Колье госпожи де Бертлен

– Не злись на неё, Вова. После этой кражи она стала раздражительна. Очень много нервничает – сказал стыдливым тоном Павел Дмитриевич, садясь обратно на стул.

– Но это не мешает ей делать покупки в гостином дворе… – добавил Воротынский, глядя в сторону.

В зал вошёл лакей с пирамидой из коробок и свёртков в руках и медленно зашагал через комнату.

– Милейший! – подозвал Ахматбей лакея – Оставьте коробки здесь, я сам их занесу

Лакей крякнул, поставил пирамиду в углу, рядом с роялем и облегчённо вздохнул:

– Как Вам будет угодно, Ваше Сиятельство

После чего слуга развернулся и направился к выходу, но его остановил подошедший Владимир Александрович:

– Любезный, будьте добры, а на какую сумму Ваша хозяйка произвела покупок? – спросил он вполголоса.

Лакей вынул из кармана аккуратно сложенный листочек, развернул его наполовину и взглянул на выведенную убористым почерком цифру:

– 20 рублей и 65 копеек, Ваша светлость

– Благодарствую. Свободны – ответил князь.

Лакей стукнул каблуком и вышел на улицу.

– О чём ты там шептался, Вова? – спросил Ахматбей.

– Да так, узнал почём нынче соболя… кстати, сколько денег ты дал ей сегодня утром?

– 45 рублей. Но тебе-то что за печаль до сего?

В ответ Воротынский только повёл бровями.

Глава 3

Распрощавшись с Ахматбеем, и пообещав заехать к нему вечером, и оповестить о результатах расследования, Владимир Александрович отправился на попутной коляске к полицейскому управлению, где в камере временного заключения томилась служанка Луизы Евгеньевны Ахматбей – Люси Идо.

Полицейское управление располагался на недавно переименованной Новой Исаакиевской улице, напротив бывших казарм конногвардейского полка, в шаговой доступности от «дома с арабами». В затхлом помещении приёмной за столом сидел, поскрипывая пером, дежурный городовой низшего оклада – щупленький мальчишка с круглыми очками на прыщавом носу. Воротынский подошёл к столу, стукнул тростью о пол и громко и чётко произнёс:

– Мне нужен участковый пристав Григорий Алексеевич Дронов

– Имя? – не поднимая глаз, спросил городовой.

Владимира Александровича подобный вопрос привёл вначале в замешательство, а после в недоумение. Он не ответил ничего.

– Имя? – повторил, всё также, не отрываясь от заполнения какой-то таблицы, городовой.

Ответа не последовало. Тогда городовой вздохнул, и нехотя посмотрел на Воротынского, полными равнодушия глазами:

– Вы что, сударь, глухи?

– А Вы, любезный, слепы? – спокойно отпарировал князь.

Городовой не узнал Владимира Александровича, но его тон и внешний вид заставили городового думать, что перед ним какой-то чиновник из министерства. Паренёк попытался встать, но был остановлен:

– Сидите, голубчик, сидите. Дронов у себя?

– Так точно, Ваша Высокопревосходительство – дрожащим голосом, подавившись в начале, ответил юноша.

– Благодарю Вас – Воротынский кивнул городовому и прошёл по длинному коридору, заставленному по обеим сторонам скамейками, на коих сидела самая разношёрстная публика, приведённая в сей участок по причине каких-либо неприятных обстоятельств, или же силою, за пьянство, дебоширство, или попытку кражи. Более-менее опасные субъекты покойно отсиживались за решёткой в камерах временного заключения.

Владимир Александрович вошёл в кабинет участкового пристава без стука. За столом, объятый густыми клубами табачного дыма, щедро выпускаемого из-под пышных усов, подобно какому-то тибетскому монаху, восседал с чрезвычайно деловитым выражением толстой, широкой физиономии участковый пристав Григорий Алексеевич Дронов. Когда вошёл князь, Дронов хотел было залаять на него, как на обнаглевшего просителя, вломившегося без спроса, но разглядев за дымовой завесой лицо Воротынского, которое он прикрывал носовым платком, кашляя и утирая слёзы, широко улыбнулся:

– Ба! Ваша светлость! Не прошло и месяца! Кого опять поймали? Нет-нет, не говорите, я сам догадаюсь. Вы обнаружили в подвале своего дворца банду сектантов-людоедов!

– Когда я наткнусь на нечто подобное, то, пожалуй, обращусь именно к Вам, Григорий Алексеевич – сказал, подойдя к столу, князь.

Дронов встал и протянул Воротынскому руку:

– Что же тогда привело Вас в наше учреждение?

Владимира Александрович пожал руку участкового, но от предложения присесть воздержался:

– Мне необходимо увидеть Люси Идо

– Кого?

– Люси Идо – повторил князь.

– Уберите от лица этот платок! Я решительно ничего не понимаю – с некоторым раздражением сказал Григорий Алексеевич.

– Я уберу от лица платок только тогда, когда Вы раз и навсегда вынете изо рта свою отвратительную трубку! – громко ответил ему Владимир Александрович – Мне нужна Люси Идо!

– А! Это та воровка? По делу о краже бус у княгини Ахматбей? Зачем она Вам?

– Павел Дмитриевич попросил меня найти колье. Мне необходимо с ней поговорить

Дронов махнул рукой:

– В этом абсолютно нет никакой надобности, Ваша Светлость. Мои дознаватели с ней работают, и скоро она скажет, куда задевала эти бусики

– Колье… – поправил Воротынский.

– Без разницы, Владимир Александрович

– И всё же, я должен с ней поговорить

Участковый пристав сел и сделал пару затяжек из прямой трубки:

– Дело госпожи Иду уже решённое. Говорить не о чем

– Идо. Её фамилия Идо

– Всё равно. Она воровка. А для воров закон един

– Григорий Алексеевич, я вынужден настаивать

Дронов вздохнул и вынул изо рта трубку:

– Что Вам в театре не сидится?

– Но это уже точно не Ваше дело

– Ладно, идёмте-с – Дронов встал из-за стола и вместе с князем вышел в коридор.

Они прошли в холодный, тёмный полуподвал, в котором находилось четыре большие камеры. В одной из них, вместе с громко храпящим пьянчужкой и двумя неприятной наружности господами, в рваных лохмотьях, грязных и волосатых, лежала на деревянной скамье служанка Луизы Евгеньевны. На щеке у неё был синяк, лицо отёкшее, чуть ниже губы – ссадина. Платье было порвано. От её вида Воротынскому сделалось не по себе: