Колхозное строительство 3

— А что моё начальство скажет на такое самоуправство? — сдвинул фуражку на затылок рыжий паренёк.

— А ты ему наш разговор передай. И скажи, что я и его прошу приглядеть за пополнением.

— Не простая задача. Тут ведь ещё девки подключатся. Ох, и задачек вы мне назадавали, товарищ министр.

— Окупится. Всё будет мирно, чинно-благородно, я о вас с начальником не забуду.

— Пётр Кузьмич, наш начальник отделения участковых, дядька серьёзный. Войну прошёл. Если возьмётся, горы свернёт.

— Вот и возьмитесь.

Интермеццо 10

Товарищ Брежнев, вы стали генсеком. Как вас теперь называть?

— Можете просто: Ильич.

Сидели молча. Ждали. Не торопясь дымили Брежнев с Черненко. Фурцева вот дёргалась. То левую ногу на правую закинет, то правую на левую. Понятно. Хрущёв был человеком, который вытащил её на самый верх. Он же правда и слегка назад задвинул. А не мели языком чего попало. Все понимали, что она так высоко поднялась не за способности, нужна была женщина, разбавить чисто мужскую компанию. Но ведь у этой медали есть и вторая сторона. Ведь разбавили не Ивановой и не Либерманшей какой. Разбавили Фурцевой, что-то было в ней не такое, как в Либерманше. Фанатизм, беззаветная вера в Ленинскую партию, в коммунизм. Напротив спокойно листал блокнот Алексей Косыгин, делая в нём пометки. Дописывая иногда, что-то важное для страны.

Николай Викторович Подгорный сидел, прикрыв глаза и чуть шевеля губами, сам с собой перешёптывался. С боку, как бедный родственник пристроился новенький. Пельше всего год как вошёл в эту компанию.

Потом это назовут малым Брежневским Политбюро. Сталин на XIX съезде КПСС предложил переименовать в Президиум ЦК КПСС вместе с переименованием партии. Предложил — переименовали. А Брежнев на XXIII съезде КПСС 1966 года решил вернуть старое название. Солиднее звучит. Решил, и опять переименовали, в Политбюро ЦК КПСС.

Ждали Семичастного. Председателя КГБ. Владимир Ефимович не опаздывал. Собрались чуть раньше. Думали, может, что другое обсудить ещё надо, но Брежнев сидел и молча выкуривал одну сигарету «Новость» за другой.

С появлением генерала в полной парадной форме все оживились. Брежнев с Черненко загасили сигареты.

— Давай без раскачек Владимир Ефимович, сразу по делу, — Леонид Ильич отодвинул пепельницу.

— Высказанная в письме версия о смерти Сталина подтвердилась. Его отравили. Хрущёв признался. Зачинщик не он. Берия. В курсе заговора был и Маленков. Ему был обещан пост Председателя Совета Министров. Он его и получил.

— Он всё ещё в Экибастузе? — уточнил Пельше.

— Да.

— Продолжайте, товарищ Семичастный, — кивнул Брежнев, — А вообще нет. Не надо. Есть протокол?

— Вот, Леонид Ильич, — Председатель КГБ протянул папку.

Брежнев взял, раскрывать не стал. Положил перед собой. Осмотрел людей в комнате.

— У кого какое мнение?

Молчали. Первой не выдержала Фурцева:

— Расстрелять обоих!

— Боевая ты, женщина, Катерина, — хмыкнул Черненко, — роту бы тебе.

Фыркнули все.

— А я думаю, что надо сказать Маленкову, что мы всё знаем, Хрущёва отпустить и чтобы больше об этом ни одна живая душа не узнала. Представляете волну. И там за кордоном. Сталин величина огромная, — очень тихо с заметным акцентом проговорил Пельше. Волновался.

— Поддерживаю, Арвида Яновича, — сказал чуть излишне громко Подгорный, и даже слегка по столешнице ладонью прихлопнув.

— Я тоже поддерживаю, — тише и спокойнее сказал Черненко.

Брежнев перевёл взгляд на молчавшего Косыгина.

— Конечно, нужно и дальше хранить тайну. Вопрос в другом. В письме.

— В точку, как всегда, Алексей Николаевич. Есть хоть что-то товарищ Семичастный? — Брежнев встал, достал очередную сигарету, но не закурил. Мял в пальцах.

— Никак нет. Новых данных нет, Леонид Ильич.

— Плохо. Может тебе помочь, чем, надо. Из ведомства Щёлокова кого подключить?

— Это лишние носители сверхсекретной информации. Пока ни какого вреда письма не принесли.

— Весело. Сам не ам и другим не дам. Вреда нет. Польза есть. Пусть пишет Яков. Почему не пишет, кстати, а буквы наклеивает. Ведь у нас есть образец подчерка Якова Джугашвили?

— Так точно, товарищ Брежнев.

— Вот, значит, это может быть и не Яков.

— А может специально, чтобы мы именно так и подумали, — предположила Фурцева.

— Вот. Может и права Катерина. Ладно. По американцам и Андропову тоже тут? — Брежнев похлопал рукой по красной папке.

— Так точно.

— По жене Хрущёва и бандеровцам?

— Всё там.

— Иди, Владимир Ефимович, ищи Якова. Свободен. Я почитаю, потом товарищам дам почитать.

Когда Семичастный ушёл. Брежнев всё же закурил и, глядя на папку, тихо произнёс.

— Значит, решили все вместе, о Сталине ни кому не слова. По остальным материалам соберёмся через неделю. Всем компартиям капиталистических стран пока помощь прекратить. Разберёмся сначала, куда наши деньги уходят. Все свободны, товарищи.

Глава 38

Сын, я нашла у тебя в карманах зажигалку. Как ты можешь это объяснить?

— Это не моя!

— Точно?

— Да! Я просто попросил прикурить, и она осталась у меня.

Полно вопрос к французскому другу накопилось, но как не позвонят туда, всё «Пардоны», да ещё «пас». Так и пасуют уже неделю. Голов поназабивали.

И вот свершилось. Объявился блудный сын.

— Петья, ти писаешь? Мнье нюжен продолжений «Раганосцы». Прям счас! — что там опять случилось.

— Почти не писаю. Времени нет. А что случилось-то?

— О, я женьюсь!

— Поздравляю! И как это связано? — хрень какая-то.

— Я женьюсь на Мишель! Она рьядом. Целуит тебья. Хочет продольжьений Раганосиц. Хочет фильм сниматься. Я заказьял сценарьий. Дам деньег на фильм. Она разводитьсья с млядьишним режиссёррьим Андре Смагги. Ми будем женьиться, — вот представишь себе брутала барона Марселя Бика и слушаешь голос — три разных человека. Почему три, а не два? Да, между ними ещё один человек влезет.

— Что с лентой про Лиссабон? — надо съехать на деловые рельсы.

— О, всё карашо, писать сценарий. Два неделя.

— Слушай внимательно Марсель. Нужно кое-то добавить.

— Вся вниманья.

— Автографы Мишель раздаёт ручкой «Бик» и чтобы было видно.

— Тr`es bien. Карашо. Поньятно. Реклама. Приньято.

— Ты когда играешь бандита и Бельмондо, когда играет полицейского, прикуривает от зажигалки Бик.

— Опьять поньять, — ржёт.

— И когда Мишель Мерсье бегает в трусах, то на попе у неё написано «БИК».