Колесо судьбы. Канон равновесия

— Бумаги заверены недавней датой, я проверял. Возможно, они долго ходили по рукам вемпарийских Старейшин, пока их одобрили.

— Ладно, я проверю из своего угла. Спите, Аль-Теру.

Едва мы оказались за дверью — наш дрейг заснул почти мгновенно, и теперь не стоило даже пытаться его будить — как Волк очень пристально посмотрел мне в глаза и негромко, но так, что волоски на шее встали дыбом а по спине поскакали мурашки, прошипел мне в самое ухо:

— Никогда не доверяйте Вемпари. Особенно Яносу Джанрейву. Слышите меня, Иллен-эрхан? Никогда и ни в чем!

Я опешила. Нет, конечно, Владыке Тьмы с его опытом виднее, но… Люди-птицы всегда считались нашими друзьями, среди них было много названных родичей. Янос Джанрейв много веков был Хранителем Воздуха и вемпарийским Вождем, домашним лекарем нашей семьи, даже другом отца. Удар исподтишка? Подозрения в какой бы то ни было подлости с его стороны никак не могли уложиться у меня в голове. Что такого узнал Рей? Что за документы он раздобыл и куда летал сам, лично? Положение обязывало меня уметь решать такие задачки, но не хватало опыта. Как бы ни хвалились своим умением вести политическую игру люди, важно уметь просчитывать не только настоящее и один-два варианта будущего положения вещей. Нужно уметь видеть все вероятности прошлого, связанные с настоящим событием и все возможные варианты будущего на несколько десятков лет вперед. И это всего лишь начало! Старшее поколение, вроде дрейгского старейшины Брендомара, способно видеть и думать на тысячи лет вперед и назад, перебирая нити небывшегои небудущегоузора Судьбы. Так куда же заглянул старый синий пернатый?

— Что-то случилось? — вскинув одно ухо, спросила я.

— Пока — ничего. Но может случиться, если мы не будем внимательны.

— Я учту ваше предупреждение, — кивнула я. — Но сегодняшняя ночь еще не кончилась. Пойдемте?

И мы, сняв за ухо с одной из балюстрад Ринорьяра, прицельно стрелявшего горохом по гостям, отправили его сидеть с Реем. А сами на эту ночь забыли о государственных заботах, снова окунулись в праздник. Мы пели, грелись у костра, пили теплое вино с пряностями и мечтали, чтобы эта ночь не кончалась подольше. Что еще взять с двух влюбленных?

На следующее утро Ваэрдену предстояло вернуться на Десмод.

— Рей, скажи, каков он — двор Владыки Тьмы?

Я сидела на полу, на мохнатой бурой шкуре берра, обняв укутанные толстым пледом ноги брата. Позади меня гудел камин, и я изо всех сил старалась, чтобы пламя не опадало. Рей дремал на низкой тахте, но, услышав мой вопрос, приоткрыл один золотистый глаз и мысленно — потому что голоса напрочь лишился, — ответил:

«Гадюшник»

— Почему? — удивилась я.

«Потому что там полно людей»

Я вздохнула в недоумении. Нет, мне никогда не понять, зачем смертные постоянно усложняют себе жизнь кучей ненужных условностей.

«Видишь ли, родная», — брат приподнялся и притянул меня к себе, загребая под плед, в объятия крыльев, так ему было теплее. Я охотно прилегла рядом, прижалась к широченной груди. «Ифенху — не мы. Они зубами и когтями вырывали у людей право на существование. Ваэрден провел свой народ через десятки войн, прежде чем сумел добиться теперешнего положения. Он мог бы, конечно, превратиться в диктатора, загнать людей в рабство и превратить их в корм. Но этому ли мы его учили? Поступи он так — и посадил бы себя на бочку с порохом, у которой постепенно тлеет зажженный фитиль. Чтобы заставить людей признать себя главой над ними, он вынужден был играть по их правилам. Перенять человеческие дворцовые обычаи, устроить привычную им придворную жизнь с интригами и заговорами, даже пойти против исконного обычая ифенху не заключать браков. Бунтуют-то ведь не крестьяне, которым все едино, кто на троне, лишь бы коровы доились да хлеб исправно рос. Возмущается обожравшаяся знать… А им показали привычную маску — уж с долголетием правителя они как-нибудь смирятся. Волк научил людей и ифенху сосуществовать. Сделал смертных частью Кланов, ввел что-то вроде гильдий, которым ифенху покровительствуют. Но за процветание расплатился свободой. Они не могут даже в повседневности жить так, как им хочется, — все решает этикет и человеческое мнение. Репутация»

Я молча слушала. Запоминала. Мне предстояло с головой окунуться в человеческую придворную жизнь, и я не желала оплошать, подвести Эль-Тару. Обоих.

