Колдун 2

Варя лежала на диване — лицо перекошенное, левая сторона лица сине-красная, опухшая. Глаз закрылся, вместо него — подушка с узкой прорезью. Возле Вари суетилась баба Нюра — мешала какие-то порошки, заливала их водой, в общем — готовила снадобья.

— Что с ней? Каково состояние? — спросил я чужим голосом. Внутри у меня все оледенело. Неужели еще и эту женщину потеряю?! Да что за хрень-то такая?!

И второе, что спросил, едва выталкивая слова через мгновенно пересохшую глотку:

— Кто?!

— Это…дружки Семеновы — шепелявя разбитыми губами ответила Варя, глядя на меня вторым, налившимся кровью глазом — Я шла от тебя…они подстерегли. Пьяные в умат. Я прямо…на них наткнулась. Говорят…мужа выжила…мусорская подстилка…муж из дома, а ты бл….вать…ну и всяко меня материли. Потом этот…Лешка Куракин говорит…я щас ее…в общем — хотел меня изнасиловать. Мол…за друга. А Федька Жижин… говорит…я не подпишусь…одно дело рожу ей начистить за бл.…во и другое ее…в общем….Лешка меня ударил сильно…я упала. Они меня ногами пинали. Больше не помню. Когда…очнулась…домой пошла. Мишку встретила, племяша…за бабой Нюрой послала. Баба Нюра пришла, мне полегче. Дышать трудно и болит все…

Мне хотелось тут же побежать и убить этих тварей! Но я знал — рано! Пока — рано. Успею. Надо тут разобраться, и уж тогда…я пока не знал, что — «тогда». Убивать вот так, явно — я их не буду. Но они мне ответят. Да так ответят, что все будут бояться даже бзднуть рядом со мной, не то что тронуть нечто, что принадлежит мне!

Мою женщину посмели тронуть?! Страх потеряли?! Будем искать!

— Сломаны три ребра, нос. Зубы целы — деловито сообщила баба Нюра — Гематомы по всему телу. Почку отбили, видимо — когда на земле лежала. Я нос вправила, будет как новенький. Губы рассечены, но не критично, сшивать не нужно. Сотрясение мозга. Дышать ей больно из-за сломанных ребер. Все что могла, я сделала, сейчас еще снадобья дам — болеутоляющего и подстегивающего регенерацию, и все будет нормально. Главное — позвоночник цел и голову не проломили, а остальное срастется.

— Сколько их было? — спросил я у Вари.

— Трое. Два брата Куракины и Федька Жижин. Они у Куракиных выпивали, и вышли покурить…а тут я иду. Вот и…

— А ты говорила — побоятся тебя трогать! — горько констатировал я

— Пьяные совсем были. Дурные. Еле на ногах стояли. Куракины…они здоровые…с тебя ростом. И Федька тоже. Хотела убежать…да споткнулась, как нарочно! Вась…у них глаза страшные были…белые какие-то…я думала убьют. Они ничего не соображали! Совсем ничего! Понимаешь…они били насмерть! Как мужика! Так…не бывает!

Варя кашлянула, скривилась, а я посмотрел на лекарку. Она только пожала плечами:

— Я повязку давящую наложила, теперь только ждать.

И добавила тихо, едва слышно:

— У меня силы не хватает, чтобы как следует залечить. Повреждений много. Я все-таки не такая сильная, как хотелось бы.

Я кивнул, постоял над Варей, которая устало прикрыла свой единственный видящий глаз и мысленно подал импульс: «Спать!»

Варя задышала ровнее, теперь она спала. Тогда я потянулся к ее ауре и стал вливать, буквально накачивать ее своей Силой.

Красные и черные всполохи гасли, становились спокойнее, размереннее… я знал, что сейчас срастаются кости, рассасываются гематомы, отбитые внутренности успокаиваются, перестают болеть…

Опухоль на лице исчезала буквально на глазах, лицо приобретало нормальную форму, нормальный цвет. Из глаз ушла краснота — это снова были ярко-голубые, будто светящиеся в сумраке комнаты глаза.

