Колесница времени

— Иногда тоже горький.

— Значит, хоть в этом наши вкусы совпадают. Можно вам задать один вопрос?

— Да, конечно, — Катя смотрела, как он дымил сигаретой в окно.

В непроглядную тьму раннего утра.

— Вопрос на засыпку. Если бы вы не были замужем и я предложил бы вам руку и сердце, вы пошли бы за меня?

Катя смотрела на него, широко раскрыв глаза.

Он тоже под кокаином?

— Вы бредите, Герман?

— Почему? Знаете притчу о последней соломинке?

— Знаю, но я не понимаю…

— Я вот все ищу ее, ищу… В разных местах. Вот бизнес веду — пиар сейчас хороший бизнес. Бабло приносит. Пусть все ложь, зато духоподъемно, как сейчас говорят. И на бокс езжу смотреть, как из забияки нашего, вольтерьянца, выбивают дерьмо. Вот завтра к попам поеду слушать проповеди про «русский мир». А сейчас спрашиваю вас, Катя, вы согласились бы стать моей женой?

— Нет.

— Я так и знал. — Герман улыбнулся ей невыразимо прекрасной, светлой улыбкой и отхлебнул кофе.

Данила в комнате слабо застонал, и Катя пошла к нему. Он лежал, раскинувшись на диване, — глаза закрыты, губы что-то шепчут беззвучно.

Герман с чашкой кофе тоже прошел в комнату, прислонился к дверному косяку.

— Я сейчас уеду, не беспокойтесь, — сказал он. — Вы уж тут сами с забиякой разбирайтесь.

Глава 39 Все еще больше запутывается

Герман Дорф уехал. Катя вымыла кофейные чашки. Пошла в комнату — Данила крепко спал, раскинувшись на диване. Катя подумала — сон лучшее лекарство и от боли, и от кокаина.

Она не стала его тревожить, тихонько оделась, закрыла квартиру. Вышла из подъезда в темноту ноябрьского утра. В кафе на углу готовили завтраки с шести часов. Катя решила — если что, она скажет потом Даниле, мол, ходила за горячей выпечкой и йогуртами к завтраку.

Если он, конечно, спросит, очнувшись.

На самом деле она хотела позвонить Лиле из кафе, а не из дома. Мало ли… отключка отключкой, но кто знает. Лучше служебные разговоры вести так, чтобы фигурант не слышал.

Лилю она разбудила. У той — голос осиплый спросонья. Катя подумала: и у меня не лучше после ночных бдений.

Она быстро рассказала о ночном визите. И спросила, что произошло в Прибрежном.

— Значит, парень у тебя? — уточнила Лиля, поведав свою часть. — Ты мне в прошлый раз про кокаин не говорила.

— Его избили во время матча. Герман сказал, что… В общем, ночью они явились ко мне по желанию Данилы. И я вот все думаю теперь…

— О том, кто из них в тебя стрелял?

— Нет, наоборот. Можно ли их исключить из списка?

— Не обольщайся. Если убийца кто-то из них — я говорю о всей этой компании из Прибрежного, — то… он ведь промахнулся в тот раз у гаража. И будет наблюдать твою реакцию. Какова нормальная реакция любого человека, на чью жизнь покушались? Он начнет всем знакомым рассказывать: а что со мной произошло, ужас, кошмар! А ты в разговоре с этим Дорфом ни словом не заикнулась о случившемся. И с Данилой говорить не станешь об этом, так? И с твоей подругой Женей… Если убийца кто-то из них, то как он воспримет твое умолчание? Меня беспокоит, что Данила у тебя в квартире. Слушай, давай я вышлю сотрудников с машиной.

— И что они сделают? Станут дежурить на моей кухне, меня охранять от него? Нет, Лиля, это не выход.

— После показаний горничной, этого скандала в их доме и признаний твоей подруги первые кандидаты в подозреваемые — Женя и Геннадий Савины, но… я в новостях слышала, что Савин учудил.

