Колхоз: Назад в СССР 4

С этими словами соседка развернулась и исчезла за калиткой. Пока шла, бормотала себе под нос про ненормальную молодежь. Я стоял молча, глядя ей вслед. Заодно пытался убедить самого себя, что, вобщем-то, она женщина неплохая, просто… Просто всегда лезет, куда ее не просят! Покоя нет вообще! Достала, сил нет! Ходит и ходит, смотрит и смотрит… Нос сует повсюду. Короче, успокоить себя путем аутотренинга не вышло ни черта. Я был зол.

— Жорик… — Наташка осторожно выглянула из-за забора.

— А!!!

— Чего ты кричишь? — Она аж отпрянула в сторону.

Девчонка выглядела расстроенной и явно выходить из сада не торопилась. Наверное, ее пугала моя некоторая нервозность. Хотя… Какая, нахрен, нервозность. Я был на грани бешенства.

— Все… Идем к тебе. Ольга Ивановна забрала наше дерьмо. Что, блин, за место такое? А? Вот скажи мне. Говно оставить нельзя. Это как, вообще?

Я решительным шагом потопал через огород к пруду, чтоб вдоль него добраться до председательского дома. Наташка семенила за мной и, судя по расстроенному соппению, опасалась спорить.

До ее двора мы дошли гораздо быстрее, чем могли бы. Я не то, чтоб бежал, но двигался энергично. Наверное, на нервах. Девчонка вполне разумно решила именно в этот момент держать свое мнение при себе, характер не показывать, поэтому просто молча неслась следом.

Я думал, хуже быть не может. К деду Моте мы не попали, там — Зинаида Стефановна. Дядькин хлев вычистили, но это оказалось бессмысленно. Спасибо Ольге Ивановне. Опять же, соседка бодрствует, к ней тоже не сунешься. Оставалась надежда на корову председателя. И, наверное, все должно было получиться. Но…

— Не понял…

Мы стояли с Наташкой рядом с хлевом, бестолково глядя в пустоту. Коровы не было.

— Ты что, не запер? — Спросила девчонка.

— Я? Почему я? Думал, ты закрыла. Поэтому даже не проверял.

Это заговор. Вселенский заговор против меня. Вот что я понял. Ни я, ни Наташка не вспомнили про то, что хлев открыт, когда уходили к дядьке. Корова, я так понимаю, пользуясь случаем, решила, а чего бы не прогуляться, если два придурка предоставили ей такую возможность. К тому же, когда Наташка вытаскивала меня из ямы, калитку в сад она тоже не заперла. И теперь Милка где-то шаталась по селу.

— Надо искать. — Девчонка чуть не плакала. — Меня отец прибьет за корову.

— Ну, вот и хорошо. — Я взял лопату, пустое ведро. — Не в том смысле, хорошо, что прибьет. Это я про разделение обязанностей. Ты ищи Милку. Я пока буду набирать “мины” для футбольного поля.

— Так а где искать-то, Жорик? — Наташка растерянно крутила головой по сторонам, будто корова могла сидеть под ближайшими кустами.

— Наташ, я не знаю. Думай, как корова. Будь коровой. Что угодно. Найди только, бога ради. Время идет. Ты представь, сейчас там дед Мотя и Семен свою половину поля подготовят, а мы свою — нет. И что тогда? Получится, нашим игрокам придется по ямкам прыгать, а у соперника реально будут идеальные условия..

Девчонка вздохнула. Даже всхлипнула. Мне кажется, она в этот момент проклинала все на свете, и Милку, и предстоящий матч, и мою гениальную идею насчет испорченного поля.

Наташка убежала в сторону огорода, а я в очередной раз полез выгребать навоз. Если ночь закончится хорошо, это будет фантастический результат. Я начну верить в чудо.

— Не понял… А где Милка?

Вот даже не удивился. Действительно, когда все идет через задницу, обязательно свалятся еще проблемы. Медленно опустил лопату и повернулся к председателю. Николай Николаич стоял за моей спиной, таращась на свой родной хлев, в котором теоретически должна была находиться его родная корова. Но по роковому стечению обстоятельств, ее там не было. И главное, я не имел ни малейшего понятия, как все происходящее объяснить.

— Понимаете, я пришел к Вашей дочери…

— Жорик, корова где? — повторил председатель.

— Ушла.

Я понял, пора говорить правду. Иначе, меня точно запишут в психи. Ночь, а Жорик Милославский ворует дерьмо в чужом хлеву.

— Куда ушла? — переспросил Николаич. У него было такое выражение лица, будто он искренне надеется, что это все — сон.

— Не знаю. — Я был предельно честен. Ясен пень, откуда мне знать, куда делась их корова. Меня тут вообще не было в этот момент.

Короче, пришлось каяться. Рассказал председателю все. Ну, не совсем все, конечно, а только в отношении матча. Конкретно, своем плане. Он слушал молча, не перебивал. Я даже не мог понять, о чем Николаич думает. Чем дольше председатель молчал, тем тревожнее мне становилось.

— Вот ты знаешь… — Когда я закончил, он покачал головой и тяжело, очень тяжело вздохнул, — Ругать тебя вроде не за что. Ты хотел помочь и вообще, можно сказать, проявлял беспокойство конкретно обо мне. Надо, наверное, сказать, спасибо. Но… просто объясни, откуда в твоей голове берутся такие идеи? Пытаюсь понять и не могу. Завязывай свои работы. Идем корову искать.

Я пытался спорить и объяснять председателю, что Сенька вместе с Матвеем Егорычем уже занялись своей частью подготовки, но он даже слушать не стал. Сказал, все должно быть честно.

В этот момент я понял одно. Надежда осталась только на моих чирлидерш. Затея с “минами” пошла псу под хвост. Хорошо, про девок я Николаичу не успел покаяться. Не добрались до этого. Потому что его упорное желание получить честную победу приведет только к тому, что Воробьевка выиграет матч, вот и все. Причем, даже попытки объяснить, что Сенька и дед Мотя половину поля скорее всего уже испортили, разбились о неуместную порядочность председателя, как морские волны о скалу.

— Жорик, значит, будем рвать победу зубами. — Заявил Николай Николаич. — Ты пойми, нельзя подличать. Нельзя делать что-то за спиной соперника. Иначе, зачем все это? Мы ведь сами потом спать не сможем.

Я сильно хотел ответить, что при таких условиях зубов то у нас вряд ли останется, но промолчал. А еще хотел задать тот же вопрос: Зачем все это? На кой черт надо было затевать обреченное на провал мероприятие? А спать я буду прекрасно. Крепко. Вернее, теперь уже нет. Вот если бы все получилось, то очень даже чудесно спал бы. И я, и сам Николаич во своей председательской должностью.

По итогу, два часа мы лазили по всем окрестным кустам и зарослям разыскивая чертову Милку. Сначала Наташку. А потом Милку. Насчет девчонки тоже пришлось Николаичу рассказать.

Наташка, увидев, что я иду в ее сторону не один, застыла как соляной столб, во все глаза уставившись на отца. Она как раз шерстила камыши у пруда на предмет рогатой беглянки.

— Наталья… Ну, ладно этот… — Председатель ткнул в меня пальцем. Звучало, кстати, обидно. — Ты о чем думала? Как могла поддаться уговорам?