Колесо фортуны. Антология

НОВОГОДНЯЯ ОДА 1633 г.

Край мой! Взгляд куда ни кинь — Ты пустыннее пустынь. Милый Мейсен! Злобный рок На позор тебя обрек. Жмут нас полчища врага. Затопили берега Реки, вспухшие от слез. Кто нам пагубу принес? Наши села сожжены, Наши рати сражены, Наши души гложет страх, Города разбиты в прах. Если хлеба кто припас, То давно проел припас. Голод пир справляет свой В опустевшей кладовой. Так зачем и почему Сеют войны и чуму? Слушай, вражеская рать! Может, хватит враждовать? Жить в согласье — не зазор, А война — для всех разор. Разве стольких страшных бед Стоят несколько побед? Марс, опомнись! Не кичись! Милосердью научись И скажи: «На что мне меч? Тьфу! Игра не стоит свеч! Каску грозную свою Певчим птахам отдаю, Чтоб в канун весенних дней Птицы гнезда вили в ней. А кольчуги и клинки Вам сгодятся, мужики! Из клинков да из кольчуг Будет лемех, будет плуг». Не хотим военных свар! Мир — вот неба высший дар! Прочь войну, чуму, беду В наступающем году!

ВЕЛИКОМУ ГОРОДУ МОСКВЕ, В ДЕНЬ РАССТАВАНИЯ

Краса своей земли, Голштинии родня, Ты дружбой истинной в порыве богоравном, Заказанный иным властителем державным, Нам открываешь путь в страну истоков дня. Свою любовь к тебе, что пламенней огня, Мы на восток несем, горды согласьем славным, А воротясь домой, поведаем о главном: Союз наш заключен! Он прочен, как броня! Так пусть во все века сияет над тобою, Войной не тронутое небо голубое, Пусть никогда твой край не ведает невзгод! Прими пока сонет в залог того, что снова, На родину придя, найду достойней слово, Чтоб услыхал мой Рейн напевы волжских вод.

ЭПИТАФИЯ

господина Пауля Флеминга, д-ра мед., кою он сочинил сам в Гамбурге марта 28 дня лета 1640 на смертном одре, за три дня до его блаженной кончины

Я процветал в трудах, в искусствах и в бою, Избранник счастия, горд именитым родом, Ничем не обделен — ни славой, ни доходом. Я знал, что звонче всех в Германии пою. Влекомый к странствиям, блуждал в чужом краю. Беспечен, молод был, ценим своим народом… Пусть рухнет целый мир под нашим небосводом — Судьба оставит песнь немецкую мою! Прощайте вы, господь, отец, подруга, братья! Спокойной ночи! Я готов в могилу лечь. Коль смертный час настал, то смерти не перечь. Она зовет, себя готов отдать я… Не плачьте ж надо мной на предстоящей тризне. Все умерло во мне… Все… Кроме искры жизни.

Андреас Чернинг 1611–1659 ДЕВУШКЕ, ВЫХОДЯЩЕЙ ЗАМУЖ ЗА СТАРИКА

Да ты свихнулась, что ли?.. При облике таком Самой, по доброй воле, Сойтись со стариком?! Ужель его седины Твоих волос светлей, А ветхие руины, Чем новый дом, целей? О, сколь сей брак неравен!.. Стареющий баран Ведь только шубой славен, Хоть он и ветеран. Гляди: в костре пылает Пень, что давно иссох, И понапрасну лает Беззубый кабысдох. Коробится с годами И ржавеет металл. Так ржавеем мы сами, Коли наш срок настал. Напрасно ищет сваху Проворный старичок, Смерть явится и — с маху Подловит на крючок! О, старость столь степенна, Столь мудрости полна!.. Но истинно священна Лишь молодость одна!

Иоганн Клай 1616–1656 ПРАЗДНИЧНЫЙ ФЕЙЕРВЕРК ПО СЛУЧАЮ РОЖДЕНИЯ МИРА

Под грохот, под хохот, под клики, под крики Летают, витают, пылают гвоздики. И воздух весь в звездах, и в облаке дыма Кометы, ракеты проносятся мимо. Та-ра-ра, тра-ра-ра! — кларнеты и трубы Играют, скликают вас в круг, жизнелюбы! И ноги с дороги так в пляске топочут, Как бой, как прибой, как грома не грохочут. От градин-громадин, от ливневой бучи Смят сад. Ах! В садах переломаны сучья. Но град — не снаряд! Вот загрохают пушки И ахнут, и лопнут, и хлопнут хлопушки! Взвились, понеслись за ракетой ракеты. Горят и парят огневые букеты. Народ так и прет, разодетый красиво: «Вот чудо так чудо! Вот диво так диво!» Неситесь! Светитесь! Чтоб тьма расступалась! Земля чтоб, людей веселя, сотрясалась! Война, чья вина не имеет предела, Чадя и смердя, наконец околела!