— Мне Герман сказал, он тоже слышал.

— Вот и имей теперь дело с людьми с суицидальными наклонностями. — Лиля вздохнула. — Я понимаю, у каждого из них может быть своя правда и своя боль. Но мы дело об убийствах расследуем, три человека убиты. И тебя пытались убить. Я в их доме наблюдала за Савиными. У твоей подруги и ее мужа есть веский мотив убийства Василия Саянова и шофера. Савина отрицает факт шантажа с их стороны, но это ничего не значит. Возможно, шантаж был. Но, с другой стороны, есть один нюанс. Горничная показывает, что она «не слепая и не глухая» — то есть слышала, видела и догадывалась, чем занимаются втроем Савины и их шофер. А тогда как насчет отца Жени и Раисы Лопыревой? Они что — слепые и глухие? Они не подозревали, что происходит под крышей их дома? Раиса Павловна демонстративно устроила скандал и выволочку, но…

— Думаешь, она тоже могла бояться огласки и шантажа со стороны шофера? И отец Жени?

— Ну вот, огласка произошла — и что? Ничего — все вылилось лишь в безобразную семейную сцену и попытку суицида. Нет, тут только все сильнее запутывается, Катя. А потом эта девушка, Анна Левченко, — она-то тут при чем, если все дело в боязни шантажа?

— Она же блогер, могла написать.

— А что она могла написать? То, что муж племянницы Раисы Лопыревой — гей? Нет, опять не сходится что-то.

— А как дела с баллистической экспертизой? — спросила Катя.

— Гильза от пистолета «ТТ», как и пули в предыдущих случаях.

— А что дала проверка по банку данных?

— Ничего.

— Ничего? Значит, этот пистолет «ТТ» нигде до этого раньше не светился?

— Ни по одному зарегистрированному в банке данных преступлению.

Катя замолчала. И тут — провал…

— Ладно, я буду на связи, мне надо домой возвращаться, — сказала она.

— Слушай, я тревожусь за тебя.

— Я буду осторожной, — пообещала Катя.

Она купила в кафе горячие вафли, круассаны и булочки с корицей. Взяла кофе в картонном стаканчике. Пока шла до подъезда, жадно пила его на ходу.

Тихонько открыла дверь квартиры ключом. Прислушалась, потом заглянула в комнату.

Данила по-прежнему спал. Катя решила ждать, когда он проснется.

Она села в кресло у окна, обдумывая события минувшего дня и ночи. Лиля права — вроде бы в сложившейся ситуации именно Женя и ее муж — главные подозреваемые в убийствах Саянова и шофера — Фархада. Исповедь Жени лишь подтверждает эту версию, несмотря на то, что она отрицает их с мужем причастность к убийствам.

Тогда, выходит, именно Женька стреляла в меня ночью? Или она сообщила мужу, что я говорила с их горничной, и это он меня подкараулил?

Катя ощущала внутри себя холод, когда думала о том, что случилось у гаража. Можно ли верить школьной подруге? То, что Женя поведала об их супружеской жизни…

Катя вспомнила, как невольно подслушала ночью в их доме, в Прибрежном… Сладкий, бесстыдный стон наслаждения… Она ведь тогда решила, что это муж так ублажает Женьку. А что же теперь, после его публичного признания?

Катя бросила взгляд в сторону Данилы.

Или это кто-то шалил в ту ночь не с Женькой, а с горничной-филиппинкой?

Или все же инцест — брат, утешающий сестру, муж которой гей…

Или Герман?

Катя закрыла глаза — Герман… Вот он уехал, а его образ остался. Катя видела его перед собой — сильный мужчина, она не обратила внимания на него как на мужчину, думала о нем лишь как о подозреваемом. А он… он вдруг спросил, вышла бы она за него замуж?

К чему такие вопросы в четыре утра?