Колхозное строительство. Дилогия
Шрифт:
– Пётр Миронович, к вам и не пробиться, – вот на этот раз министр.
– Александр Михайлович, вы не переживайте. Конечно же, мы возьмём мальчика. Как его зовут?
– Тёзка ваш. Почти полный. Пётр Митрофанович, – чуть улыбнулся.
– Возьмём тёзку. Он один будет?
– А мать?
– Она тоже больна?
– Тоже, от неё и заразился.
Час от часу!
– Женщина в каком состоянии? – вот вляпался, так вляпался.
– В среднем, – губы поджал.
– Она вам дочь или невестка?
– А это имеет значение?
– Я просто хотел спросить, а остальных
– Нет, недавно все проверялись. Это невестка.
– Хорошо. Пусть приезжают. Разместим обоих в детском тубдиспансере. Там сейчас немного свободнее стало, – и правда ведь, за последние три с небольшим месяца выздоровело десять детей, а прибавилось только трое, да и те из Карпинска и Волчанска.
– Чайку…
– Подождите, Александр Михайлович. У меня к вам три просьбы. Даже, вернее, предложения. Вам два точно понравятся. Да и третье интересное.
– Предложения? Кого-то устроить нужно в министерство? – конечно же, "Балъшой началник".
– Нет. Это не на минуту разговор. К тому же, нужно показывать картинки.
– Что машину спроектировали? Фурцева говорила, что вы инопланетянин, – улыбнулся, оттаивая, но глаза не весёлые.
– И машину тоже. Где мы сможем спокойно поговорить?
– Надолго в Москве? – протёр лысину платочком министр.
– Дня на три-четыре. Как пойдёт.
– В понедельник в восемь утра в министерстве. На вас будет выписан пропуск. Кто-то нужен кроме меня, – есть ведь деловые люди.
– Нужен человек, который занимается кузовами "Волг".
– Две сороки! Будут вам сороки, – теперь улыбнулся по-настоящему.
– Сороки?
– Юрий Наумович Сорочкин – это заместитель главного конструктора завода по кузовам. Виктор Петрович Сорокин – заместитель начальника экспериментального учебного цеха автозавода. Они на ГАЗе главные спецы по кузовам. Их там "двумя сороками" зовут. Сегодня же вызову. К понедельнику прибудут. Не придётся хоть краснеть? – опять насупился товарищ.
– Придётся. По противоположной причине.
– Заинтересовали. Сегодня суббота. В понедельник. Знаете, где находится наш дом терпимости?
– Дом терпимости?
– Здание имеет множество входов и выходов с разных сторон, в нем полно переходов, лабиринтов и тупиков. До революции это был доходный дом Алексея Хомякова. Ходят слухи, что в годы НЭПа в нем размещался дом терпимости, Благодаря множеству лабиринтов, тупиков, выходов его посетителям удавалось избегать нежелательных встреч.
– Не слышал. Интересно.
– Дом стоит на пересечении Кузнецкого моста и Петровки. Красивое здание, найдёте. Ну, не буду больше задерживать, вон за вами уже очередь выстроилась, – снова протёр лысину платочком, и крепко сжав руку, отошёл.
– Пётр Миронович! – вот и Фурцева.
– Добрый день, Екатерина Алексеевна, – чуть снова не поклонился. Здесь бы выглядело не смешно.
– Пётр Миронович, не знаю плохо это, или хорошо, но Михаил Андреевич и Леонид Ильич хотят познакомиться с Машей… вашей, – и радостно щерится, вспомнила про рифму.
– И где они?
– Сейчас пошли
в малый зал. Там отдельный стол для руководителей.– Я про Машу и Таню.
– А я откуда знаю. Шучу, не пугайтесь. Твой человек их у входа в Кремль встретил и проводил в гостиницу, потом моему заместителю отзвонился, а он мне передал, – змея, Пётр аж взмок. Потерять этих пигалиц в Кремле.
– Уже послали?
– Конечно, – снисходительно улыбнулась Фурцева.
– Позвоните в номер. Пусть посланец возьмёт серый чемодан. Без песен ведь не обойдётся.
– Уже чемоданами песни возишь? – чуть пьяненькая Екатерина Великая прыснула.
– Приходится с вами, – лучший экспромт всегда получается после долгих репетиций. Вот и проверим эту поговорку.
– Как привезут, я тебя заберу. Веселись пока. Много не пей, – и ломанулась за Хренниковым.
Ну, осталось пообщаться с Абрамом Моисеевичем Ляссом. Заведующий лабораторией ЦНИИТМ. Как это расшифровывается? ЦНИ понятно – Центральный научно исследовательский. ИТМ – институт тяжелого машиностроения? Или точного. Военный, значит. Из Подольска.
– Абрам Моисеевич, можно вас украсть у дамы на пару минут, – зав. лаб. высокий почти лысый мужчина с остатками волос только в районе висков подливал вина крашеной шатенке, не очень и молодой и совсем не привлекательной.
– Вы ведь композитор? – орлом вылетел лауреат из-за стола.
– Поэт. Это к делу не относится. Я Первый секретарь горкома партии в городе Краснотурьинске. У нас там есть Богословский Алюминиевый завод.
– Знаю, даже знаком был с Рюминым, – покивал Моисеевич.
– Замечательно. Там есть литейка чёрная. Не большая. Насосное хозяйство и бронировка мельниц, ну, и по мелочи ещё всякой всячины льют. Тонн триста в месяц. Разговор о насосном хозяйстве. Нельзя ли ваши смеси там внедрить в этом году. У вас формальдегидные смолы? – Пётр отводил за руку товарища подальше от начинающего становиться шумным стола.
– Что, простите? Нет, у нас не пластмассы. У нас смеси на основе жидкого стекла.
Опять Штирлиц был на грани провала. Эдакое старьё. Даже не вчерашний, а позавчерашний день. И за это Ленинскую премию. Бред! Хотя ведь и живём в этом самом позавчерашнем дне. Как теперь выкручиваться. Ну, нет. Пойдём напролом.
– Абрам Моисеевич, а если к песку добавить не жидкое стекло, а эти самые смолы? Не пробовали? Я ещё дня четыре буду в Москве. Нужно встретиться, поговорить. Ещё такая идея есть. Берёте форму, накрываете слегка нагретой полиэтиленовой плёнкой. Потом ставите опоку. Герметичную. С патрубком. Засыпаете сухой песок и снова плёнку. Потом включаете небольшой вакуумный насос. Песок твердеет. Переворачиваете, не отсоединяя от вакуума. Устанавливаете стержни. И также со второй опокой. При этом вакуум не отключаете. Заливаете. Отключаете вакуум. Песок весь сам высыпается. Не нужна никакая регенерация. Только просеять. Чтобы плёнка не прилипла к отливке нужно из пульверизатора обрызгать её антипригарной краской. Лучше на основе спиртов. Быстрее высохнет. Метод резко увеличивает качество литья. Вот я вам на две Ленинских премии материала подкинул. Так, когда встречаемся?