Андреас Грифиус 1616–1664

СЛЕЗЫ ОТЕЧЕСТВА, ГОД 1636

Мы все еще в беде, нам горше, чем доселе. Бесчинства пришлых орд, взъяренная картечь, Ревущая труба, от крови жирный меч Похитили наш труд, вконец нас одолели. В руинах города, соборы опустели, В горящих деревнях звучит чужая речь, Как пересилить зло? Как женщин оберечь? Огонь, чума и смерть… И сердце стынет в теле. О скорбный край, где кровь потоками течет! Мы восемнадцать лет ведем сей страшный счет. Забиты трупами отравленные реки. Но что позор и смерть, что голод и беда, Пожары, грабежи и недород, когда Сокровища души разграблены навеки?!

ВЕЛИЧИЕ И НИЧТОЖЕСТВО ЯЗЫКА

Венец творения, владыка из владык, Ответствуй, в чем твое всевластье человечье? Зверь ловок и силен, но, не владея речью, Он пред тобой — ничто. А людям дан язык. Груз башен каменных и тяжесть тучных нив, Корабль, что входит в порт, моря избороздив, Свечение звезды, Течение воды, Все, чем в своих садах наш взор ласкает Флора, Закон содружества, которым мир богат, Неумолимый смысл господня приговора, Цветенье юности и старческий закат — Все — только в языке! — находит выраженье. В нем — жизни торжество, в нем — смерти пораженье, Над дикостью племен власть разума святого… Ты вечен, человек, коль существует слово! Но что на свете есть острее языка? Что в бездну нас влечет с нещадной быстротою? О, если б небеса сковали немотою Того, чья злая речь развязна и мерзка! Поля в холмах могил, смятенье городов, Пожар на корабле у мертвых берегов, Вероучений чад, Что разум наш мрачат, Слепая ненависть, которая нас душит, Вражда церквей и школ, обман и колдовство, Война, растлившая сердца, умы и души, Смерть добродетели, порока торжество, Любви и верности ужасная кончина — Всему виной язык, он здесь — первопричина. И коли речь твоя — рабыня смысла злого, Ты гибнешь, человек, убитый ядом слова!

ЗАБЛУДШИЕ

Вы бродите впотьмах, во власти заблужденья. Неверен каждый шаг, цель также неверна. Во всем бессмыслица, а смысла — ни зерна. Несбыточны мечты, нелепы убежденья. И отрицания смешны, и утвержденья. И даль, что светлою вам кажется, — черна. И кровь, и пот, и труд, вина и не вина — Все ни к чему для тех, кто слеп со дня рожденья. Вы заблуждаетесь во сне и наяву, Отчаявшись иль вдруг предавшись торжеству, Как друга за врага, приняв врага за друга, Скорбя и радуясь, в ночной и в ранний час… Ужели только смерть прозреть заставит вас И силой вытащит из дьявольского круга?!

СОНЕТ НАДЕЖДЫ

В дни ранней юности, в дни первого цветенья, Я встретиться с чумой успел лицом к лицу. Едва начавши жить, я быстро шел к концу, Исполнен ужаса, отчаянья, смятенья. Болезни, бедствия, безмерность угнетенья Порой не выдержать и стойкому бойцу, А я бессилием был равен мертвецу… Мне ль было превозмочь судьбы хитросплетенья? Не видя выхода, я только смерти ждал… И тут… бог спас меня. Господь мне сострадал! С тех пор, обретши жизнь, усвоил я науку: На грани гибели, в проигранной борьбе, Невидимо господь печется о тебе И в нужный миг подаст спасительную руку.

ВСЕ БРЕННО…

Куда ни кинешь взор — все, все на свете бренно. Ты нынче ставишь дом? Мне жаль твоих трудов. Поля раскинутся на месте городов, Где будут пастухи пасти стада смиренно. Ах, самый пышный цвет завянет непременно. Шум жизни сменится молчанием гробов. И мрамор, и металл сметет поток годов. Счастливых ждет беда… Все так обыкновенно! Пройдут, что сон пустой, победа, торжество: Ведь слабый человек не может ничего Слепой игре времен сам противупоставить. Мир — это пыль и прах, мир — пепел на ветру. Все бренно на земле. Я знаю, что умру. Но как же к вечности примкнуть себя заставить?!

ОДИНОЧЕСТВО

Я в одиночестве безмолвном пребываю. Среди болот брожу, блуждаю средь лесов. То слышу пенье птах, то внемлю крику сов, Вершины голых скал вдали обозреваю, Вельмож не признаю, о черни забываю, Стараюсь разгадать прощальный бой часов, Понять несбыточность надежд, мечтаний, снов, Но их осуществить судьбу не призываю. Холодный, темный лес, пещера, череп, кость — Все говорит о том, что я на свете гость, Что не избегну я ни немощи, ни тлена. Заброшенный пустырь, замшелая стена, Признаюсь, любы мне… Ведь плоть обречена. И все равно душа бессмертна и нетленна!..