будто я не знаю). Колдунья оказалась лучше всех именитых врачей, к тому же она всегда честно говорила, в каком случае может помочь человеку, а в каком – нет. К сожалению, окончательно вылечить дочь Турчинских у нее не получится.

– Время лечит, – сказала я во вздохом. – Вы же видите, прошло не так уж много – и ваша девочка уже не в постоянной депрессии, как вначале. Еще разок ей кровь почистят, шлаки из организма выведут. Кстати, а мальчик у нее есть?

– Какой еще мальчик?! – взвилась Турчинская. – Только этих проблем мне еще не хватало. У них в классе одна уже в четырнадцать лет родила! Не знаю, сколько еще там аборты сделали. Я свою самолично раз в три месяца к гинекологу на осмотр вожу. Напополам разрежу, если узнаю, что нагуляла!

– Любовь – это то, что помогает от стрессов, – произнесла я нейтральным тоном. – Выжить в сложной ситуации, преодолеть трудности, препятствия. И в состоянии влюбленности человек ведь как на крыльях летает. Вы помните, как были влюблены?

– Я не была влюблена, – отрезала Турчинская.

Я на нее вылупилась в оба глаза и даже забыла о печенье. Хозяйка тем временем достала из холодильника запотевшую бутылку водки, рюмки из серванта, поставила на стол банку с огурцами, разлила водку и, не дожидаясь меня, хлопнула. Я последовала ее примеру, прихватив самый большой огурчик, потом еще пару печенюшек и приготовилась слушать.

– Меня мой муженек изнасиловал, когда мне было шестнадцать лет, – сказала Турчинская, наливая себе вторую рюмку. – Вместе с двумя дружками поразвлекался. А потом еще и один трахнул, после того, как я никому ничего не сказала. Вот тогда я уже сказала. Ну не сразу, правда. Не потому что боялась позора, а когда поняла, что беременна. Он женился, чтобы не сесть в тюрьму. Отец мой, царство ему небесное, проявил недюжинную настойчивость, готов был до конца идти, чтобы наказать подонков. Какая тут любовь?

– Но вы же, кажется, в первый раз ходили к Зое мужа привораживать? – спросила я, прикидывая, не путаю ли чего.

Турчинская кивнула и пояснила, что хоть и выходила она замуж «по обстоятельствам», разводиться с Александром Федоровичем не собирается, терпит многочисленные его выходки, но другой бабе его не отдаст. Пусть содержит ее и дочь. А содержал Александр Федорович своих милых дам на очень хорошем уровне, от которого она не желала отказываться, а поэтому держалась за своего мужика коготками, зубками и вообще всеми частями тела.

Какое-то время мы с Ритой молча сидели на кухне. Она пила водку не закусывая, я же грызла печенье, как семечки. С Турчинской старалась не встречаться глазами. Она временами произносила матерные слова и выражения, ни к кому конкретно не обращаясь и никому их не адресуя. Я с нетерпением ждала, когда Зойка закончит с Александром Федоровичем.

Наконец моя соседка вышла из спальни хозяев. Вид имела изможденный, словно перекидала машину песка или даже вагон угля. Да уж, отдача собственной энергии – дело непростое.