Колдун 3
Шрифт:
– И не спрашивай, откуда он у меня взялся. Просто взялся, и все тут!
Я оставил бутылку, отпустил педаль тормоза и громадный аппарат мягко покатился вперед. Поддал ему газу, двигатель утробно засопел-зарычал, и мы уже снова несемся по шоссе по направлению к Твери.
Странное ощущение. Мне кажется, что я пешка, переставляемая по шахматной доске рукой невидимого, неслышимого игрока. Зачем я иду вперед, кто меня толкает, что со мной будет – разве пешка может это понять?
Скромная вывеска «Хоспис Анна». И ниже что-то про некоммерческую организацию и все такое. Машину поставил в квартале от этого места – ну так, есть кое-какие
Дверь в хоспис была закрыта, и мне пришлось позвонить в звонок, прилепленный на косяке. Оно и понятно – тут все-таки бывают и наркосодержащие вещества, типа морфина, так что вполне может вломиться страдающий от ломки наркоман. Хотя может я и ошибаюсь – и тут не бывает никакой наркоты, но только нарки-то об этом не знают. Они все равно будут думать, что здесь имеется склад первоклассной наркоты – раз тут онкобольные. А значит – можно и нужно сюда вломиться.
Открыла дверь женщина лет пятидесяти в белом, отглаженном халате. На нас посмотрела без удивления, без особой приязни но и без недоброжелательства.
– Здравствуйте. Вы что-то хотели?
– Мне бы хотелось встретиться с руководством хосписа по поводу помощи. Спонсорской помощи. Это возможно?
Женщина явно повеселела и подобрела. Оно и понятно – спонсоров все любят, а праздношатающихся и просителей – нет.
– Проходите, пожалуйста! Отец Алексей вас сейчас примет, он как раз на месте!
Отец Алексей – худощавый мужчина с небольшой бородкой и крестом навыпуск на светлой рясе, оказался протоиреем местной церкви, так он мне сообщил при нашем знакомстве. Я сказал ему, что узнал о хосписе из сетевых статей, и вот – хотел бы посмотреть, как тут обстоят дела, поговорить с руководством, и если возможно, внести свой посильный вклад.
Отец Алексей внимательно на меня посмотрел, посмотрел на Варю, которая сидела рядом со мной – такая прекрасная, такая элегантная, и серьезно, без улыбки спросил:
– У вас какие-то родственники болели, или болеют? Нет-нет, мне просто хочется понять. Обычно к нам приходят те, кто прошел через горе, через страдания. Родственники болели и ушли, друзья. Можете не отвечать, если не хотите.
– Нет, у нас все в порядке – ответил я так же серьезно и спокойно – Просто хочу помочь людям. Просто помочь. У меня есть возможность помочь, так почему бы это и не сделать?
– Действительно – улыбнулся уголками губ отец Алексей – Если есть возможность помочь людям, почему бы это и не сделать? Хорошо, что есть те, кто это понимает. Хотите, я вам расскажу о хосписе?
– Да…немного. В принципе, я читал о вас в сети. Мы хотели бы увидеть больных. И если возможно – поговорить с ними. Вы позволите?
– Если только с теми, кто захочет – слегка нахмурился отец Алексей – Сами понимаете, люди больны, некоторые изнемогают от боли и помогают им только сильные болеутоляющие. Так что они могут не захотеть с вами беседовать. Не обижайтесь…вы молодые, здоровые…красивые. А они…
– Нет-нет! Только с теми, кто захочет, конечно! – заторопился я – А после я внесу вам денежный вклад. И если все будет в порядке – ну сами понимаете, кризис, не все
так хорошо, как бы нам хотелось – но если все пойдет так, как я планирую, буду постоянно вас поддерживать взносами. Обещаю.– Это было бы просто замечательно! – просиял отец Алексей – Богу угодное дело! Вы верующий человек? Впрочем – это неважно. Совсем не важно. В любом случае – вы сделаете богоугодное дело, а значит – Бог вас не забудет! Посидите здесь, я сейчас схожу, спрошу, кто из больных может с вами поговорить. Я понимаю, что отдавать свои деньги, когда вы нас видите впервые – это было бы неразумно. Мы пройдем с вами по хоспису, я вам все покажу. Ну и поговорите с тем, кто может. Сейчас вернусь!
Мужчина вышел, а мы с Варей остались сидеть на месте. Вдруг она взяла мою ладонь в свои и тихо сказала:
– Я боюсь – расплачусь. Я так всегда переживаю…в кино увижу больных, умирающих, и плачу!
– А зачем тогда поехала? – расстроился я – иди, посиди в машине! Пойдешь?
– Нет, я с тобой! Постараюсь сдержаться! А ты держи меня за руку и не отпускай, ладно? Если почувствуешь, что я собираюсь разнюниться – ты сожми покрепче мою руку.
Отец Алексей вернулся минут через десять. Встал в дверях, кивнул, а потом вполголоса добавил:
– Вы только постарайтесь не обижать их жалостью, хорошо? Они не доживают. Они живут. Каждому из нас отпущен свой срок, им – немного поменьше. Но они живут. И не хотят, чтобы над ними плакали и портили настроение. Я сейчас вас проведу к одной женщине…она художница, пишет картины. Ей осталось…совсем немного. Но она пишет, пишет и пишет…хорошие картины. Разные. Ей хочется, чтобы после нее что-то осталось в этом мире. Чтобы ее помнили. Она будет дарить вам картину – возьмите. И…ну вы сами все увидите.
Варя вздохнула, я сжал ее ладонь и мы пошли.
Запах лекарств, запах хлорки и…болезни. Ненавижу больницы и боюсь их. Не хочу туда попадать. Впрочем – а кто хочет? Хотя…может кто-то и хочет.
Женщине лет сорок, а может и меньше – болезнь ведь старит. Худенькая, бледная, очень коротко стриженная (после химиотерапии?), красивая, она сидела у окна возле мольберта и рисовала. Солнце освещало ее голову яркими лучами и казалось, что от этой золотоволосой головы исходит сияние. Увидев нас, она улыбнулась и помахала рукой:
– Привет! Отец Алексей сказал мне, что вы хотите поговорить, тут у нас особо некуда присесть, садитесь прямо на кровать! Или так постойте, если стесняетесь!
Она осмотрела нас с ног до головы и довольно улыбнулась:
– Какая фактура! Я хочу вас нарисовать! Можно? Вы такие красивые! Такие молодые! Так приятно на вас смотреть!
Она сняла лист с мольберта, я заметил, что там было нарисовано что-то вроде заходящего солнца, опускающегося в бескрайнее море. И парус. Женщина заметила мой взгляд, улыбнулась:
– Это я. Плыву к солнцу! Оно уходит, прячется, но я все равно его догоню! Все мы плывем к солнцу…
Она поставила новый лист, взяла рисовальные угольки и начала быстрыми и уверенными штрихами рисовать, а я осторожно, не выдавая своих намерений стал ее «прощупывать» магией.
Да, ей осталось совсем немного. Черных сгустков «порчи» я насчитал двадцать с лишним штук. И плюс ко всему, как результат порчи – красные всполохи болезни. Непонятно было, как она вообще живет и как держится на этом свете. Единственное не затронутое болезнью место – это ее глаза. Синие, как вода на ее рисунке.