Коллекционер душ 1

Парфенов поднимается на ноги и тут же отбегает от меня. Неужели инстинкт самосохранения включился?

Он засовывает руки в штаны и достает оттуда пакет. В этот же момент иллюзия в руках Антропова исчезает. Проклятье!

— Ну все, Ракицкий! — обозленный Кипяток достает волосы Машки, и тут же подносит к свече.

Они вспыхивают в огне. Сгорают очень быстро. За считанные секунды.

Боль в промежности постепенно утихает. Я стою и, как будто, жду того, что произойдет. Но ничего не происходит. Вернее, самое страшное должно случиться сейчас где-то в другом месте.

— Что вы сделали? — недоумевая спрашиваю я.

Кипяток в ответ только скалится. Антропов стоит без эмоций. Вернее, с ненавистью в глазах.

Аристократы вот-вот на меня нападут. Не отпустят просто так. Постараются выместить всю накопившуюся злобу. Только вот мне бежать надо. Машку спасать.

Кипяток медленно поднимает с земли небольшой камень. Взвешивает его в руке, а затем неистово орет и бежит на меня.

Ну ничему не учится. Атаковать так агрессивно и необдуманно ни к чему хорошему не приводит.

Я подгибаю колени, нагибаюсь сам и делаю несколько шагов в его сторону. На встречном движении подсаживаю тело Кипятка и перебрасываю его тушу через себя. Он падает на спину и начинает стонать. Перевожу глаза на Антропова.

Второй аристократ все-таки трус. Он не нападает. Стоит и смотрит испуганными глазами.

Я использую этот момент, чтобы смыться подальше. Быть как можно скорее дома, сейчас гораздо важнее, чем вымещать свою собственную злость. Даже не зная на что.

Когда я убегал из гаражей, Кипяток продолжал валяться на спине и стонать. А Антропов преследовать меня и не собирался.

Очень скоро я вновь был на холме. Там, где оставил все свои вещи и попугая. Я наклонился, сорвал с земли подорожник и приложил к кровоточащей ране. Во взрослой жизни, и с интернетом под рукой двадцать четыре на семь, я так и не догадался загуглить — миф это про его лечебные свойства, или чудо-растение действительно лечит от всех ран. Но сейчас выбора у меня нет. Остается только верить.

Вообще от, так называемых, гаражей до моего дома было минут двадцать ходьбы. Я же оказался у собственной двери уже через десять. Не стал даже искать в портфеле ключи, а принялся колотиться так, что соседи могли подумать, что из запоя вернулся отчим.

Слышу движение за дверью. Кто-то смотрит в глазок. Затем дверь открывается.

— Привет, сынок, — мать стоит на пороге. — Что с тобой?

Я врываюсь внутрь, отталкивая ее с дороги.

— Машка дома? — запыхавшись выдыхаю я.

— Что с твоей рукой, Костя?

— Машка дома или нет?! — я не могу никак угомониться.

— Дома я, дома, — сестра с намыленной средством тарелкой выглядывает с кухни.

— Все нормально? — спрашиваю я, одной рукой скидывая с себя вещи. Вторая уже нещадно болит.

— Как обычно, — пожимает плечами сестра, кладет тарелку на стол и выходит ко мне. — Что с тобой? Только не говори, что ты опять подрался?

Кажется, я до сих пор смотрю дикими глазами на женщин своей семьи. До сих пор не верю, что все живы и здоровы.

И что Кипяток в таком случае сделал? Чего мне нужно ожидать в любой момент?

Может быть магия просто не сработала? В конце концов…почему я воспринимаю обычных пятиклассников за полноценных взрослых людей? А магию крови за вид простейших заклинаний. Да. Скорее всего у подонков просто ничего не получилось. Опасаться нечего. Или я просто пытаюсь себя успокоить?

— Споткнулся и упал, — спустя долгое время отвечаю я на вопрос Машки. Мать с сестрой переглянулись, но допытываться не стали. — Я ненадолго. Сегодня снова ночую у Жендоса.

Я снял с себя пуховик и посмотрел на это грязно-окровавленное зрелище. Сомнений в том, что я подрался быть не может. Но домашние не акцентируют на этом своего внимания. И на том спасибо.

— У Жендоса говоришь? — переспросила Машка и как-то странно посмотрела на мать.

Та залезла в мой портфель и достала оттуда окровавленный свитер. Эта картина повергла их, мягко говоря, в шок. Тогда мать вывернула мой рюкзак.

На старый линолеум и всеобщее обозрение из него вывалилось двенадцать императорских фишек, пейджер Аввакума Ионовича, визитка аристократа, завалявшийся снимок моей обнаженной сестры, учебники, тетради, тамагочи и корм для попугая. Ладно хоть про деньги в носке не знают. Но тут достаточно посмотреть на клетку с попугаем, чтобы понять, что наличные у меня были. И куда я их потратил.

— Согласен, — проговорил я. — Специфический набор.

В купе с моим покалеченным видом, двойкой за поведение в школе и новым более твердым характером все это выглядело довольно странно. Можно было подумать, что я связался с плохой компанией и начал приворовывать. Или приторговывать. Это как минимум.

— Твой Жендос звонил только что, — сказала Машка. — Сказал, что не разговаривал с тобой со среды. А когда я спросила с кем и где ты мог быть вчера во время комендантского часа, он начал путаться в показаниях и врать уже о том, что ты был у него.

Теперь к этому всему еще и приплелось вранье Жендоса…

— Все! — мать подняла мои ключи из разбросанного по полу хлама. — Ты никуда не пойдешь. Все выходные будешь сидеть дома! — проворчала она, всунула ключ в дверь и два раза провернула его, тем самым ограничив мою свободу.

Хреново. Будь я и в самом деле ребенком, то наверняка бы набросился сейчас на эту дверь и закатил бы истерику. Но сейчас во всей этой ситуации меня смущает только одно — души, которые пытаются прорваться ко мне во время каждого комендантского часа. Если они придут за мной и сегодня, то и мать с сестрой будут в опасности.

Но своих родственников я знаю. При всех их минусах, если они твердо решили заняться моим воспитанием, то на пару дней их точно хватит. А значит без скандала, да и вообще ни при каких условиях сегодня и, возможно, даже завтра, я из дома выйти не смогу. И что делать?

— Нужно поговорить, Костя, — сказала матушка. — Но сначала дай мне посмотреть твою рану.

Я согласился и отпустил ситуацию. Главное, что все живы и здоровы.

До девяти часов вечера я смотрел на часы каждую минуту, чтобы не проворонить момент, когда нужно будет закрыть ставни. Как будто будильник был выключен. Но с внутренней тревогой ничего я поделать не мог. Так мне было спокойнее.

Зато мать позволила мне сходить в душ, обработала мне рану и наложила повязку. В больницу не поехали. И не успевали, и…я заверил родных, что само заживет.