Колдун из Салема
Шрифт:
— Мы приехали, — повторил возница.
В этот раз он подкрепил свои слова жестом, указав рукой вперед. В нескольких ярдах от нас дорога разветвлялась. Уходя влево, она продолжала петлять по скудной холмистой местности, по которой мы и ехали все это время, а правое ее ответвление постепенно спускалось на равнину, на востоке которой, далеко отсюда, виднелась тонкая голубая линия.
— Дальше вам придется идти пешком, — продолжал он. — Но это недалеко. Миль шесть или семь. Если поднатужитесь, через три часа будете в Голдспи, — он ухмыльнулся, показав желтые, покрытые темными пятнами зубы. — Я охотно отвез бы вас к себе домой, но это вам не по пути.
Я
— Мы благодарны вам уже за то, что вы довезли нас досюда, мистер Мулдон, — поспешно сказал Баннерманн. — Оставшиеся мили мы как-нибудь одолеем.
Он достал свой бумажник, открыл его и хотел было дать Мулдону банкноту, но тот отрицательно покачал головой, засунув в рот свою потухшую трубку. Еще вчера вечером, когда мы его встретили, она уже была потухшей, и, думаю, он не зажигал ее все это время.
Баннерманн смотрел на него некоторое время, затем молча пожал плечами и спрятал бумажник. Не говоря больше ни слова, он поднялся, спрыгнул на дорогу и начал стряхивать солому со своей одежды. Другие последовали его примеру, в конце концов слез с повозки и я, правда, менее элегантно и не так по-молодецки, как Баннерманн и его матросы. Мулдон смотрел на меня, качая головой, но ничего не говорил. Лишь на его губах играла легкая улыбка.
— Вы только будьте осторожны, — сказал он на прощанье. — Держитесь дороги. Здесь есть опасные топи. Ну, желаю удачи…
Он кивнул, постучал — в знак добрых пожеланий — указательным пальцем по воображаемому краю воображаемой шляпы, повернулся и щелкнул кнутом. Дряхлая от старости повозка со скрипами и стонами тронулась с места и продолжила свой путь.
— Странный парень, — пробормотал Баннерманн, качая головой, когда повозка отъехала на такое расстояние, что возница уже не мог его слышать. — Я полночи просидел рядом с ним на козлах, но он и трех слов не сказал за все это время. Только я один и говорил.
— Как… — испугавшись, я резко повернулся и впился в него взглядом. — Что вы ему рассказали?
— Рассказал? — Баннерманн улыбнулся. — Ничего особенного, мистер Крэйвен. Только то, о чем мы договорились. Он думает, что наша яхта потерпела крушение у берега, — его лицо омрачилось. — Нам нужно еще раз обговорить всю эту историю, мистер Крэйвен. Она мне не кажется убедительной. Вряд ли нам кто-нибудь поверит.
Его люди одобрительно зашептались. Лишь в последний момент мне удалось подавить тяжкий вздох. Уже не в первый раз мы говорили на эту тему. За последние двадцать четыре часа — не считая того времени, когда мы тряслись в повозке по шотландским взгорьям — мы ни о чем другом не говорили. Конечно же, выдуманная нами история не выдержит обстоятельной проверки. Чиновники очень быстро выяснят, что яхты, на которой мы якобы потерпели крушение в тридцати милях к югу от Дернесса, вообще не существует. Да и в Лондоне очень скоро заметят, что судно «Владычица тумана» не прибыло в пункт назначения в положенный срок. Тем не менее, выдуманная история про яхту позволит нам выиграть время, достаточное для того, чтобы добраться до Лондона и найти Говарда.
Кем бы на самом деле ни был этот Говард.
— Да, мы поговорим об этом, — сказал я вполголоса. — Но здесь, Баннерманн. И не сейчас. Давайте доберемся до Голдспи и поищем там какую-нибудь гостиницу. Тогда и поговорим.
— Гостиницу? —
Баннерманн засмеялся, но как-то невесело. — А чем вы собираетесь платить за проживание, мистер Крэйвен? У меня всего лишь два жалких доллара, а у моих людей вообще нет ни пенса. Нам придется обратиться к местным властям, чтобы…— Должен же в Голдспи быть какой-нибудь банк, — перебил я его.
Упрямство Баннерманна постепенно начинало действовать мне на нервы. Человек, стоящий сейчас передо мной, казалось, был уже совсем не тем Баннерманном, с которым я некогда познакомился на борту «Владычицы тумана».
Хотя, конечно, не следовало забывать, что он потерял свое судно и большую часть судовой команды. Причем при таких обстоятельствах, которые восьмерых человек из десяти довели бы до сумасшествия.
— Я попытаюсь получить деньги по аккредитиву, который дал мне… Монтегю, — сказал я.
Он, по-видимому, заметил, что я запнулся, но не подал виду. Будет, конечно же, лучше, если мы не будем больше упоминать имя «Андара».
— Если из этого ничего не выйдет, тогда мы направимся прямехонько в ближайший полицейский участок, — пообещал я.
Баннерманн все еще колебался, но его упрямство потихоньку таяло. Так бывало и раньше. Странно, но мне не раз уже казалось, что для того, чтобы навязать кому-либо мою волю, мне нужно лишь в упор посмотреть ему в глаза…
Я отогнал эти мысли, повернулся и зашагал по дороге. Позади меня Баннерманн перекинулся парой слов со своими матросами, и вскоре после этого они последовали за мной. Я шел медленно, чтобы им не пришлось бежать, догоняя меня.
Мы шли молча. Я попытался прикинуть по солнцу, сколько сейчас времени, но, не имея в таких делах достаточного опыта, вскоре решил отказаться от этой затеи. Было утро — второе утро после нашего трагического прибытия в Англию. Через несколько часов мы уже будем спать во вполне приличных кроватях, на безопасном расстоянии от каких-то там доисторических чудовищ и мстительных колдунов…
Баннерманн ускорил шаг, догнал меня и пошел рядом со мной, не говоря при этом ни слова. Мы просто молча шагали бок о бок.
Местность, по которой мы передвигались, была удивительно скудной. Когда я покидал Нью-Йорк, у меня не сложилось каких-либо четких представлений о том, что собой представляет Англия. Сейчас же эта бедная, словно наполненная невыразимой пустотой, местность, над которой гулял никогда не ослабевающий ветер, приводила меня в смятение. Эта Англия оказалось совсем не такой, какой мне ее описывал отец.
Впрочем, конечной целью нашего путешествия было не северное шотландское взгорье, а Лондон. Тем более что чудом был уже сам факт того, что мы достигли берега.
Прошел час, за ним второй. Тропинка бесконечно долго петляла, спускаясь на равнину, но синеватая полоска побережья прорисовывалась все отчетливее. Однако чем ближе мы подходили к городу, тем подавленнее я себя чувствовал. Быть может, опасения Баннерманна были не такими уж беспочвенными, как я пытался себе это представить. Нам, безусловно, зададут вопрос, почему мы не направились в Дернесс, расположенный в каких-нибудь пяти милях от того места, где потерпело крушение наше судно, а вместо этого пересекли всю северную часть Британии (впрочем, ее протяженность здесь была не более сорока миль) и выбрались на противоположное побережье острова. Что я отвечу, когда мне зададут этот вопрос? Что нашим единственным желанием было как можно быстрее и как можно дальше уйти от того берега, от моря и от чудовища, поджидающего нас в его глубинах? Вряд ли ответ может быть таким.