Колдовство любви

Она осторожно, чтобы не разбудить Ноа, встала с кровати и направилась в ванную.

Когда она вернулась, Ноа уже встал и оделся. Греймокин застыл каменным изваянием в центре комнаты, уставившись широко раскрытыми глазами на кресло, которое Ноа передвинул к камину накануне, – Он вернулся, – прошептал Ноа, – но с ним что-то происходит.

– Это из-за кресла. Оно не там стоит, поэтому Греймокин не понимает, в чем дело. Смотри.

Минутой позже Греймокин осторожно приблизился к креслу, рассматривая его со всех сторон, обошел его, и, удостоверившись, что это было то самое кресло, которое он так хорошо знал, расслабился и прыгнул на цветочный ящик за окном.

– Кошки боятся всего незнакомого. Они могут поменять хозяев, но вещи в их мире должны быть в полном и постоянном порядке.

Он подошел и обнял ее.

– Я скоро узнаю много нового о котах и совах, правда?

Он мягко и нежно поцеловал ее в губы, и несмотря на все ее тревоги и волнения, его поцелуй снова оказал на нее свое действие. Ее тело ожило, по нему стала расходиться теплая волна, а сладкая боль желания только усилила общее смятение.

– И Мерлин тоже прилетела, – пробормотал он и осторожно отошел.

Раиннон взглянула на шкаф, где восседала сова. Она и не заметила, как та прилетела. Она стала невнимательной.

Нов улыбнулся ей.

– Сегодня выдающийся день, не так ли?

– День?

– Канун всех святых. Ты что, забыла?

– Нет, конечно. – Но на самом деле она забыла. Ноа затмил все, что было у нее в памяти. Ей показалось это очень опасным симптомом.

– Я лучше пойду оденусь.

– Итак, что будет сегодня? Она открыла шкаф и достала черные джинсы и черный свитер.

– А что? Только не говори, что тебе это особенно интересно. Он пожал плечами.

– Я просто интересуюсь. Я никогда еще специально не отмечал Канун. Каков порядок празднования?

Она удалилась за ширму и тут же спросила себя, зачем она это сделала. Вчера он несколько часов подряд видел ее тело и знакомился с ним. Он покрыл каждый дюйм поцелуями и ласкал самые интимные места, вдыхая в них огонь. Так от кого же она собиралась прятаться за ширмой?

– Большинство людей останется дома до обеда, готовя угощения, которые они будут раздавать вечером.

– Угощения. Это приятно звучит. А что будем делать мы?

Мы. У него, судя по всему, не было сомнений.

– Я уже приготовила свои угощения. Это печенье в виде кошек. Малыши их очень любят. Им кажется, что печенье похоже на Греймокина.

– А что он думает об этом?

– Он полагает, что это ниже его достоинства. И полностью игнорирует меня все то время, пока я их раздаю.

Одевшись, она вышла из-за ширмы. Ноа взглянул на Греймокина, который, удобно свернувшись среди цветов, наслаждался прекрасным видом площади, открывавшимся ему оттуда.

– Хм. А ты объясняла ему, что печенье – это не вид каннибализма?

Вчера она была бы счастлива от такого вопроса. Сегодня он только вызвал у нее раздражение.

– Ты говоришь о нем, словно он человек.

Он обратил внимание на ее резкий ответ:

– Что-нибудь случилось?

Она сложила руки и крепко прижала их к груди. Да, кое-что случилось, но это было пока плохо понятно ей самой. Как же она сможет объяснить это ему?

– Видишь ли, я сама плохо понимаю, что произошло. Ты вдруг начинаешь интересоваться праздником Кануна и говоришь о Греймокине, как будто он человек…

– Я бы не стал этого утверждать, – пробормотал Нов, бросив еще раз взгляд на кота. На этот раз ему ответил взгляд голубых глаз Греймокина, и Ноа не выдержал первым. Он моргнул и отвел свои глаза в сторону.

– В чем же дело, Ноа. Почему ты из критически настроенного наблюдателя вдруг превратился в активного участника?

Он протянул руки и снова заключил ее в объятия.

– Я же сказал вчера вечером, что сдаюсь. Мне следовало сделать это раньше, потому что, как выяснилось, у меня не было ни малейшего шанса. Как я мог бороться против очарования, навеянного прекрасной соблазнительной ведьмой?

– Прекрасной соблазнительной ведьмой? Ноа, ты говоришь странные вещи.

– Наверное, когда мужчина влюблен, он всегда говорит странные вещи, – сказал он и мягко поцеловал ее в губы. – Не знаю, я еще никогда не любил. Зато сейчас у меня лучшее время жизни.

Он замолчал и направился к телефону.

– Позвоню-ка я своим тетушкам. А то они будут волноваться. А потом я позвоню к себе в офис. Ты была права. Я могу дать инструкции и отсюда.

Она задумчиво разглядывала его.

– Создается впечатление, что ты планируешь побыть здесь еще.

Он взял трубку и стал набирать номер.

– Я могу задержаться еще на несколько дней. А потом мне придется возвратиться. Моя практика юриста там, и я не могу просто-напросто бросить ее, даже если бы очень захотел этого. Но когда я поеду туда, ты поедешь со мной.

Она почти заскрежетала зубами от его непоколебимой уверенности.

– Скажи, Ноа, а ты мне купишь большой красный бант?

– Что? – Он был потрясен. Телефон заливался у него прямо под ухом, и ему показалось, что он не правильно услышал, что она сказала.

– Ты хочешь завернуть меня в красивую обертку, сделать аккуратненький пакетик и отослать для себя в Нью-Йорк.

– С чего ты взяла?

На другом конце провода кто-то ответил ему.

– Тетя Эзми? Это вы?

– Да, дорогой, – ответила она, икая. – Ты что, набрал не тот номер?

– Нет, я звонил вам.

– Тогда, значит, телефон сработал хорошо, – она снова икнула, – верно?

– Да, тетя Эзми, вы в порядке? У вас голос… странный. Что там за звук? Она икнула.

– Звук? – Послышалось хихиканье. – О, дорогой, мы просто решили немного послушать музыку. Диктор сказал, что это «топ хит». Великолепный ритм. Хороша для танцев.

Он нахмурился.

– Позовите лучше тетю Лавинию к телефону.

– Не получится. – Она засмеялась, потом опять икнула. – Она занята.

– Тетя Эзми, вы что, пили?

– Боже мой, нет, конечно. Заметь, мы не какие-то трезвенники, как твоя прабабка Аманда, но сейчас ведь только… – она икнула, – только десять часов утра.