«Вот, что я тебе скажу, котенок. Берегись Зиерры, его фаворитки. Никакой пылкой любви там и в помине нет, но она не захочет лишиться ни трона, ни своего законного, как она считает, положения, ни Волка — своей собственности»

— Собственности? — я была неприятно удивлена. И даже высунулась из-под крыла, чтобы заглянуть брату в глаза. — Ты ничего не путаешь?

Рей коротко рассмеялся в усы, пригладил лапой вольно рассыпавшиеся по плечам черные волосы.

«Да не бойся ты! Под каблук его ни одна женщина не загонит, или я сделаюсь бескрылым! Тем более такая бездушная стерва, как эта. Но безразличие Владыки не отменяет ее амбиций, так что, умоляю, будь осторожнее! Не ровен час, подсунет тебе яду в вине с льстивой улыбочкой»

Я спрятала от его взгляда хищный клыкастый оскал: пусть только попробует! Найдет у себя, самое меньшее, мышей в тапочках поутру.

Перед отъездом к Колоннам мне пришлось выслушать множество подобных наставлений и от прочих братьев. Даже дядька Дим, теребя длинный сивый ус, прогудел что-то этакое об опасностях дворцовой жизни.

И вот, стоя поодаль от древних камней, я наблюдаю танец отца, который побуждает силы древних белых исполинов к действию. Под ногами Владыки камни основания шевелятся, золотые письмена скользят по ним и складываются в слова, начерченные золотом стрелки указывают на символы. С треском в воздухе проскакивает разряд, молочно-белое сияние раздвигает пространство в широкую вертикальную щель.

И я в сопровождении свиты и грельвов делаю шаг в эту поющую белизну.

И мы падаем, падаем… Ледяной холод Междумирья отдаленно касается кожи сотнями острых иголочек, бесконечное кружение рвет в клочки ощущение верха и низа, а когда замедляется — перед глазами открывается картина иного мира.

3. Посол или невеста?

О Десмод! До самого конца дней моих я, дочь светлой Хэйвы, буду славить твои просторы. Ибо можно любить край детства, то благословенное место, где родился и вырос, мир, в котором ждут тебя родичи и где каждая тварь тебе знакома. А можно на всю жизнь влюбиться в тот мир, где ты однажды потеряешь свое сердце.

Каждый мир по сути своей — живое существо. И, как все живые существа, определяет себя. Мать-Хэйва — солнечно-зеленая женщина, она пахнет медом и печеными яблоками, кокетлива и любит наряжаться, скрывая свою опасную хищную природу. Ее супруг Десмод, что никак не может догнать возлюбленную в вечном кружении вокруг Оси Колеса, — муж суровый и воинственный, боевой доблестью вскормивший своих обитателей. Хвойными лесами, туманами и грозой пахнут его темные одежды. Говорят, есть у них сын, жемчужно-серый и совсем юный, но родители укрывают его от посторонних глаз, и найти самый юный мир осевой Триады никак не удается.

Едва лапы наших грельвов ступили на черно-синий в золотых письменах мрамор десмодских Колонн, едва завораживающее низкое пение древних гигантов коснулось моих ушей, я поняла, что полюблю этот мир. Вокруг нас полукольцом вздымались ввысь, пропадая в небесах, девять прозрачных и гладких, словно хрусталь, столбов в три обхвата толщиной. Их наполняла Тьма, глубокая и не менее прекрасная в своей мощи, чем Свет. Если подойти ближе, можно было разглядеть, как она стремительно мчится от земли к небу, пестря яркими искорками и пузырьками фиолетового сияния. Этот неясный глубинный свет жил в центре каждой Колонны, словно тонкий стержень, та самая сердцевина Силы, что дает им легендарное могущество. В наших такого не разглядеть — Свет глаза застит… И здесь легче дышать. Потоки темных Колонн по напряженности отчего-то слабее наших.