Через десять минут на постели лежала прежняя Варя, только «раскрашенная» остатками практически рассосавшихся гематом, будто кто-то взял и разукрасил ее мазками синей и желтой краски. И тогда я остановил поток Силы.

— Никому, слышишь, никому не говори, что так можешь! — лицо бабы Нюры было бледным, как мел — тебя просто убьют! Такой силы как у тебя…в общем, берегись и не показывай, что такое умеешь. И хорошо, что ты остановил лечение — пусть синяки пока что у нее побудут. Я скажу, что снадобьями полечила, и все быстро прошло. Подожди, сейчас еще посмотрю…

Она размотала повязку на ребрах, стала щупать — удовлетворенно кивнула:

— Хорошо! Срослись! Ну, ты и силен! Обидно…

— Что — обидно? — спросил я автоматически, разглядывая обнаженное тело Вари, покрытое почти исчезнувшими, но все еще видимыми синяками. Синяки были на бедрах, на животе, на груди…ее и в самом деле пинали, как мужика — без жалости и толики разума. Ведь даже пьяный должен понимать — ты ее сейчас убьешь, ну а дальше-то что?! Ты же сядешь за убийство, и надолго! Да еще и с отягощающими — пьяные, группой!

— Обидно, что тебе такая сила досталась, а не…кому-то другому — наконец разродилась ответом баба Нюра. Видать «другой» — это была она сама — Хотя…все так, как оно должно быть. Каждому свое. Значит, так тебе должно было достаться. Кто мы такие, чтобы рассуждать о воле богов?

— Они ее точно не тронули? В смысле — не насиловали? — спросил я тяжело, все еще не решив до конца, что же мне делать с подонками. Единственное, что я знал точно — официальный ход делу не дам. Во-первых, Варю уже практически вылечили, а значит экспертиза ничего не покажет — максимум легкие телесные повреждения, то есть — штраф, или отсидка на пятнадцать суток. А во-вторых… не собираюсь я разбираться с подонками официально. Вот же мерзкое гнездо тут образовалось! Искоренять надо тварей, навсегда искоренять!

— Не убивай их! — вдруг ясно, четко сказала баба Нюра — Сделай так же, как с Бегемотихой. Никто не сможет — ты сможешь. У Федьки семья, и он хоть и пьет, а деньги домой носит, работает. Кто его двух детей кормить будет? Братья Куракины хоть и гавнюки, но…у них мать, отец…а детей больше нет. У Лешки жена и ребенок. То же самое — пьет, но работает. Никогда за ними такого безумия не замечала…как с цепи сорвались. Семен тот был пропащий, совсем гнилой, а эти еще не опустились на дно. Не убивай. Потом себе не простишь, если убьешь!

Я не стал спрашивать бабу Нюру, откуда она знает про Бегемотиху. И не стал спрашивать, почему это Семен «был». Знает точно, или догадалась — какая мне разница? Доказать все равно никто не сможет. Ну а я уже на месте решу — что с ними делать. Кипит у меня разум — просто из ушей выплескивается! Руки трясутся от прилива адреналина и…Силы!

— Где Куракины живут?

— По этой стороне, через семь домой, как к тебе ехать. У них дом голубой краской покрашен и на воротах солнце красное деревянное прибито, не пропустишь. Вася, не убивай их, молю тебя! Охолонись! Лучше потом к ним сходи, когда отойдешь! Не надо, Вася!

Я ничего не сказал, молча повернулся и пошел прочь, сжимая пальцы в кулаки. Моя злоба искала выхода.

Дом я нашел сразу — а чего его искать? Вот оно, красно солнышко, висит на воротах. Заглушил двигатель, ключи в карман. Скрипнула калитка, дверь в дом открыта настежь. За дверью — табачный дым, запах пролитого спиртного, чего-то подгоревшего на сковороде и голоса — грубые, громкие, мужские.

— Не…пацаны… Баб, канешна, надо учить…но зря вы так! Дали разок по морде, а зачем ногами буцкать? А Сенька вернется — чо скажет? Его жену-то набуцкали! Не, пацаны, вы не правы…